Он тупо уставился на нее.
– Никто меня не спрашивал, – пробормотал он. – Никто и не знает, что я здесь.
– А этот господин спрашивал. Ему очень нужно с вами повидаться.
– А фамилию он назвал?
– Нет. Но он швед.
Валландер помотал головой и тут же забыл о ее словах. Он никого не хотел видеть, и никто не хотел видеть его. В этом он был совершенно уверен.
На следующий день его мучили похмельные угрызения совести. Он уехал на берег, начисто забыв о том, что сказала ему накануне хозяйка. Как обычно, на побережье лежал густой туман. Он чувствовал себя очень и очень скверно и впервые за все это время ему пришла в голову мысль: а что он, собственно, делает здесь, на берегу? Через пару километров Валландер настолько устал, что слез с велосипеда и сел на перевернутую шлюпку, наполовину ушедшую в песок.
И тут он увидел, что к нему кто‑то приближается.
Словно бы некто непрошеный вломился в его песчаный кабинет.
Сначала он не понял, кто это – какой‑то мужчина в ветровке и кепке, которая, похоже, была ему мала. Потом человек показался Валландеру смутно знакомым, но по‑настоящему он узнал его только тогда, когда тот подошел совсем близко и Валландер встал ему навстречу. Они поздоровались. Валландер с трудом скрыл удивление – откуда он узнал, где я нахожусь? Он попытался вспомнить, когда же он последний раз встречался со Стеном Торстенссоном. Кажется, в прошлом году, при обсуждении какого‑то постановления о задержании.
– Я тебя вчера искал в пансионате, – сказал Стен Торстенссон, – неудобно беспокоить, но мне очень надо с тобой поговорить.
«Когда‑то я был полицейским, а он – адвокатом, – подумал Валландер. – Мы сидели по разные стороны стола, он защищал преступника, но мы почти никогда не конфликтовали. Ближе мы познакомились, когда он был моим адвокатом в тот невыносимый период развода с Моной. Мы поняли тогда, что между нами возникло что‑то похожее на дружбу. Дружба чаще всего возникает, когда никто не надеется на чудо со стороны другого, но сама по себе дружба и есть чудо. Этому жизнь меня научила. Я помню, он пригласил меня пойти под парусом, это было как раз в тот день, когда было вынесено окончательное решение о разводе. Ветер дул как из трубы, я тогда, помню, зарекся когда‑нибудь еще сесть на яхту. После этого мы стали встречаться, не часто, но все же довольно регулярно. И теперь он меня зачем‑то разыскал».
– Мне сказали, что меня кто‑то спрашивал, – сказал Валландер. – Как ты, черт возьми, меня разыскал?
Он даже не дал себе труда скрыть неудовольствие.
– Ты меня знаешь, – сказал Стен Торстенссон. – Я не из тех, кто навязывается и мешает. Моя секретарша говорит, что я сплошь и рядом боюсь помешать самому себе, не знаю, что она при этом имеет в виду. Я позвонил твоей сестре в Стокгольм. Вернее сказать, сначала я нашел твоего отца, а он дал мне ее телефон. Она знала, что ты в пансионате в Скагене, и сказала, как он называется. Вот я и приехал. Ночевал в отеле рядом с художественным музеем.
Они повернулись спиной к ветру и пошли вдоль берега. Женщина с собакой, попадавшаяся ему почти каждый день, остановилась и посмотрела им вслед. «Ей до смерти любопытно, кто это ко мне приехал», – подумал Валландер. Они шли молча. Валландер ждал, когда Торстенссон начнет, и вдруг поймал себя на мысли, что совершенно отвык от того, что кто‑то идет рядом.
– Мне нужна твоя помощь, – сказал Стен Торстенссон, – как друга и как полицейского.
– Как друга – да, – сказал Валландер, – если только я смогу тебе ее оказать. Но не как полицейского.
– Я знаю, что ты на больничном.
– Я не просто на больничном.
– Я не просто на больничном. Ты, кстати, первый, кому я говорю, что ухожу из полиции.
Стен Торстенссон остановился как вкопанный.
– Так уж сложилось, – сказал Валландер. – Давай, рассказывай, что тебя сюда привело.
– Мой отец погиб.
Валландер знал отца Стена. Тот тоже был адвокатом, но почти никогда не выступал в уголовном суде – в основном консультировал предпринимателей. Сколько же ему было лет? Около семидесяти, что ж, возраст почтенный. Многие в его годы уже заканчивают земное существование.
– Он погиб несколько недель назад в автомобильной катастрофе. К югу от Брёсарпских холмов.
– Прими мои соболезнования, – сказал Валландер. – А что случилось?
– Именно поэтому я и приехал.
Валландер с интересом посмотрел на него.
– Холодно, – сказал Торстенссон. – Поехали в музей, выпьем кофе. Я на машине.
Валландер кивнул. Они сунули велосипед в багажник и поехали вдоль песчаных пляжей. Заднее колесо велосипеда торчало наружу. В кафе музея в такой ранний час людей почти не было. Девушка за стойкой мурлыкала какую‑то мелодию, и Валландер, к своему удивлению, узнал ее – эта песня была на одной из купленных им недавно кассет.
– Был вечер, – сказал Стен Торстенссон, – точнее, вечер одиннадцатого октября. Папа был у одного из своих самых крупных клиентов. Полиция утверждает, что он превысил скорость и не справился с управлением. Машина перевернулась, и он погиб.
– Такое случается, – сказал Валландер сочувственно. – На одну секунду ослабил внимание – и все.
– В тот вечер был густой туман, – сказал Стен. – И мой отец никогда, ни разу в жизни и ни при какой погоде не превышал скорость. Почему вдруг ему понадобилось превышать скорость в сплошном тумане? Он ездил медленно и осторожно, почему‑то страшно боялся задавить зайца.
Валландер внимательно посмотрел на него:
– Ты что‑то недоговариваешь.
– Следствием занимался Мартинссон, – сказал Стен Торстенссон.
– Очень хороший следователь. Если он пришел к выводу, что все так и было, у тебя нет причин ему не верить.
Стен Торстенссон внимательно посмотрел на Валландера:
– Я ни на секунду не сомневаюсь в профессиональных качествах Мартинссона, как и в том, что отца нашли в машине мертвым – в перевернутой, искореженной машине на лугу. Но очень многое не сходится. Там что‑то случилось.
– Что?
– Что‑то еще, не просто авария.
– Что, например?
– Не знаю.
Валландер встал, чтобы налить себе еще кофе.
«Почему не сказать как есть? – подумал он. – Да, Мартинссон очень хороший следователь, он изобретателен и энергичен, но часто небрежен».
– Я внимательно прочитал материалы расследования, – сказал Стен, когда Валландер вернулся с чашкой в руке. – Я был на месте происшествия, читал протокол вскрытия, говорил с Мартинссоном. Я все обдумал, и вот я здесь.
– Что я могу сделать? – спросил Валландер. – Тебе, как адвокату, прекрасно известно, что в каждом следствии есть дыры, которые так и не удается залатать. Твой отец был один в машине, и, если я тебя правильно понял, свидетелей нет. То есть никого, кто мог бы со стопроцентной гарантией описать, что произошло с твоим отцом.
– Что‑то случилось, – с той же задумчивой интонацией сказал Стен Торстенссон. – Что‑то не сходится, и я хочу знать, что.
– К сожалению, не могу тебе помочь. Даже если бы и хотел.
Но Стен его словно бы и не слышал.