Еще многие разделят судьбу француза, если мир не прислушается к нам. Свободу Африке! Аллах велик!»
Картинка задрожала, как бывает, когда человек напрягается немного, чтобы выключить видеокамеру. Ее место занял черный квадрат. Халениус закрыл Интернет.
– Обращение и на сей раз длится тридцать восемь секунд, – сказал он.
– Это играет какую-то роль? – спросила Анника.
– Не знаю, – пожал плечами Халениус.
Потом они молча сидели рядом и смотрели на темный экран.
– Итак, что это означает? – спросила Анника.
– Определенные выводы можно сделать, – сказал статс-секретарь. – Данная группа берет на себя убийство француза, это ясно. Причину труднее понять. Чем он им не угодил?
– Он занимался вопросами «Фронтекса» в ЕС?
Халениус покачал головой:
– Нет, абсолютный новичок в данной связи, конференция в Найроби была его первым вкладом по данной части. Лично он также не демонстрировал никаких расистских или экстремистских воззрений. Его жена вообще родилась в Алжире.
Анника наклонилась вперед к компьютеру.
– Прокрути ролик снова, – попросила она.
Халениус неправильно кликнул несколько раз, но в конце концов запустил видео. Анника смотрела на глаза неизвестного мужчины, пока тот говорил. Он косился влево неоднократно, как бы обращаясь за помощью к письменному тексту.
– Он образован, – сказала Анника. – По крайней мере, умеет читать.
Картинка дернулась и пропала.
– Их минимум двое, – продолжила она. – Во-первых, этот в тюрбане, и, во-вторых, кто-то другой, который стоит сзади или около камеры и выключает ее. Разве нельзя проверить интернет-фирму, чей сервер они используют?
– Юридическая ситуация непонятная, – пояснил Халениус. – Интернет-провайдеры не могут открывать информацию о своих пользователях без особой причины. В данном случае, конечно, речь идет о преступлении, но запрос о выдаче данных должен исходить от властных структур, а такие вряд ли есть в Сомали…
– А разве подобное обычно волнует американцев или англичан? – спросила Анника.
Халениус кивнул:
– Все правильно. В начале двухтысячных янки вбили себе в голову, что бен Ладен использовал сомалийские серверы для денежных трансакций, и тогда они просто-напросто прикрыли интернет-трафик по всей стране. Так продолжалось в течение многих месяцев.
Анника прикусила губу.
– Он говорит о «собаках» и «консенсусе». По-настоящему высокопарный слог, не так ли? Символично, пожалуй? Грехи француза, наверное, символизируют нечто иное? Грехи Франции или всей Европы?
– Есть другой и более серьезный аспект в его послании, – сказал Халениус.
Анника бросила взгляд в окно, ну да, она уже все поняла.
– Он угрожает убить остальных заложников, если его требования не выполнят.
Халениус кивнул.
Анника поднялась.
– Пойду и переключу мобильные на беззвучный режим.
Ее рабочий мобильник ожил уже четыре минуты спустя. Она не стала трогать его, и разговор переключился на автоответчик. Звонили из Телеграммного газетного бюро и хотели получить ее комментарий относительно последних событий в драме с заложниками в Восточной Африке.
Не дожидаясь, пока другие средства массовой информации начнут охоту на нее, Анника оставила телефоны в прихожей, а сама закрылась в детской комнате со своим компьютером. Ей требовалось написать самую высокооплачиваемую статью в ее жизни в качестве вольного художника: «Что ты чувствуешь, когда твоего мужа похитили». И относительно необходимости быть политически корректной у нее и мысли не возникало.
И относительно необходимости быть политически корректной у нее и мысли не возникало. Она решила писать честно и подробно, строго придерживаться фактов, но такими дозами и в таком формате, какой сама для себя определила. И в настоящем времени, пусть данный прием считался совершенно неприемлемым для таблоидной журналистики, но в ее формате это вполне могло сработать, да и в любом случае чтобы пойти наперекор общепринятым нормам. Анника не собиралась загонять себя ни в какие рамки, просто исходила из принципа «пусть слова льются рекой», ведь никто не знал, будут ли ее текст когда-либо читать, и если да, то кто, и у нее не было необходимости фокусироваться на чем-то конкретном сейчас, она всего лишь изливала на бумагу то, что накопилось у нее на душе с четверга, разделяла весь этот временной отрезок на дни и часы, а порой даже на минуты.
Она писала много часов, пока не проголодалась.
Тогда поставила видеокамеру на треногу, направила ее на кровать Эллен, включила
Она заметила, что плачет, пусть сама не знала, как это произошло, зажмурилась, не отворачиваясь от объектива, и дала волю слезам.
– Я только сейчас узнала, что заложников казнят, если требования похитителей не будут выполнены, – прошептала она.
Потом какое-то время сидела молча, при этом запись продолжалась, после чего вытерла слезы тыльной стороной руки. Тушь потекла и жгла глаза.
– А требования сводятся к тому, чтобы открыть Европу для третьего мира, – продолжила она в сторону линзы, – нам предложено отказаться от наших привилегий, сделать что-то в отношении несправедливостей на земле. Похитители выдвигают неприемлемые условия. Это все понимают. Европейские правительства не изменят свою политику из-за того, что нескольких чиновников низкого ранга угрожают казнить.
У нее заложило нос, она дышала ртом.
– Пожалуй, пришла наша очередь платить, – сказала она в направлении окна. – Тех в этом старом свободном мире, кто находится по правильную сторону стены. Почему мы должны получать все бесплатно?
Анника посмотрела в сторону объектива, запутавшаяся в собственных мыслях. Вряд ли ведь Шюман ожидал от нее чего-то подобного. Впрочем, она не получила никаких инструкций относительно своего поведения. Значит, ей требовалось полагаться исключительно на себя, не так ли?
Она поднялась с кровати и выключила камеру, возможно, после того, как картинка дернулась, точно как в фильме с мужчиной в тюрбане.
В прихожей зазвонил дверной звонок.
Анника посмотрела на свои наручные часы: ничего странного, что ее уже мучил голод.
Халениус приоткрыл дверь в детскую комнату.
– Ты ждешь посетителей?
Анника рукой смахнула волосы со лба.
– Полдевятого в субботу вечером? На мою дискотеку для взрослых? Пришел какой-то фильм?
– Нет. Я пойду и спрячусь, – сказал Халениус и исчез в спальне.
Анника сделала глубокий вдох. Методом исключений она пришла к выводу, что на лестничной площадке стоял кто-то из «Конкурента». У них хватало времени приготовить текст о том, что заложников в Восточной Африке начали убивать, и сейчас им требовалась только фотография пребывавшей в отчаянии жены похищенного шведа.