– Рассказывай.
– Что… что вы хотите знать?
– Все. Для начала.
– Твои документы.
Маврикиец ощупал куртку и вытащил бумажник. Касдан выхватил его у него из рук. Фотографии островов, Гетца и смазливых парней. Презервативы. Армянин подавил тошноту. Он боролся с душившими его отвращением и бешенством, готовыми вырваться наружу.
Наконец он нашел вид на жительство и паспорт. Касдан сунул их в карман, а остальное швырнул мальчишке в лицо.
– Конфисковано.
– Но…
– Заткнись. Когда вы познакомились?
– В две тысячи четвертом. Мы посмотрели друг на друга. И… Ну, в общем, мы друг друга поняли.
Он говорил гнусаво, с каким‑то тягучим акцентом, полуиндийским, полукреольским.
– Давно в Париже?
– С две тысячи третьего.
– Жил у Гетца?
– Я ночевал у него три раза в неделю. Но мы созванивались каждый день.
– Другие мужчины у тебя есть?
– Нет.
– Лучше не заливай.
Гомик томно изогнулся. Все в нем дышало женственностью. У Касдана сдавали нервы. Настоящая аллергия на голубых.
– Ну да, я встречаюсь и с другими.
– Они тебе платят?
Экзотическая птица промолчала. Касдан посветил ему лампой прямо в лицо. Темная кошачья мордочка с выступающими челюстями. Короткий нос с круглыми маленькими ноздрями, расположенными очень близко к спинке носа, словно дырки от пирсинга. Чувственные губы, более светлые, чем кожа. И светлые глаза, такие заметные на медном лице, под припухлыми, как у боксера, веками. Для любителей этот золотистый паренек – просто лакомый кусочек.
– Ну да, они подкидывают мне деньжат.
– И Гетц тоже?
– И он.
– Почему ты именно сегодня пришел за своими вещами?
– Я… – Он снова откашлялся, потом сплюнул. – Неприятности мне ни к чему.
– Какие неприятности?
Насер поднял на него полные истомы глаза. От слез они блестели еще ярче.
– Я знаю про Вилли. Он умер. Его убили.
– Откуда ты узнал?
– Вечером у нас было назначено свидание. В кафе на улице Вьей‑дю‑Тампль. Он не пришел. Я беспокоился. Позвонил в церковь Иоанна Крестителя. Поговорил с кюре.
– Иоанн Креститель – армянская церковь. У нас не кюре, а батюшки.
– Короче, я с ним поговорил. И он мне сказал.
– Откуда у тебя телефон?
– Вилли составил расписание. Время, адрес и телефоны. Церквей и семей, в которых он давал уроки. Так я всегда знал, где он.
На губах у него появилась улыбочка. Сладенькая. Липкая. Мерзкая.
– Я вообще‑то ревнивый.
– Давай сюда расписание.
Насер безропотно снял рюкзак и открыл передний карман. Из него он достал сложенный листок. Касдан схватил его и пробежал глазами. О таком улове он и не мечтал. Названия и адреса приходов, где работал Гетц. Координаты каждой семьи, в которой он давал уроки фортепиано. Чтобы собрать только эти сведения, Верну понадобится не меньше двух дней. Он убрал список в карман и снова обратился к индийцу:
– Не похоже, чтобы ты был потрясен.
– Я потрясен, но не удивлен. Вилли грозила опасность. Он говорил мне, что с ним может что‑то случиться.
Заинтересовавшись, Касдан наклонился к нему:
– Он сказал тебе почему?
– Из‑за того, что он видел.
– А что он видел?
– В Чили, в семидесятых.
Значит, все‑таки политика?
– О'кей, – произнес Касдан. – А теперь не будем спешить. Ты подробно расскажешь мне, что именно говорил тебе Гетц.
– А он никогда и не говорил. Я только знаю, что в семьдесят третьем Вилли бросили в тюрьму. Допрашивали. Пытали. Он перенес жуткие страдания. А теперь, когда ситуация поменялась, решил дать показания.
– Какая еще ситуация?
Насер снова улыбнулся. Но теперь это была презрительная усмешка. Чтобы не ударить его, Касдан засунул кулаки подальше в карманы.
– Вы разве не знаете, что тогдашних палачей сейчас преследуют? В Чили? В Испании? В Великобритании? Во Франции?
– Да, что‑то такое слышал.
– Вилли собирался дать показания против этих негодяев. Но чувствовал, что за ним следят.
– Он обращался к судье?
– Вилли об этом не рассказывал. Говорил: меньше знаешь – крепче спишь.
История не внушала Касдану доверия. Он не понимал, с какой стати органисту чувствовать себя в опасности из‑за событий тридцатипятилетней давности, тем более что большинство процессов так и не состоялось, потому что обвиняемые, в том числе Аугусто Пиночет, умерли естественной смертью до окончания суда.
– Он называл имена?
– Говорю вам, ничего он мне не рассказывал. Но он боялся.
– Выходит, эти люди знали, что он намерен заговорить?
– Да.
– И ты понятия не имеешь, что за тайну он скрывал?
– Слышал краем уха про операцию «Кондор».
– Что‑что?
– То, что вы совсем тупой.
Касдан занес руку. Индиец втянул голову в плечи. Рядом с громоздким армянином он выглядел крошечным.
– Вы признаете только насилие, – упрямо пробормотал Насер. – Вилли боролся против таких, как вы.
– Что это за операция «Кондор»?
Маврикиец набрал воздуху:
– В середине семидесятых диктатуры Латинской Америки решили объединиться, чтобы уничтожить всех своих противников. Бразилия, Чили, Аргентина, Боливия, Парагвай и Уругвай создали что‑то вроде международной милиции, которая должна была выслеживать левых эмигрантов. Они собирались искать их повсюду – не только в Латинской Америке, но и в США и в Европе. Планировали похищения, пытки и убийства.
Касдан слышал об этом впервые. Насер подлил масла в огонь, добавив:
– Это же всем известно. Элементарно.
– Откуда Гетц прознал про операцию?
– Наверное, что‑то слышал в тюрьме. Или просто мог опознать своих палачей. Исполнителей операции «Кондор». Не знаю…
– Когда он собирался дать показания?
– Без понятия. Но он нанял адвоката.
– Фамилия?
– Не знаю.
Касдан подумал, что надо будет посмотреть телефонные распечатки Гетца, – разве что старый гомосек проявил осторожность и пользовался телефонной будкой. Он представил себе его безумный образ жизни – в вечном страхе перед любой тенью. И тут же вспомнил, что дверь его квартиры не была закрыта на ключ. Не сразу сообразил, что ее открыл индиец.
– У тебя были ключи от квартиры Гетца?
– Да, Вилли мне доверял.
– Почему ты пришел за вещами?
– Не хочу оказаться замешанным в этом деле. Для полиции я всегда виноват. Я иностранец.