Миссис Хэтч прикусила нижнюю губу и нервно посмотрела на Шоу. А Хэтч стремительно двинулся дальше, с новой силой и искренностью в голосе:
– Вам, несомненно, известно о новом витраже, посвященном его памяти, который мы собираемся открыть в церкви Святой Анны? Он уже почти готов, нам нужно лишь собрать еще немного денег. Он будет представлен как воплощение пророка Иеремии, обучающего людей основам Ветхого Завета; он будет изображен с ангелами, сидящими на его плечах.
Шоу сжал зубы и с явным трудом воздержался от каких-либо комментариев.
– Да-да… я слышал, – поспешно сказал Линдси. Пребывая в замешательстве, он оглянулся на Шоу, который теперь ходил, словно не в силах сдержать внутреннее волнение. – Уверен, это будет прекрасный витраж, и он многим понравится.
– Дело вовсе не в этом, – резко сказал Хэтч; он насупился и в гневе сжал губы. – Дело отнюдь не в красоте, мой дорогой сэр, а в духовном подъеме, в стремлении к возвышенному. В спасении душ от греха и невежества, в том, чтобы напомнить верующим о пути, которым мы должны идти, и о цели, к которой следует стремиться. – Он покачал головой, точно хотел избавиться от настоятельных требований окружающего его огромного материального мира. – Епископ Уорлингэм был праведником, он превосходно понимал порядок вещей и наше место в предначертаниях Господних. Мы, к несчастью нашему, пока что не используем влияние его авторитета. Но теперь этот витраж станет памятником ему, и люди каждое воскресенье будут возводить очи горе, любоваться им, и благодать Господня, Божий свет будут нисходить на них.
– Да бросьте вы, мой милый, свет будет нисходить на них из любых окон, что там имеются в стенах, – резко бросил Шоу. – А по сути дела, больше всего этого света можно заполучить, стоя снаружи, на кладбище, на свежем воздухе.
– Я выражаюсь фигурально, – ответил Хэтч с затаенной яростью во взгляде. – Разве можно относиться к подобным вещам с такими приземленными понятиями? По крайней мере, в этот час горя от потери вы могли бы вознести душу свою к более высоким, вечным материям. – Он яростно заморгал, губы побелели, голос задрожал. – Все это и без того Бог знает как ужасно!
Эта мимолетная ссора погасла, и горе заняло место взаимной ярости. Шоу теперь стоял неподвижно, наконец замерев на месте, в первый раз с момента появления здесь Питта.
– Да-да, я… – Он никак не мог заставить себя извиниться. – Да, конечно. Вот, полиция явилась. Это был поджог.
– Что?!
Хэтч был поражен. От лица его отлила кровь, он даже покачнулся. Линдси придвинулся ближе к нему на случай, если он упадет. Пруденс метнулась назад и протянула руки, но тут до нее дошел смысл сказанного Шоу, и она также замерла в ужасе на месте.
– Поджог! Вы хотите сказать, что кто-то намеренно поджег дом?
– Совершенно верно.
– Значит, – она с трудом сглотнула, стараясь взять себя в руки, – значит, это было убийство!
– Да. – Шоу опустил ладонь на ее плечо. – Извини, моя дорогая. Но именно поэтому сюда и явилась полиция.
Тут она и Хэтч впервые обратили внимание на Питта. Их взгляды выражали одновременно тревогу и неприязнь. Хэтч распрямил плечи и, пересилив себя, обратился к Питту, полностью игнорируя Мёрдо:
– Сэр, мы ничего не в состоянии вам сообщить. Если это и в самом деле было преднамеренное преступление, тогда ищите какого-нибудь бродягу. А пока что оставьте нас в покое, дайте возможность побыть наедине с нашим горем – во имя гуманности.
Было поздно; Питт устал, проголодался, вымотался и уже изнемогал от увиденного горя, боли, от едкого запаха застоялого дыма, от пепла, засыпавшегося ему за шиворот.
