Давид надеялся, что родится мальчик. За время дежурства он звонил трижды, чтобы узнать, где мы находимся. Мне показалось, что он старался контролировать каждый ее шаг.
Нина холодно посмотрела на Аннику.
— Как ты ухитрилась все это запомнить?
— Давид уже тогда был телевизионной знаменитостью. Кроме того, у меня самой аллергия на контроль. Каким на самом деле был их брак?
Нина скрестила руки на груди.
— Тебе не кажется, что это сугубо личный вопрос?
— Мужей не убивают без веских на то причин.
Принесли пиццу, и они молча принялись за еду.
Съев половину пиццы, Анника отложила нож и вилку.
— Съесть целую «Кальцоне» — все равно что положить камень в желудок.
Нина продолжала есть, не подняв головы.
«Кажется, разговора не получится».
— Что у тебя нового? — спросила Анника. — Ты работаешь все там же, в отделе «Катарина»?
Нина покачала головой и вытерла губы салфеткой.
— Нет, — ответила она, бросив на Аннику быстрый взгляд. — Я получила повышение, теперь работаю инспектором.
Анника принялась изучать Нину Хофман. Та была умна и играла по правилам.
«Придется призвать на помощь все мои педагогические способности».
— Писать о таких личных трагедиях — очень щекотливая задача, — сказала Анника. — Публичный интерес к ним огромен, но нам, газетчикам, приходится считаться со всеми заинтересованными сторонами. Давид был одним из самых известных в Швеции полицейских офицеров. Не знаю, видела ли ты вчерашнюю пресс-конференцию, на которой было объявлено об исчезновении Александра, но руководитель Национального управления криминальной полиции сказал, что убийство Давида — это покушение на общество в целом, на наши демократические принципы.
Выражение лица Нины изменилось.
— Это преступление задело комиссара лично. Раньше я никогда не видела его таким взволнованным. Если я правильно поняла, его реакцию разделяет большинство шведских полицейских. Вся шведская полиция близко к сердцу приняла убийство Давида Линдхольма. Это еще больше осложняет нашу работу.
Нина отложила нож и вилку и подалась вперед.
— Что ты имеешь в виду?
Отвечая, Анника старалась тщательно подбирать слова.
— Мы всегда балансируем на тонком канате над пропастью, когда пишем о текущих расследованиях, — медленно проговорила она. — Мы хотим опубликовать как можно больше информации для наших читателей, но в то же время должны учитывать особенности работы полиции. У полиции тот же конфликт интересов, но противоположный. Вы хотите эффективно работать, причем так, чтобы вам никто не мешал, но в то же время понимаете, что немногого достигнете, если не будете общаться с публикой, а делать это можно только через средства массовой информации. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Нина Хофман смотрела на Аннику тяжелым взглядом.
— Если честно, то нет, не понимаю.
Анника отставила в сторону тарелку.
— Нам нужно знать, что это за убийство, и поэтому требуется открытый диалог о том, что мы можем и должны публиковать. Это требует честности и доверия от обеих сторон. Если мы сумеем это сделать, то добьемся успеха — и вы, и мы.
Нина несколько раз моргнула.
— Мы всегда знаем больше, чем публикуем, — продолжала Анника. — Тебе это прекрасно известно. Я была с вами, когда ты и Юлия пошли в квартиру, где мог орудовать убийца с топором, но я не написала об этом ни строчки в следующем выпуске газеты. Также я показала тебе статью, в которой речь шла только и исключительно о тебе. Так я работаю, и именно это я имею в виду, когда говорю о нашей обоюдной ответственности…
Анника в тот раз действительно не написала ни слова об убийстве, так как обещала Нине этого не делать.
Правда, она передала все детали Шёландеру, который живописал преступление на первой полосе.
— Так что ты хочешь знать о Юлии? — спросила Нина.
— Это сделала она?
— Расследование только началось, — уклончиво ответила Нина.
— Есть другие подозреваемые?
Нина молчала.
— Ты, должно быть, попала в странную ситуацию, — предположила Анника. — В странную с профессиональной точки зрения. Я понимаю, что ты не можешь участвовать в расследовании, но в то же время…
— Я вынуждена участвовать в нем, хочу этого или нет, — перебила Аннику Нина Хофман. — Я приняла этот вызов, мой коллега и я были первыми полицейскими, прибывшими на место преступления.
Анника вздрогнула.
— Наверное, тебе было очень тяжело, — предположила она, — сохранить объективность.
За соседним столиком вдруг расхохоталась какая-то парочка. Другая встала из-за стола, гремя стульями. Анника передвинула по столу нож.
— Объективность?
Анника дождалась, когда веселая парочка вышла из пиццерии.
— Не поддаться собственному мнению о виновности и невиновности.
— Давида убили во сне, — сказала Нина. — Мы нашли в кровати пистолет. Уже есть доказательства, что он и стал орудием убийства.
— На нем были отпечатки пальцев? Вы быстро сработали.
— Все еще проще. Это был табельный пистолет Юлии.
Анника едва удержала возглас изумления.
— Откуда это известно? Ведь все эти пистолеты похожи как две капли воды.
— У большинства полицейских пистолеты «Зауэр-225». Но у каждого пистолета есть номер, который записан за определенным полицейским.
— Я могу это опубликовать?
— Естественно, нет.
За столом повисло неловкое молчание. Вокруг вставали и уходили люди.
— Что думает полиция об Александре? Жив ли он? — спросила Анника, когда затянувшееся молчание стало действовать ей на нервы. — Не пора ли обратиться к людям, чтобы они помогли в поисках мальчика?
Нина Хофман несколько долгих секунд мрачно смотрела на Аннику.
— Мы не знаем, жив ли Александр, — ответила она наконец. — Пока мы считаем, что жив. Но очень важно, чтобы публика не теряла бдительности.
— Если он мертв, то что, по-вашему, могло с ним случиться?
— Он целую неделю не был в детском саду. Юлия позвонила туда и сказала, что мальчик болен. Последним, кто видел мальчика, был сосед Линдхольмов снизу, Эрландссон. Он видел в глазок, как Юлия спускалась по лестнице с Александром. Это было утром во вторник. У них была с собой цветастая матерчатая сумка.
— Но об этом я тоже не могу писать?
Некоторое время обе женщины сидели молча. Официантка унесла тарелки. Они не стали пить кофе и попросили счет.
— Кстати, — сказала Анника, расплатившись деньгами Берит, уже собравшейся уходить Нине. — Почему этим не занимается национальная криминальная полиция? Разве не она расследует все преступления, совершенные сотрудниками полиции?
— Юлия уволилась из полиции две недели назад, — ответила Нина, вставая.
Она была на голову выше Анники.
— Уволилась? — переспросила Анника. — Почему?
Нина молча посмотрела на Аннику.
— Если хочешь, я могу зайти с тобой в банк. Надо, чтобы кто-нибудь подтвердил твою личность.
Анника от неожиданности остановилась, изумленно приоткрыв рот.
— Ты это сделаешь? Это было бы просто здорово.
Они вышли из пиццерии и молча направились к банку по Ётгатан.