— Мы отлично провели время. Ехали всю ночь, а вы, маленькие, спали на заднем сиденье. Прибыли в Гэтлинбург рано утром, помнишь? Наша гостиница стояла на берегу реки. Поднявшись на фуникулере на вершину горы, все вместе снялись в старомодном фотоателье, а потом скатились на лыжах и выпили горячего шоколада в ресторане, устроенном в старом вагоне. Официант бесплатно принес тебе и Аннабель по куску яблочного пирога.
Вдруг стало так хорошо и уютно. Постепенно память возвратилась. На улице барабанил дождь, дальнобойщик у стойки что-то напевал себе под нос, а мы с мамой обменивались впечатлениями от давней поездки. Наш первый дружеский разговор за несколько месяцев.
— Вода была просто ледяная. — Вспомнилось, как переходила вброд речку Литл-Пиджен, из которой торчали валуны, покрытые снегом.
— А помнишь, как съехали на санках с отцом?
Конечно. Я сидела впереди, он крепко обнимал меня, и наш экипаж понесся с горы, так что ветер свистел в ушах.
— И выпросила фигурку индейской девочки в сувенирном магазине. — Память отработала на все сто — спустя много лет перед глазами встали жесткие косички, головной убор из бусинок, глаза, что могли закрываться, и даже запах пластмассы ударил в нос.
Дождь перестал. Допит кофе, доеден пирог, и снова пора в путь.
— Я сяду за руль.
К моему удивлению, отказа не последовало, и вдруг подумалось, что наши отношения могли бы быть иными. Вообразила себе, что через пару дней она наконец прислушается к моим словам, выбросит из головы эту чушь насчет групповой терапии и позволит вернуться в университет. Но как только выехали на автостраду, мама уцепилась за переднюю панель, шумно выдохнула и проговорила:
— Смотри куда едешь!
Чары разрушились.
До самого дома не разговаривали. И затея с терапией вовсе не исчезла сама собой, как я того втайне желала. Выяснилось, несколько месяцев мне предстояло провести в переполненной аудитории, в обществе весьма неприятного человека по имени Сэм Банго и полутора десятков эротоманов. Мать не предвидела того, что по-настоящему сексуальное образование ее дочери начнется именно на семинарах у Сэма Банго, чьи пациенты частенько проводили выходные в грязных мотелях или припаркованных машинах. На самом деле до сих пор в моем «половом влечении» даже самый строгий врач не нашел бы ничего сверхъестественного. И каково же было внезапно оказаться в компании людей, думающих о сексе круглые сутки! Наверное, так же чувствует себя преферансист-любитель, которого силой затащили в казино.
Через несколько лет после того разговора в закусочной Аннабель во время весенних каникул навестила меня в Сан-Франциско. Как-то вечером речь зашла о поездке в Гэтлинбург.
— А где же была я? — удивилась Аннабель.
— Как где? Ты ездила с нами.
— Никогда не бывала в Гэтлинбурге.
— Не может быть! Мы бы не поехали без тебя.
— Позвоню-ка маме. Честное слово, ты что-то путаешь.
Сестра набрала номер, включила громкую связь и сделала предупредительный знак — тише.
— Где я была, когда вы ездили в Гэтлинбург?
— Куда?
— Эбби говорит, когда ей было десять, мы все поехали в Гэтлинбург. Впервые слышу о том, что была там.
Долгая пауза.
— Ах это… Как у тебя дела в университете, милая?
— Все в порядке. Не уходи от ответа.
— Много воды утекло, уже и не вспомнить.
— Так почему я не поехала с вами в Гэтлинбург?
Слышно, как мама жует. Судя по всему, поп-корн. Она всегда отличалась… чрезмерной стройностью, и каждый раз, когда мы разговаривали по телефону, что-нибудь ела. Эх, знать бы, что в ее организме уже пустил корни рак — маленькая, непрерывно растущая колония злых клеток.
