– Мне ведь доводилось раньше лежать в этой кровати?
– Верно. Кровать старая.
– Вот и хорошо, тогда я посплю немного. Часок. В Управлении сказали, у тебя отпуск.
– Спи сколько хочешь.
Он не был уверен, слышала ли она его или уже уснула. Почему она приехала ко мне? – думал он. Нет у меня больше сил на смерть и несчастья, на женщин, которые спиваются, на свекровей, которых убивают. Он тотчас раскаялся, что так подумал, осторожно присел на самый краешек кровати, в изножии, посмотрел на Байбу. Вернулись воспоминания о великой любви, и от волнения его чуть ли не бросило в дрожь. Я не хочу, чтобы она умерла, думал он, я хочу, чтобы она жила. Может быть, теперь она готова еще раз связать свою жизнь с полицейским?
Валландер вышел из дома, сел в садовое кресло. Немного погодя выпустил Юсси из загородки. Байба приехала на стареньком «ситроене» с латвийскими номерами. Он включил мобильник, увидел, что пропустил звонок Линды. Услышав его голос, дочь обрадовалась:
– Я только хотела сказать, что Ханс получил бонус. Несколько сотен тысяч крон. Значит, мы можем перестроить дом.
– Он вправду заслужил такие деньжищи? – кислым тоном осведомился Валландер.
– А почему нет?
Валландер рассказал о приезде Байбы. Линда слушала его рассказ о женщине, которая спала сейчас в его постели.
– Я видела ее на фото, – сказала она. – Ты говорил о ней, давно‑давно. Но, по словам мамы, она обыкновенная латышская проститутка.
Валландер взбеленился:
– Твоя мать временами сущее чудовище. Как у нее только язык поворачивается говорить такое! Если хочешь знать, Байбе присущи все те качества, каких Мона начисто лишена. Когда она это говорила?
– Чтоб я помнила.
– Я позвоню ей и скажу, что не желаю иметь с ней ничего общего.
– И что это изменит? Она наверняка ревновала. Потому так и говорила.
Валландер нехотя согласился, что Линда права, и успокоился. Потом рассказал, что Байба больна.
– Она приехала попрощаться? – спросила Линда. – Как грустно.
– Моя первая мысль была о том же. Я удивился и обрадовался, увидев ее. Но уже через считаные минуты загрустил. Меня теперь, кажется, окружают только смерть и беды.
– Но так было всегда, – сказала Линда. – Это первое, о чем мы говорили в Полицейской академии. Что за работа ждет нас в будущем? Но не забывай, у тебя есть Клара.
– Я не об этом. Я об ощущении старости, которая подкрадывается и норовит вонзить когти мне в затылок. Ряды друзей все редеют. Когда отец умер, я оказался следующим на очереди, если ты понимаешь, о чем я. Клара – последняя в цепочке жизни, я – первый.
– Раз Байба приехала к тебе, стало быть, ты кое‑что для нее значишь. Важно только это.
– Приезжай, – сказал Валландер. – Я хочу, чтобы ты познакомилась с единственной женщиной, которая действительно много для меня значила.
– Кроме Моны?
– Само собой.
Линда задумалась, потом сказала:
– У меня тут подруга в гостях. Ракель. Помнишь ее? Работает сейчас в мальмёской полиции. Они с Кларой прекрасно ладят.
– Клару с собой не возьмешь?
– Приеду одна, и очень скоро.
В начале четвертого Линда зарулила во двор и резко затормозила, чтобы не стукнуть машину Байбы. Валландер всегда тревожился, что она ездит слишком быстро. Но всегда радовался, когда она приезжала не на мотоцикле. Так он ей и говорил. А в ответ каждый раз слышал фырчание.
Байба уже проснулась, выпила немного воды и еще чашку чая. Валландер украдкой заметил, как она сделала себе укол в бедро.
