Больше ничего не нашли?
– Нет, только ленточку. Она выделялась на снегу.
Виви Сундберг отдала ему пакет.
– Ясно. Тогда можно сообщить на пресс‑конференции, что у нас девятнадцать жертв и улика в виде красной шелковой ленточки.
– Может, сумеем найти еще что‑нибудь.
– Постарайтесь. А лучше всего найдите человека, который учинил резню. Точнее, не человека, а чудовище.
Когда Эрик Худден ушел, она села в машину, чтобы побыть в одиночестве, подумать. В лобовое стекло видела, как Юлию увели социальные работники. К счастью, она в блаженном неведении. Юлия никогда не поймет, что случилось этой январской ночью в соседних с нею домах.
Закрыв глаза, Виви перебрала в голове список имен. Имена по‑прежнему не соединялись с лицами, которые она видела уже четыре раза. Где все началось? Какой‑то из домов был первым, какой‑то – последним. Преступник – одиночка ли, нет ли – наверняка знал, что делает. Он заходил в дома не наугад, не пытался проникнуть к маклерам и к слабоумной женщине. Оставил их в покое.
Виви открыла глаза, устремила взгляд в лобовое стекло. Все спланировано, подумала она. Наверняка. Но способен ли сумасшедший в самом деле подготовить такое деяние? Как‑то не вяжется.
Вообще‑то она считала, что безумец в состоянии действовать весьма рационально. Так подсказывал прежний опыт. Ей вспомнился фанатик, который несколько лет назад выхватил оружие в сёдерхамнском суде и, в частности, застрелил судью. Когда полиция позднее пришла в его дом среди леса, он, как выяснилось, разложил по всему жилищу взрывчатку. Безумец, но одержимый четким планом.
Она вылила в кружку остатки кофе из термоса. Мотив. Даже у душевнобольного должен быть мотив. Может, внутренние голоса велят ему убивать всех, кто попадется на пути. Но возможно ли, чтобы эти голоса направили его именно в Хешёваллен? Если да, то почему? Насколько велика в этой драме роль случайности?
Мысль об этом вернула ее к исходному пункту. В деревне убиты не все. Трех людей убийца пощадил, хотя при желании мог расправиться и с ними. Зато он убил мальчика, который, по‑видимому, случайно гостил в обреченной деревне.
Мальчик может оказаться ключом, подумала она. Он нездешний. И все же убит. Двое, проживавшие здесь два десятка лет, оставлены в живых.
Она сообразила, что есть один вопрос, на какой ей требуется незамедлительный ответ. Эрик Худден что‑то говорил. Память ей не изменяет? Как фамилия Юлии?
Дом Юлии был не заперт. Виви Сундберг вошла и прочитала бумагу, обнаруженную Эриком на кухонном столе. Искомый ответ заставил ее сердце забиться чаще. Она села, попробовала собраться с мыслями.
Вывод, к какому она пришла, казался неправдоподобным, однако мог быть правильным. Она набрала номер Эрика Худдена. Он отозвался сразу.
– Я на кухне у Юлии. Ну, у той, в купальном халате, что стояла посреди дороги. Приходи сюда.
– Иду.
Эрик Худден сел за стол напротив нее. Но тотчас вскочил, посмотрел на сиденье. Повел носом и пересел на другой стул. Виви удивленно смотрела на него.
– Моча, – объяснил он. – Старушенция, видимо, страдает недержанием. Что ты хотела сказать?
– Хочу поделиться с тобой одной идеей. Возможно, она странная, но, с другой стороны, логичная. Давай отключим телефоны, чтоб никто не мешал.
Оба выложили телефоны на стол. Прямо как оружие, подумалось Виви.
– Попробую суммировать то, что, вообще говоря, суммировать нельзя. Однако я угадываю в ночных происшествиях некую странную логику. Выслушай меня, а потом скажи свое мнение. Может, я полностью заблуждаюсь, может, что‑то упустила.
Хлопнула входная дверь. На кухню вошел один из новоприбывших криминалистов:
– Где тут покойники?
– Не в этом доме.
