Но время еще не пришло. Значит, Стен сказал своей секретарше, что уезжает в Финляндию. И загадочная открытка тоже, несомненно, отправлена из Финляндии. Кто же ее послал, если Стен Торстенссон в это время был на Юланде?
– Я должен в интересах следствия позаимствовать эту открытку на несколько дней, – сказал он. – Лично даю гарантию, что мы ее возвратим.
– Конечно, – сказала она. – Я понимаю.
– И последний вопрос. Скажите, в последнее время вы не замечали ничего необычного?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду… не было ли каких‑либо странностей в его поведении?
– Он был потрясен гибелью отца.
– И ничего больше?
Он сам почувствовал, насколько дико звучит его вопрос. Но делать было нечего – только ждать ее ответа.
– Нет, пожалуй, – сказала она. – Он был таким же, как всегда.
Валландер поднялся с плетеного кресла.
– Мы наверняка говорим не в последний раз, – сказал он.
– Кто мог такое сделать? – спросила она, не вставая с дивана. – Прийти, убить человека и уйти, как будто ничего не случилось…
– Это мы и должны узнать… Скажите, были ли у него враги?
– Враги? Какие враги?
Валландер помедлил и задал еще один вопрос:
– У вас есть своя версия того, что случилось?
Она наконец встала с дивана:
– Когда‑то можно было попытаться понять даже то, что казалось непонятным. Но те времена в нашей стране прошли.
Валландер с трудом натянул отяжелевшую от дождя куртку, вышел на улицу и остановился. Он вспомнил заклинание, которое он часто про себя повторял – еще с тех пор, когда он был молодым, только что вылупившимся полицейским.
«Время жить и время умирать».
Прощальная реплика Берты Дюнер… она хотела сказать что‑то важное о Швеции. Надо будет к этому вернуться. Но не сейчас, сейчас есть другие дела.
«Я должен понять, как рассуждал убитый, – подумал он. – Открытка, отправленная из Финляндии… как раз в тот самый день, когда Стен и не кто иной, как Стен, сидел с ним рядом в кафе Музея искусств в Скагене. Значит, он говорил неправду. Во всяком случае, не всю правду. Человек всегда знает сам, когда он врет. Нельзя врать, не подозревая об этом. Тогда это не ложь».
Он сел в машину и задумался, пытаясь наметить план действий. Если бы его спросили, что хочет он лично, он ответил бы – поехать домой, задернуть шторы в спальне и лечь спать. Но как полицейский он не имел на это права.
Он посмотрел на часы – без четверти два. Самое позднее в четыре он должен вернуться в полицию на вечернюю оперативку. Наконец он принял решение, завел мотор, свернул на Хамнгатан и сразу налево, чтобы вновь попасть на Эстерледен. По шоссе на Мальмё он добрался до поворота на Бьерешо. Дождь прекратился, то и дело налетали порывы ветра. Проехав несколько километров, он свернул с главной дороги и остановился у забора с ржавой вывеской: «Автомобильная свалка Никлассона». Ворота были открыты. По обе стороны штабелями громоздились изуродованные машины. Валландер был здесь не в первый раз – Никлассон в истадской полиции был почти легендарной фигурой. На него много раз падало подозрение по делам о скупке краденого, но он ни разу не был осужден, несмотря на очевидные на первый взгляд улики. Каждый раз находилась невидимая игла, протыкавшая красивый воздушный шарик неопровержимых доказательств, и Никлассон возвращался в два сваренных между собой автофургона, служивших ему и жильем, и конторой.
Валландер заглушил мотор и вышел из машины, провожаемый подозрительным взглядом грязного кота, сидевшего на ржавом капоте древнего «пежо».
В ту же секунду он увидел Никлассона с покрышкой в руках. На нем были темный комбинезон и видавшая виды шляпа, надвинутая на глаза. Валландер постарался припомнить, видел ли он когда‑нибудь Никлассона одетого по‑другому, – и не сумел.
– Курт Валландер, – сказал Никлассон, улыбаясь. – Не вчера это было, не вчера… Что, арестовывать меня приехал?
– А что, следовало бы? – вопросом на вопрос ответил Валландер.
Никлассон захохотал:
– Тебе видней.
– Хочу взглянуть на одну тачку. Темно‑синий «опель», принадлежавший адвокату Густаву Торстенссону.
– А, этот… – сказал Никлассон. – Пошли, он вон там. А что на него глядеть?
– А то, что человек, сидевший в этом «опеле», разбился насмерть.
– Народ ездит как безумный, – сказал Никлассон. – Удивляюсь, почему так редко разбивается… Вот он, твой «опель». Я еще к нему не приступал. Его вообще никто не трогал, как привезли.
Валландер кивнул:
– Спасибо. Дальше я сам справлюсь.
– Ясное дело, справишься… А знаешь, я всю жизнь думаю, каково это – убить человека? – неожиданно спросил он.
– Ничего хорошего… а ты как думал?
Никлассон пожал плечами.
– Да я ничего и не думал. Просто интересно.
Дождавшись, когда Никлассон уйдет, Валландер медленно обошел машину. Потом еще раз. Странно – наружных повреждений было очень мало, хотя машина ударилась о каменное ограждение и потом перевернулась не меньше двух раз. Он присел на корточки, заглянул в кабину – и сразу увидел ключи на полу у педали газа. Помучившись, открыл дверь, достал связку, сунул ключ в замок зажигания и повернул.
Стен Торстенссон был совершенно прав – ни ключ, ни замок повреждены не были. Он задумчиво обошел машину еще раз. Потом забрался на водительское место и попытался представить, каким образом Густав Торстенссон получил удар в затылок. Пятна крови были почти везде, но обо что именно ударился Торстенссон, ему так и не удалось определить.
Он опять вылез из машины со связкой ключей в руке и, сам не зная зачем, открыл багажник. Там лежали несколько старых газет и сломанный венский стул. Валландер тут же вспомнил ножку стула в поле. Вытащил одну из газет и посмотрел дату – газеты и в самом деле были старыми, полугодичной давности. Он захлопнул багажник.
Ему надо было обдумать увиденное.
Он прекрасно помнил, что было написано в рапорте Мартинссона. Мартинссон добросовестно отметил, что все двери, кроме водительской, были заперты на замок. Багажник тоже.
Он стоял неподвижно.
Сломанный стул в багажнике. А одна из ножек – там, в глине. Мертвый водитель за рулем.
Он почувствовал раздражение – небрежный осмотр места происшествия, напрашивающиеся выводы. Потом немного остыл – Стен Торстенссон тоже не заметил ножку стула, не среагировал на запертый багажник.
Он медленно вернулся к машине.
Значит, Стен был прав. Его отец не погиб в автокатастрофе. Он пока еще не мог сказать, что именно… но что‑то произошло тогда в тумане, на этом пустынном участке дороги. Там был как минимум еще один человек. Кто?
Никлассон вылез из своей будки:
– Хочешь кофе?
Валландер покачал головой.
– Не прикасайся к машине, – предупредил он. – Мы будем ей заниматься.
– Будь осторожен, – сказал Никлассон.
Валландер удивленно поднял брови:
– Что ты имеешь в виду?
– Как его звали? Ну, сына… Стен Торстенссон? Он тоже приезжал, смотрел на машину, а теперь и он мертв. Вот и все.
Никлассон пожал плечами.