Купила книжку с краткими биографиями знаменитых математиков и побывала на могилах некоторых из них — Блеза Паскаля в парижской церкви Сент-Этьен-дю-Монт, Карла Гаусса в Геттингене, Лейбница в Ганновере, Христиана Доплера на кладбище Сан-Мишель в Венеции. Сестра их боготворила, мое турне по кладбищам было данью ее памяти. Сама не знаю почему, но после этого я словно немного приблизилась к ней.
Вернувшись домой, я снова взялась за временную работу, переходя из конторы в контору, без радости, без цели. Часто задумывалась — чем бы занималась Лила, будь она жива? Уж наверняка не такой ерундой. Жизнь ее имела бы смысл и цель и достигла бы значительных высот. Я же и через десять лет после ее смерти не могла отделаться от мысли, что влачу существование мнимого числа.
А потом, уже почти потеряв надежду отыскать себе дело по душе, я открыла свое призвание — кофе. Откровение снизошло на меня случайно, можно сказать, просто повезло. Лила, к слову, в такие вещи никогда не верила. Однажды, когда я шумно ликовала по поводу ее удачи (в школьной лотерее она выиграла плеер), Лила заметила: «То, что мы называем удачей, на самом деле результат проявления естественных законов, теория вероятностей».
Кофейный дегустатор — капер, — как сомелье или парфюмер, должен обладать безупречным нюхом. Мне мой достался по наследству от мамы, заядлой садовницы, которая устраивала свои клумбы не по цвету, а по запаху растений. Еще девчонкой я бродила по маминому саду, и меня завораживали его ароматы — пьянящая сладковатость жасмина плавилась в терпкости лимонных деревьев, а мускусный запах глицинии только крепчал от смолистого духа шалфея. Я обожала прохладную свежесть мяты по соседству с мульчей из кедровой коры, грубоватость роз в соединении с изысканностью лаванды. Однажды (я тогда еще училась в начальной школе) мама одобрительно заметила, что у меня природный нюх. Я была на седьмом небе и потом долгие годы помнила ее слова. Мама охотно нас нахваливала и была бы счастлива, если б я почаще предоставляла ей такую возможность. Лилу, необыкновенно одаренную, хвалить было легче легкого, а вот чтобы найти повод похвалить меня, маме приходилось изрядно поломать голову.
Много лет миновало, а я все помню свою первую чашку кофе, выпитую с папой втихаря одним воскресным утром, пока мама и Лила не вернулись из церкви. Мне было восемь лет, и я сидела дома, потому как обожглась соком ядовитого сумаха во время семейной вылазки на природу.
Мне всегда нравился запах кофе, по утрам наполнявший дом. Но в тот день я обнаружила на кухне нечто новенькое — маленький деревянный ящичек с приделанной к крышке металлической чашкой и ручкой сбоку. На дне чашки темнели несколько зернышек. Папа сидел за столом, уткнувшись в газету.
— Что это? — спросила я.
— Кофемолка.
— А откуда она взялась?
— Мы с мамой купили в Венеции.
— А что такое «Венеция»?
— Такой город в Италии. Мы туда ездили на наш медовый месяц.
— А почему я раньше ее не видела?
— Я ее раскопал, когда прибирался в гараже. Хочешь покрутить?
Я крутила ручку, зубчики на дне чашки потихоньку перемалывали зернышки в порошок, и от него шел густой, приятный аромат. Я крутила, пока все зерна не исчезли. Тогда я вытянула маленький ящичек, куда ссыпался молотый кофе, поднесла его к носу и понюхала. Это было чудесно!
— Хочу попробовать.
Папа усмехнулся:
— А не рановато тебе?
Много лет спустя я устроилась на временную конторскую работу в кофейную компанию «Золотые Ворота» в Южном Сан-Франциско. Когда ее хозяин, Майк Стекополус, предложил мне место своего помощника, я согласилась не задумываясь: только в этой конторе я почувствовала — здесь я на своем месте. Годом позже Майк в первый раз взял меня с собой в командировку.