Вопросов у него больше не было. Он видел результаты судебно-медицинской экспертизы и выяснил то немногое, что можно было из них узнать. Нет, это дело рук не какого-нибудь бродяги, это было тщательно подготовленное преступление с намерением уничтожить – а скорее всего, убить. Но кем подготовленное? В любом случае ответ таится в сердцах людей, хорошо знавших Стивена и Клеменси Шоу, и, вполне возможно, Томас уже видел этого человека или слышал его имя.
– Да, сэр, – сказал он с некоторым облегчением. – Спасибо за время, которое вы нам уделили. – Последнее он адресовал доктору Шоу и Линдси. – Как только я узнаю что-то еще, то сообщу вам.
– Что? – Шоу даже скривился. – Ах да, конечно… Спокойной ночи… э-э-э, инспектор.
Питт и Мёрдо направились к выходу и через несколько минут уже шли по притихшей улице, освещая себе путь фонарем констебля и направляясь обратно к хайгейтскому полицейскому участку. Питт же жаждал наконец сесть в кеб и отправиться домой.
– Как вы считаете, они охотились за доктором или за миссис Шоу? – спросил Мёрдо, когда они прошли пару сотен ярдов. Ночной ветерок гнал им в лица холодный воздух с первыми признаками морозца.
– Могло быть и то, и другое, – ответил Томас. – Но если их целью являлась миссис Шоу, тогда, кажется, о ее присутствии дома знали только мистер и миссис Далгетти и сам наш добрый доктор.
– Надо полагать, нашлось бы немало таких, кто хотел бы убить доктора, – задумчиво сообщил Мёрдо. – Мне кажется, врачи вообще всегда тем или иным образом узнают множество людских тайн и секретов.
– Действительно, – согласился с ним Питт, передергиваясь от холода и ускоряя шаг. – И если так, то доктор может знать, кто стоит за этим. А они могут сделать еще одну попытку.
Было уже почти девять вечера, и Шарлотта давно прислушивалась к любому скрипу и иному шуму, дожидаясь его. Сейчас же она старалась отвлечься от этого занятия, уселась на пол в самом неудобном и неподобающем положении и стала читать «Джейн Эйр». Когда же муж наконец явился домой, она не слышала его до тех пор, пока он не снял пальто, повесил его и появился в дверях.
– Ох, Томас! – Шарлотта отложила книгу и поспешно поднялась на ноги, с некоторым трудом расправляя юбку. – Томас, где это тебя носило? От тебя просто ужасно пахнет!
– Пожар, – ответил он, целуя ее, лишь чуть касаясь ее лица губами, но не привлекая к себе, чтобы не испачкать ей платье сажей и грязью.
Шарлотта отметила в тоне его ответа признаки усталости и еще кое-что, явный отзвук какой-то трагедии.
– Пожар? – переспросила она, задержав на нем взгляд. – И кто-то погиб в огне?
– Женщина.
Она подняла взгляд:
– Убийство?
– Да.
Шарлотта помедлила, обозревая его помятую и запачканную одежду, местами еще мокрую от послеполуденного дождя, потом изучила выражение его глаз.
– Хочешь есть? Или сперва помоешься? Или сначала все мне расскажешь?
Томас улыбнулся. Было нечто немного нелепое в ее прямоте и откровенности, особенно после сдержанных, тщательно выверенных манер Клитриджей и Хэтчей.
– Чашку чаю, потом снять сапоги, а уж потом, попозже, горячей воды, – честно ответил он.
Шарлотта восприняла это как отказ разговаривать и поспешила на кухню. Ее ноги в чулках бесшумно скользили по линолеуму коридора, по тщательно вымытым доскам пола в кухне. Плита была горячая, как всегда; Шарлотта поставила чайник на огонь, отрезала ломоть хлеба и намазала его маслом и джемом. Она была уверена, что муж захочет именно такой бутерброд, едва увидит его.