Афинские убийства - Хосе Сомоса 7 стр.


Ну конечно, благодаря твоей занимательной беседе мне становится спокойнее. Твои речи утешают меня, заставляют забыть, где я…

– Ты платишь мне не за разговоры, Диагор, – абсолютно равнодушно заметил Гераклес.

– Слава Аполлону! Я слышу твой голос! – съязвил философ. Даже Пигмалион так не изумлялся словам Галатеи! Завтра же принесу в жертву козленка в честь…

– Хватит, – быстро прервал его Разгадыватель. – Вот дом, о котором нам говорили…

Изрезанная трещинами серая стена тяжело вздымалась с одной стороны улицы; перед провалом держали совет тени.

– Скажи лучше: седьмой дом, – возразил Диагор. – Я уже понапрасну спрашивал в первых шести.

– Значит, принимая во внимание твой растущий опыт, думаю, тебе нетрудно будет расспросить этих женщин…

При приближении Диагора темные, прикрывавшие лица шали стремительно превратились во взгляды и улыбки.

– Простите. Мы с другом ищем танцовщицу по имени Ясинтра. Нам сказали…

Как хрустнувшая под ногой неосторожного охотника ветка предупреждает зверя, который быстрее ветра бежит с поляны укрыться под защитой чащи, так слова Диагора вызвали неожиданную реакцию в группе: одна из девушек стремглав помчалась вниз по улице, а все остальные поспешно ринулись в дом.

– Постой! – закричал Диагор убегающей тени. – Это Ясинтра? – спросил он у остальных женщин. – Подождите, Зевса ради, мы только хотим!..

Дверь с размаху закрылась. Улица была пуста. Гераклес не торопясь продолжил путь, и Диагор последовал за ним, хоть и с большой неохотой. Через мгновение он сказал:

– Ну а теперь? Что нам теперь делать? Почему мы идем дальше? Она скрылась. Убежала. Ты что, думаешь догнать ее таким шагом? – Гераклес буркнул и спокойно достал из сумки еще одну смокву. Совершенно выведенный из себя философ остановился и обратил к нему яростные слова: – Да послушай же ты! Целый день мы искали эту гетеру в портовых улицах, в городских кварталах, в домах с дурной славой, в богатых и бедных районах, тут и там, второпях, доверяясь лживым словам презренных душ, необразованного духа, грязных сводней, порочных жен… Л теперь, когда, казалось, Зевс позволил нам найти ее, она снова исчезла! А ты идешь вразвалку как ни в чем не бывало, как довольный пес, тогда как…

– Успокойся, Диагор. Хочешь смокву? Она придаст тебе сил, чтобы…

– Оставь меня в покое с твоими смоквами! Я хочу знать, почему мы идем дальше! По-моему, мы должны попытаться поговорить с женщинами, которые вошли в дом, и…

– Нет: та женщина, которую мы искали, сбежала, – невозмутимо заметил Разгадыватель.

– А почему мы не бежим за ней?

– Потому что мы устали. По крайней мере я. Ты не устал?

– Если это так, – Диагор все больше выходил из себя, – почему мы идем дальше?

Гераклес, не замедляя шаг, позволил себе немного помолчать, пока не прожевал.

– Иногда устатость может побороть усталость, – сказал он. – Таким образом, устал много раз подряд – и стал неутомимым.

На глазах у Диагора он, не сбавляя темпа, уходил вниз по улице, и скрепя сердце философ последовал за ним.

– И ты еще смеешь говорить, что тебе не нравится философия! – фыркнул он.

Какое-то время они шагали молча в тишине близящейся Ночи. Улица, по которой убежала женщина, беспрерывно тянулась вдоль двух рядов ветхих домишек. Очень скоро опустится полная темнота, и не будет видно даже домов.

– Эти старые мрачные улочки… – проворчат Диагор. – Только Афине известно, куда могла деться эта женщина! Она молода и проворна… Мне кажется, она могла бы бежать без передышки до края Аттики…

Он и в самом деле представил себе, как она бежит в соседние леса, оставляя в грязи следы босых ног, озаряемая светом луны, белоснежной, как лилия в руках девы, не обращая внимание на темноту (ибо она, несомненно, знает дорогу), проносясь над лилиями, и дыхание волнует ей грудь, звук ее шагов скрадывается расстоянием, ее оленьи очи широко раскрыты.