— Ты умеешь хранить секреты?
Аннабель взглянула на меня и ухмыльнулась:
— Конечно.
— Мы не ездили ни в какой в Гэтлинбург.
— Но Эбби сказала…
— Знаю. Пообещай, что не расскажешь ей. Все это выдумка.
— Зачем?!
— Твоя сестра росла очень трудным подростком, и я хотела, чтобы у нее осталось по крайней мере одно счастливое детское воспоминание.
— И придумала семейный праздник?
— Говоришь так, будто случилось что-то ужасное. Эбби тогда отчаянно нуждалась в том, о чем приятно вспомнить, особенно после общения с этим извращенцем — Раулем, или как его…
И тогда я вмешалась:
— Его звали Рамон, и никакой он не извращенец. Это был мой парень!
— Вы вместе? — крикнула мама. — Обманули меня!
— Не важно. Как сейчас помню ресторан в старом вагоне, фуникулер и речку Литл-Пиджен.
— Должно быть, ты все это видела, когда ездила в Гэтлинбург со скаутами.
Как это похоже на мою мать — говорить столь беззаботным тоном после того, как ее уличили во лжи.
— Исключено.
— Ну что ж, мы никогда не были в Гэтлинбурге, это правда. Но согласись, неплохая история.
Потом я пригласила Аннабель выпить. Она чувствовала себя очень непринужденно — заказала мартини с водкой и лимоном, совсем как завсегдатай, и состроила глазки незнакомому парню в кожаных штанах.
— Все это на самом деле очень забавно, — усмехнулась сестра. — Интересно, а что еще из того, что нам рассказывали, — неправда?
Той ночью не получилось заснуть. Аннабель отправилась на вечеринку с парнем в кожаных штанах, а я лежала одна в своей квартире, прислушиваясь к реву мотоциклов и музыке за окном. Долго не могла заснуть и смотрела в потолок, вспоминая моменты, которые считала неотъемлемой частью жизни и помнила с необыкновенной отчетливостью: поездка на зеленом велосипеде через новый, еще не заселенный район; сбор орехов на ферме у бабушки в алабамской глуши; лодочная прогулка с отцом во время загородной экскурсии на остров Пти-Буа. Какие из этих воспоминаний — правда? Понимала, что следует спокойно относиться к маминой лжи — пусть это будет всего лишь забавная история для друзей в подтверждение того, какая у меня ненормальная семья. Но чувство досады не проходило — обманута собственной матерью и, что хуже всего, перестала доверять собственной памяти.
Может быть, поэтому я и увлеклась фотографией. Если на снимке что-то есть — значит, оно и в самом деле существовало. Кадр — кусочек истории, и ему можно доверять, даже если это история глазами другого человека. Несмотря на всевозможные искажения, несмотря на всю разницу между тем, как видит глаз, и тем, как запечатлевает аппарат, фотография остается свидетельством, она фиксирует определенный момент времени, и его достоверность куда выше, чем у воспоминания.
Но даже фотографии тем не менее могут врать. Снова и снова рассматриваю снимки того дня на Ошен-Бич. Последние из них, сделанные на парковке через сорок пять минут после исчезновения Эммы, не открывают ровным счетом ничего. Когда отдала фотоаппарат парочке из ресторана «Шале», забыла предупредить об одной из характерных особенностей «Холги». В то время как большинство камер спроектированы таким образом, чтобы предотвратить наложение кадров, в случае с «Холгой» затвор нужно взводить вручную. На фотографиях не осталось «фольксвагена», оранжевого «шевроле», почтового фургона и мотоцикла. Только расплывчатые очертания автомобилей и размытые лица прохожих — одно поверх другого. И на каждом снимке — изображение чьего-то пальца и пряди волос.
Глава 18
Вот что знаю наверняка: на парковке стоял желтый «фольксваген», готовый тронуться с места.