На миг мелькнувшая перед глазами нагота вызвала прилив отчаяния, оттого что все миновало, не воротишь, не переживешь все вновь.
Она долго пробыла в ванной. А когда вышла оттуда, выглядела менее усталой, чем раньше. Необычайно важная для него минута – Байба и Линда поздоровались. Валландеру показалось, он снова видит ту Байбу, которую много лет назад встретил в Латвии.
Линда совершенно естественно обняла ее, сказала, что рада наконец‑то познакомиться с великой любовью отца. Валландер смутился и вместе с тем обрадовался, глядя на них обеих. Если б Мона, хоть он сейчас и зол на нее, была здесь, а Линда держала на руках Клару, здесь бы собрались все четыре главные и по‑своему единственные женщины в его жизни. Великий день в разгар лета, в разгар времени, когда старость коварно подкрадывается все ближе.
Услыхав, что Байба еще ничего не ела, Линда немедля отправила Валландера на кухню приготовить омлет. В открытое окно донесся смех Байбы, который разбудил в нем еще более яркие воспоминания, на глаза навернулись слезы, и он подумал, что становится сентиментальным. Раньше такое случалось разве что после выпивки.
Они расположились в тени, в саду, поели. Валландер большей частью слушал, а Линда расспрашивала о Латвии, где никогда не бывала. На миг возрождается семья, подумал он. Но скоро все кончится. И что останется? – вот самый трудный вопрос.
Через час Линда стала собираться домой. Она прихватила с собой фотографию Клары, показала Байбе.
– Она будет похожа на своего дедушку, – сказала Байба.
– Боже сохрани, – вставил Валландер.
– Не верьте ему, – сказала Линда. – Он только и мечтает, чтобы Клара походила на него. Мы еще увидимся. – Она встала: пора домой.
Байба не ответила. О смерти они не говорили.
Оставшись вдвоем, они вдруг начали рассказывать о своей жизни. Байба задавала множество вопросов, и он старался, как мог, ответить. Оба по‑прежнему жили одиноко. Лет десять назад Байба попробовала завести отношения с неким врачом, но через полгода отказалась от этой затеи. Детей у нее нет. Валландер так и не понял, жалеет она об этом или нет.
– Хорошая была жизнь, – сказала она, как бы подводя итог. – Когда наконец открыли границы, я смогла путешествовать. Жила экономно, писала статьи для журналов, консультировала предприятия, которые хотели обосноваться в Латвии. Больше всех платил шведский банк, сейчас крупнейший в нашей стране. Два раза каждый год я путешествовала и теперь знаю о мире, в котором живу, много‑много больше, чем в ту пору, когда мы познакомились. Хорошая у меня была жизнь, одинокая, но хорошая.
– А для меня всегда было пыткой просыпаться в одиночестве, – сказал Валландер и быстро подумал, а правда ли это.
Байба рассмеялась:
– Я жила одна, не считая короткого периода с тем врачом. Но это отнюдь не означает, что я всегда просыпалась в одиночестве. Не обязательно блюсти целибат, оттого что не имеешь постоянного друга.
Валландер ощутил укол ревности, представив себе чужих мужчин рядом с Байбой в постели. Но, разумеется, ничего не сказал.
Неожиданно Байба заговорила о своей болезни. Как всегда, когда речь шла о серьезных вещах, сухо и по‑деловому:
– Все началось с внезапной усталости. Но очень скоро я заподозрила, что за усталостью таится какая‑то угроза. Поначалу врачи ничего не находили. Истощение, возраст – правильного ответа никто, как мне казалось, не давал. В конце концов я обратилась к боннскому специалисту, о котором много слышала, он занимался случаями, когда другим врачам не удавалось поставить диагноз. Несколько дней спустя, после разных тестов и анализов, он сообщил, что у меня редкая раковая опухоль в печени. Я вернулась в Ригу со смертным приговором, с незримым штемпелем в паспорте.