Хокан был на пути к высоким постам на флоте.
– Ты знаешь, как она реагировала?
– Нет. Не знаю.
Клара вдруг укололась обо что‑то на земле и разревелась. Валландер, с трудом выносивший пронзительный детский рев, отошел к загону, погладил Юсси. И оставался там, пока Клара не унялась.
– Что ты делал, когда я орала? – спросила Линда.
– В ту пору уши у меня были выносливее.
Оба молча наблюдали за малышкой, которая рассматривала одуванчик, росший между камнями.
– Все это время после их исчезновения я, конечно, размышляла, – вдруг сказала Линда. – Старалась вспомнить подробности разговоров, их отношения друг к другу и к окружающим. Пыталась вытянуть из Ханса все, что ему известно, все, что он полагал необходимым мне рассказать. И лишь несколько дней назад у меня возникло ощущение, что здесь есть какая‑то неувязка, что он рассказал мне не всю правду.
– О чем?
– О деньгах.
– О каких деньгах?
– Накопленных денег, по‑видимому, намного больше, чем я знала. Хокан и Луиза жили хорошо. Без броской роскоши, без излишеств. Но если б захотели, могли бы жить на куда более широкую ногу.
– О каких суммах идет речь?
– Не перебивай, – сердито бросила Линда. – Я дойду до этого, у меня своя манера рассказывать. Здесь, конечно, есть проблема – Ханс не рассказал мне всего, а должен бы. Меня это раздражает, и я знаю, что обязана поговорить с ним, рано или поздно.
– Иными словами, ты полагаешь, что деньги по‑новому приобретают решающее значение?
– Нет, но мне не нравится, что Ханс темнит. Давай не будем об этом сейчас.
Валландер поднял руки в знак капитуляции и больше расспрашивать не стал. Линда вдруг обнаружила, что Клара жует одуванчик, и вычистила девочке рот, а та опять заревела. На сей раз Валландер стоически решил терпеть и никуда не ушел. Юсси одиноко бродил за своей загородкой, наблюдая за происходящим. Моя семья, подумал Валландер. Все здесь, кроме моей сестры Кристины и бывшей жены, которая упорно спивается.
Переполох быстро утих, Клара опять ползком отправилась в исследовательскую экспедицию, Линда покачивалась в кресле.
– Не гарантирую, что оно выдержит, – заметил Валландер.
– Дедова старая мебель, – отозвалась Линда. – Если кресло сломается, я выживу. Просто грохнусь на твою захламленную, заросшую сорняком клумбу.
Валландер промолчал. Все‑таки ему действовало на нервы, что она постоянно оценивает его поступки и сразу же тычет его носом в обнаруженные недочеты.
– С самого утра сегодня у меня в голове упрямо крутится один вопрос, – сказала она. – С ним нельзя подождать, как бы ни важно было дело Хокана и Луизы. Не понимаю, почему я не задала его годы назад. Ни тебе, папа, ни маме. Может, боялась ответа? Кому охота родиться по случайности.
Валландер мгновенно насторожился. Линда крайне редко называла Мону мамой. Да и его папой звала, разве только когда злилась или иронизировала.
– Не бойся, – продолжала Линда. – Я смотрю, ты уже всполошился. Просто мне хочется знать, как вы познакомились. Самая первая встреча моих родителей. Ведь об этом я ничегошеньки не знаю.
– Память у меня слабовата, но это я хорошо помню. Мы познакомились в шестьдесят восьмом на пароме между Копенгагеном и Мальмё. Не на скоростном, на подводных крыльях, а на обычном тихоходном пароме, поздно вечером.
– Сорок лет назад?
– Оба мы были очень молоды. Она сидела за столиком, народу кругом полно, и я попросил разрешения сесть рядом, она не возражала. Подробнее с удовольствием расскажу в другой раз. Я не готов сейчас копаться в своем прошлом.
Я не готов сейчас копаться в своем прошлом. Давай лучше вернемся к деньгам. О каких суммах идет речь?
– О нескольких миллионах. Но ты не отвертишься и непременно расскажешь, что случилось после того, как паром пришвартовался в Мальмё.
– В тот вечер не случилось ничего. Обещаю рассказать потом. Значит, по‑твоему, они скопили миллионы? Откуда взялись эти деньги?
– Бережливость.
Он нахмурил лоб. Многовато, чтобы просто скопить. Ему самому и не снилось отложить подобные капиталы.
– А такое вправду возможно? Вдруг тут уклонение от налогов или иные махинации?
– По словам Ханса, нет.
– Но ты говоришь, он темнит насчет этих денег?
– Без всякой необходимости. Месяц‑другой назад этими деньгами распоряжались его родители, и больше никто.
– И как они поступили?
– Попросили Ханса вложить их. С осторожностью, никаких рискованных предприятий.
Валландер задумался. Интуиция подсказывала, что услышанное, возможно, имеет большое значение. За долгие годы полицейской службы он постоянно убеждался, что именно в деньгах кроется причина самых ужасных и тяжких преступлений, на какие способны люди. Нет другого мотива, который бы варьировался и повторялся так часто.
– Кто занимался финансовыми делами? Оба или только Хокан?
– Об этом знает Ханс.
– Тогда нам надо поговорить с ним.
– Не нам. Мне. Если что выясню, расскажу.
Клара, сидя на земле, зевала. Линда кивнула отцу. Он подхватил малышку и осторожно уложил на широкое сиденье качелей. Она улыбнулась ему.
– Я пытаюсь увидеть себя на твоих руках, – сказала Линда. – Но получается плохо.
– Почему?
– Не знаю. Только не думай, будто я хочу тебя подколоть.
Над полями, шумя крыльями, пролетела пара лебедей. Оба проводили взглядом белых птиц.
– Неужели это правда? – сказала Линда. – Неужели Луизу убили?
– Расследование продолжается. Но, по‑моему, многое говорит в пользу такого вывода.
– Но почему? И кто? И все эти разговоры про русские секреты в ее сумке? Это же чистый нонсенс!
– В сумке были шведские секреты. Предназначенные для России. Не путай то, что я говорю.
Он думал, дочь рассердится, но она лишь согласно кивнула.
– Остается один вопрос, – сказал Валландер. – Где Хокан?
– Мертвый или живой?
– Мне кажется, после смерти Луизы Хокан стал как бы намного живее. Логики тут нет, знаю, и я не могу вразумительно объяснить, откуда у меня такое ощущение. Возможно, дело в полицейском опыте, накопленном с годами. Хотя и давние мои переживания неоднозначны. Тем не менее думаю, он жив.
– Это он убил Луизу?
– Разумеется, нет никаких доводов за.
– И никаких против?
Валландер молча кивнул. Он сам думал точно так же. Линда понимала ход его мыслей.
Через полчаса она отправилась домой.
Вечером Валландер пошел с Юсси на прогулку. У межевой канавы остановился отлить. Свежескошенное поле дышало сильными запахами.
Внезапно он подумал, что одноему совершенно ясно. Что бы ни случилось, началом всему был Хокан фон Энке. И Хокан же когда‑нибудь станет завершением. Луиза – промежуточное звено. Хотя совсем недавно он в этом сомневался.
Но что все это означает, он не знал. Вернулся домой в еще большей задумчивости. Сомнению не подлежало единственно то, что, стоя перед ним в юрсхольмском ресторане, Хокан фон Энке действительно был встревожен.
Все началось там, думал Валландер. С встревоженного человека.
Да, наверняка именно так. Наверняка.
24
Ночь в июле.