Годом позже Майк в первый раз взял меня с собой в командировку. Мне исполнился тридцать один, я упорно пыталась обрести нечто, чему не могла подобрать точного определения. Может, ощущение покоя и благоденствия, которое не посещало меня со дня смерти Лилы. Бок о бок с представителями трех поколений одной крестьянской семьи я собирала плоды глянцевитых кофейных деревьев на крошечном клочке земли в Кезалтенанго, высокогорном районе Гватемалы. К концу дня спину ломило, руки болели, а мой мешок был полон лишь наполовину. Мне сообщили, что для одного лишь фунта кофе необходимо вручную собрать две тысячи ягодок кофе, и я лишилась дара речи. На следующий день меня провели по сараю, где происходила первичная обработка кофе. Здесь сморщенные плоды отделяли от хороших, которые затем отправляли в пульпер, после чего зерна, все еще укутанные в толстую кожуру, сортировали по размеру. Я видела бродильные чаны, погружала руки во влажные зерна и смывала с них клейкую слизь, обнажая гладкую, зеленоватую кожицу в тонких трещинках. А под конец я помогала раскладывать зерна на громадных брезентовых полотнищах для просушки и ворошить их граблями на жарком солнце.
Лишь после того как я прошла по всей цепочке от начала до конца, Майк допустил меня в дегустационный зал — крошечный сарайчик с белеными стенами и плотно укатанным земляным полом. Раздавив тяжелой ложкой темную оболочку кофейного зерна, я припомнила то утро, когда мы с папой пили кофе. Впервые за время моего взрослого существования я увидела, как складываются в единое целое разрозненные части моего бытия, сливаются в единую историю жизни различные сюжеты.
Пять
Документальный роман «Убийство в Заливе» появился на полках книжных магазинов в какой-то из вторников июня, через полтора года после смерти Лилы. А уже в воскресенье на первой полосе «Сан-Франциско кроникл» напечатали хвалебную статью некоего Семи Челласа, который сулил книге блестящее будущее и уверял, что в свое время она станет «классикой криминальной документалистики». Еще через несколько дней, листая журнал «Сан-Франциско», я наткнулась на статейку самого Торпа под названием «История Лилы», где он подробно живописал дружбу со мной и заявлял, что Лила, конечно, главная героиня его книги, но его муза — я. Меня чуть не вывернуло прямо на страницу. Я только молила, чтобы это не дошло до родителей. Те, во всяком случае, никак не отреагировали.
В списке бестселлеров «Кроникл» книга, к моему ужасу, с ходу заняла седьмое место. С каждой неделей она поднималась все выше и выше — с седьмого места на пятое, на второе и, наконец, вышла на первое, где и продержалась почти полгода. Она красовалась на самых видных местах в витринах всех книжных магазинов, часто по соседству с большим плакатом, на котором крупно воспроизводилась обложка — лицо Лилы на фоне моста «Золотые Ворота» — и портрет Торпа. Героиня и автор бок о бок. Сколько людей уже ознакомились с историей моей сестры? Ее трагическую судьбу смакуют любопытные… Вот мерзость!
Приблизительно на третьей неделе книжной вакханалии я томилась в автосервисе, дожидаясь, пока мне поменяют масло; женщина, сидевшая напротив, читала «Убийство в Заливе». Заметив мой взгляд, она поинтересовалась:
— Читали?
— Нет.
— Обязательно прочтите. Ужасно интересно! Немного скучновато, когда автор углубляется в математику, но все равно — рекомендую. Жутко представить, что это случилось прямо у нас в Сан-Франциско. Он упоминает знакомые улицы, и в рестораны эти я захаживала, а мой сын даже учился в той же школе, что и Лила. И прекрасно ее помнит — тихая такая, хорошенькая, с чудинкой. Я уже за середину перевалила. Автор как раз назвал убийцу.
— Неужели?
— Точно. Но я вам не скажу — не буду портить удовольствия.