– Только Афине известно, куда могла деться эта женщина! Она молода и проворна… Мне кажется, она могла бы бежать без передышки до края Аттики…

Он и в самом деле представил себе, как она бежит в соседние леса, оставляя в грязи следы босых ног, озаряемая светом луны, белоснежной, как лилия в руках девы, не обращая внимание на темноту (ибо она, несомненно, знает дорогу), проносясь над лилиями, и дыхание волнует ей грудь, звук ее шагов скрадывается расстоянием, ее оленьи очи широко раскрыты. Быть может, она сбросит с себя одежду, чтобы ускорить свой бег, и лилейная белизна ее обнаженного тела прорежет чащу, как молния, не замечая деревьев, распущенные волосы едва коснутся рогов ветвей, тонких, как травяные стебли или девичьи пальцы, легка, нага и бледна, словно цветок слоновой кости в руках убегающей девы.

Они вышли на распутье. Улица вилась вперед узким проходом, усеянным камнями; налево ответвлялась другая улочка; справа мостик, соединяющий два высоких здания, образовывал тесный туннель, конец которого терялся в темноте.

– Что теперь? – вспылил Диагор. – Будем бросать жребий, чтобы найти дорогу?

Он почувствовал, как его руку сжали, и покорно и молча дал быстро отвести себя к ближнему к туннелю углу дома.

– Подождем здесь, – прошептал Гераклес.

– А как же та женщина?

– Иногда выжидание – это способ преследования.

– Неужели ты думаешь, что она вернется назад?

– Конечно. – Гераклес поймал еще одну смокву. – Все возвращаются. И говори потише: можешь спугнуть добычу.

Они ждали. Луна обнажила свой белый рог. Стремительный порыв ветра оживил спокойствие ночи. Мужчины поплотнее закутались в плащи; Диагор подавил дрожь, хотя температура тут была терпимее, чем в Городе, из-за смягчающей близости моря.

– Кто-то идет, – прошептал Диагор.

Послышался медленный такт шагов босых девичьих ног. Но из дальних улочек за перекрестком к ним приблизился не человек, а цветок: лилия, смятая крепкими руками ветра; ее лепестки коснулись камней вблизи того места, где притаились Гераклес и Диагор, и, распластавшись, понеслась она дальше по воздуху, пахнущему пеной и солью, теряясь в глубине улицы, несомая ветром, как изумительной девой – мореподобные очи, луноподобные волосы, – на бегу зажавшей лилию в руках.

– Показалось. Это просто ветер, – сказал Гераклес.

На какое-то мгновение время исчезло. Диагор, уже закоченевший от холода, вдруг осознал, что он тихонько говорит с массивной тенью Разгадывателя, лица которого он не видел:

– Я представить себе не мог, что Трамах… Ну, ты понимаешь, о чем я… Никогда не думал, что… Целомудрие было одной из первейших его добродетелей, или по крайней мере так мне казалось. Никогда бы не поверил, услышав о нем такое… Связаться с низкой!.. Да он же еще и мужчиной-то не был!.. Мне даже в голову не пришло, что у него могут быть желания эфеба… Когда Лисил сказал мне…

– Тихо, – сказала вдруг тень Гераклеса. – Слушай. Послышалось стремительное царапанье по камням. Диагор почувствовал теплое дыхание Разгадывателя у уха и тут же услышал его голос:

– Быстро набросься на нее. Прикрой рукой чресла и не спускай глаз с ее колен… Постарайся успокоить ее.

– Но…

– Делай что говорят, а то она снова убежит. Я приду на подмогу.

«Что значит «я приду на подмогу»?» – нерешительно подумал Диагор. Но времени на раздумья у него не было.

Очерченный светом луны, быстрый, легкий, бесшумный силуэт расстелился по перекрестку, будто ковер. Диагор кинулся на нее, когда она, ни о чем не подозревая, материализовалась рядом с ним.

Назад Дальше