Криминалист исчез.
– Речь о фамилиях, – начала Виви Сундберг.
– Мы так и не знаем имени мальчика. Но если я права, он родственник семейства Андерссон, проживавшего и погибшего в том доме, где мы его нашли. Ключ ко всему случившемуся сегодня ночью – в именах, в родстве. Чуть не вся деревня звалась Андерссон, Андрен или Магнуссон. Но Юлия, живущая в этом доме, носит фамилию Хольмгрен. Так написано в бумаге социального ведомства. Юлия Хольмгрен. Она жива. Еще у нас есть Том и Нинни Ханссон. Они тоже живы‑здоровы и опять‑таки носят другую фамилию, не из числа тех трех. Отсюда можно сделать вывод…
– …что тот, кто это сделал, каким‑то образом, по какой‑то причине метил в людей с такими фамилиями, – докончил Эрик Худден.
– Сделай мысленно следующий шаг! Деревня маленькая. Подвижность обитателей невелика. Скорее всего, эти семьи роднились между собой. Я не говорю, что в брак вступали близкие родственники. Просто есть причины полагать, что речь идет не о трех семействах, а, скажем, о двух. А это может означать, что мы поняли, почему семья Ханссон и Юлия Хольмгрен остались в живых.
Виви Сундберг умолкла, ожидая, что скажет коллега. Она не считала Эрика особенно умным, но ценила его способность чутьем доискиваться до правильных выводов.
– Если так, то преступник очень хорошо знал этих людей. Кто же он?
– Может, родич? А может, просто псих.
– Родич‑псих? Почему он устраивает такое?
– Мы не знаем. Я только пытаюсь понять, почему не все в деревне убиты.
– Как ты объясняешь отсеченную и унесенную прочь ногу?
– Пока никак. Но мне для начала необходима хоть малюсенькая зацепка. Смутная моя идея и красная шелковая ленточка – больше у нас ничего нет.
– Надеюсь, ты понимаешь, что нас ждет?
– Атака СМИ?
Эрик Худден кивнул.
– Это дело Тобиаса.
– Он подставит тебя.
– А я тебя.
– Ни за что, черт побери!
Оба встали.
– Ты вот что: поезжай в город. Тобиас должен выделить сотрудников на поиски родственников. Проследи, чтобы этим вправду занялись. И поищи связь между тремя семействами. Но пока пусть все останется между нами.
Эрик Худден вышел. Виви Сундберг налила стакан воды из‑под крана. Интересно, много ли смысла в моей идее? – думала она. В данный момент не меньше, чем в любой другой.
Около половины шестого в тот же день несколько сотрудников собрались в кабинете Тобиаса Людвига, решая, что сказать на пресс‑конференции. Поименный список убитых оглашать незачем. Но число жертв назвать придется, а равно сообщить, что зацепок полиция покуда не имеет. Стало быть, как никогда важно получить информацию от общественности, коль скоро кто‑либо такой информацией располагает.
Тобиас Людвиг откроет пресс‑конференцию, а затем даст слово Виви Сундберг.
Прежде чем отправиться в зал, битком набитый журналистами, она заперлась в туалете. Посмотрела на свое отражение в зеркале. Если бы я могла проснуться, подумала она. И все это оказалось бы сном.
В коридоре она несколько раз с силой стукнула кулаком по стене и вошла в конференц‑зал, где было полно народу и слишком жарко. Поднялась на небольшое возвышение, села рядом с Тобиасом Людвигом.
Он взглянул на нее. Виви кивнула: дескать, можно начинать.
Судья
5
Ночной мотылек выпорхнул из темноты, беспокойно замельтешил возле настольной лампы. Биргитта Руслин отложила ручку и откинулась на спинку кресла, наблюдая за тщетными попытками мотылька пробиться сквозь фарфоровый абажур. Шорох крылышек напомнил ей какой‑то звук из детства, правда неясно какой.
В минуты усталости ее память всегда была особенно чуткой, вот как сейчас. Таким же образом во сне, откуда ни возьмись, могли всплыть давно забытые образы.