Слушайте, давайте на минуту предположим, что Ташат была привлекательной молодой девушкой, замужем за богачом, который, возможно, был намного старше ее и достаточно богат, чтобы содержать не одну жену. Скажем, сексуально он проявлял себя нечасто, и ей не хватало внимания, даже если она была частично обрезана. Вопрос в том, на кого вероятнее всего упадет ее блуждающий взгляд? На слугу, родственника или друга мужа, возможно, на случайного делового партнера – вот на кого. Жены, наложницы и дети жили вместе в гареме, на женской половине, но их не запирали, как потом, в Турции. Египтянки имели право владеть собственностью и свободно разгуливать по городу. Когда собиралось много народу, мужчины ели с мужчинами, а женщины с женщинами, но в одной комнате. – Клео сделала паузу, дабы произвести большее впечатление. – Скажем, мужу наставляет рога кто-то из его знакомых, а такое предательство – еще страшнее. И он позаботился, чтобы преступник получил по заслугам, положил его голову неверной жене между ног, а остальное выбросил крокодилам.
Фил покачал головой:
– А почему бы сразу не бросить его крокодилам и дело с концом?
– Это не по-египетски, – стояла на своем Клео, – надо было поместить любовника туда, где застал его муж, но без того прибора, с помощью которого он сможет продолжить свое занятие… – Она остановилась и щелкнула пальцами. – Вот что должно лежать у него во рту – его же гениталии – чтобы он в том мире не смог заняться тем же.
– Скажите еще о вечном проклятии, – пробурчал Фил, качая головой.
– А как тогда ты объяснишь сцену суда у нее на картонаже? – заспорила Кейт, по-прежнему не соглашаясь со сценарием Клео. А также с очевидными доказательствами – рассеченными подошвами Ташат. – Разумеется, если муж так кровожадно отомстил, он настоял бы на другом положении весов, чтобы боги и все остальные поняли, что она опозорила его имя. – На губах Макса заиграла удивленная улыбка: иного ободрения Кейт и не надо было. – А вместо этого он нанял весьма талантливого художника, чтобы тот написал такой естественный и живой портрет, подаривший ей новую вечность. По-моему, эта маска – залог любви, а не предательства и мести.
Макс кивнул, чтобы Кейт знала, что он с ней согласен.
– Кажется, египтяне верили, что голова – залог воскрешения, когда человек входит в свет нового дня? И разве открытый глаз в египетском словаре не был синонимом знания? – Он посмотрел на Клео, ожидая кивка. – Наверное, я старею: я только сейчас понял, что забыл об этом упомянуть. Глаза нашего неизвестного друга не были закрыты. Он путешествует по вечности с широко раскрытыми глазами.
Тело мое питается тем, что живет на земле, а дух – тем, что в сердце… То, что можно назвать, можно и познать, а чего нельзя назвать, надо жизнью проверить, поверить.
Год восьмой правления Тутанхамона
(1353 до н. э.)
– Больно, – хныкал он.
– Тогда ты знаешь, как больно было иа, когда ты бил его палкой, – сказал я мальчику. Когда я закончил усаживать пиявок туда, где плоть налилась кровью, он умолк, и я решил, что любопытство взяло верх над жалостью к себе. Я ошибся. Дело было в том, что он увидел дочь господина.
– Меня зовут Асет, – сообщила она ему, застенчиво улыбаясь, – а это Тули. – Услышав свое имя, пес, сидевший рядом, завилял хвостом. – Хочешь, он покажет тебе фокус? – Сын Ипвет еле кивнул, поскольку не мог вымолвить ни слова. Им обоим было по шесть лет, но Рука был вдвое крупнее Асет, а ладони и ступни у него были куда шире и грубее. Асет дотронулась до мордочки Тули, потом быстро начертила в воздухе три круга.
Собака шлепнулась на твердый земляной пол, трижды перевернулась, поднялась на ноги, вернулась к хозяйке и уткнулась носом в руку.
– Как ты его заставила? – поинтересовался Рука.
– Сначала я показывала ему, что нужно сделать. И я всегда его награждаю.
– Я не видел, чтобы ты ему что-то дала.
Асет положила руку Тули на спину, показала сначала на Руку, потом на Ипвет, на меня и на себя.
– Тули, посчитай, сколько людей.
В отличие от большинства уличных собак, Тули подает голос. И он пролаял четыре раза. Потом посмотрел на Асет. Когда она кивнула, пес замахал хвостом и снова уткнулся в руку хозяйки. Она обняла пса и прошептала ему что-то на ухо.
– Он понимает, что ты пообещала ему кость, – предположил Рука.
– Тули радуется, когда я его глажу и разговариваю с ним. Так бывает между друзьями, а он мой лучший друг на всем свете… кроме Тенры. Хочешь быть моим другом? – Тогда я понял, что она не просто хотела похвастаться животным: отец отказывает девочке в общении с другими детьми, даже ее круга.
Я снял пиявок, промокнул лодыжку Руки кислым вином и смазал ее гусиным жиром с тертым корнем мандрагоры, чтобы приглушить боль. Ипвет была слишком очарована девочкой и собакой и не замечала, что я делаю, пока я не сообщил, что вернусь на следующий день.
– Ты тоже уйдешь? – спросил Рука у Асет.
– Да, но мы снова придем завтра, если твоя мать позволит. – Она взглянула на Ипвет. – Может, он научит меня готовить пальмовые листы для корзин?
– Приходи в любое время, но свою работу я буду делать сама.
– Тогда завтра, Асет, не забудь! – крикнул Рука нам вслед.
Мы направились в город; Тули носился вокруг, иногда отставал, чтобы понюхать ствол пальмы, потом нагонял нас, несясь, словно ветер, потом снова отвлекался на крошку хлеба, которую потеряла какая-нибудь птица. Мы встретили всего двух прихожан, несущих подношения к храму Ра-Хорахте, и я заметил, что ограждающая его стена дала трещину, и стала видна основа из глиняных кирпичей. Краска начала отходить даже от каменного столба, на котором Нефертити топчет девять врагов Двух Земель, размахивая кривой саблей, а бывший муж ее предпочел крюк и цеп, символы мира. Но если Асет и узнала в этой фигуре свою госпожу мать, виду она не подала – возможно, потому, что была слишком взволнована мыслью о том, что скоро увидит Хари и его обезьянку.
Пагош ждал нас у окраины города; он надел на Тули ошейник, ограничивая его резвость.
– Неужели Тули не может обойтись без поводка? – заспорила Асет. – Он всегда приходит на мой зов.
– Ты забыла, как ему распороли брюхо? – спросил Пагош, прикрепляя длинный плетеный кожаный шнурок к ошейнику Тули. – На улицах скитается слишком много его собратьев. Они ведь бродячие, и готовы сожрать все, что попадется.
Пока мы шли мимо рынка, Пагошу приходилось сдерживать Тули, чтобы тот не бросался на красноухих бабуинов, – стражники с их помощью охраняли торговцев от воров. Один из бабуинов оскалился на нас, и Асет вложила руку мне в ладонь.
– Мы чем-то его разозлили?
– Он хочет сказать, чтобы мы отошли подальше, его просто этому научили. Главное – не подходить к нему слишком близко.
– Бабуин моего дяди крадет еду с кухни.
– Ну, возможно, только вор может поймать другого вора, – ответил я.
Нас ожидала Нофрет с корзиной медовых пирожных, испеченных только утром. Потом она отвела Асет в сад, а я пошел в свою рабочую комнату. В тот день мне предстояло проверить счета и подписать заказы на то, что мы сами не выращиваем: мирровую смолу из Нубии, красное сандаловое дерево из Куша, оливковое масло из Микен, шафран и шалфей с Крита и корицу с имбирем из-за Красного моря.