Агата достала стодолларовую купюру и сунула ее в руку бывшей подруге.
– Это за постой и за стол. Не спорь, тебе деньги нужнее, чем мне. – Держа ее за руку, она заглянула ей в глаза. – Ты хоть иногда вспоминаешь все это?
– Каждый божий день, вернее, ночь, – проговорила Люси.
– О чем-нибудь сожалеешь?
– Только об одном: что у нас не получилось.
Агата печально улыбнулась.
– Нет, – пробормотала она, – у тебя все получилось. Ты живешь с человеком, который тебя любит.
– Знала бы ты, как бы мне хотелось уехать с тобой! Сесть в эту машину – и снова в путь!
– И куда бы ты поехала? – спросила со вздохом Агата.
На стоянке все простились. Джон и Люси дождались, пока машина скроется вдали.
– Как я погляжу, вы нашли общий язык, – сказал он.
– Сначала нам показалось, что мы водили знакомство в университете, но нет, обознались, – объяснила Люси.
– Жаль, это было бы здорово!
– Возможно, – коротко ответила Люси.
– Зачем было врать ее мужу? – неожиданно спросила Милли. – Какой смысл заехать в такую даль, найти друзей – и переброситься с ними всего парой слов, прежде чем умчаться дальше?
– Я ничего не сказала, потому что она меня не узнала.
– Вам, как я увидела, было очень весело вместе.
– Она шутила, я отвечала тем же – этого требовала вежливость.
– Это было нелегко?
– Нелегко – еще мягко сказано!
– Почему вы не назвали себя?
– Зачем? Ты живешь с кем-то бок о бок, спишь с ним в одной кровати, делишься самым сокровенным, потом вы разлучаетесь и, случайно столкнувшись на улице, обмениваетесь банальностями, как чужие люди. Что такое лицемерие, если не это? А может, лучше просто перейти на другую сторону?
– У вас с ней была любовная связь?
– Конечно нет, дурочка! Но дружба похожа на любовь, разница – в отсутствии секса.
– Когда вы все это говорите, то думаете, по-моему, не о ней. Разве не так? Мы увидим того человека, который для вас столько значил?
– Может быть.
– Уверена, он-то вас узнает. И потом, я с вами не согласна: дружба и любовь – не одно и то же. Почему вы никогда не виделись? – спросила Милли.
– Потому что мой остров был далеким, диким, жестоким и опасным. Не самое лучшее место, чтобы любить друг друга и создавать семью.
– Это не ответ на вопрос, почему вы расстались.
– Тебе-то какое дело, в конце концов?
– Просто хочется понять.
– Потому что он меня обманул, – выпалила Агата.
– И вы ему этого не простили?
– Я не смогла.
– Я думала, что во времена вашей молодости спать с кем попало было в порядке вещей.
– Он – не кто попало. И вообще, мне не хочется это обсуждать.
– Вы любили его все эти тридцать лет, но так и не простили?
– Насколько я знаю, так бывает, я не одна такая.
– Ничего подобного, так не бывает. Это совершенно бессмысленно.
– А для меня в этом было много смысла.
– Что такого особенного в нем было, если не считать элегантности?
– Я понятия не имела, как живут юноши и девушки моего возраста, что они любят и ненавидят, как они отрекаются от самих себя, чтобы стать членами некой группы. Я не была бунтаркой, просто страдала от одиночества. Я не стремилась быть особенной, потому что совершенно не знала, что такое быть нормальной, не стремилась отличаться от уверенных, спокойных, решительных людей, получивших буржуазное образование.
Я не стремилась быть особенной, потому что совершенно не знала, что такое быть нормальной, не стремилась отличаться от уверенных, спокойных, решительных людей, получивших буржуазное образование. Возможно, я даже была чем-то на них похожа, возможно, им, как и мне, бывало не по себе, но как в этом убедиться, если живешь в царстве шепота? Находясь рядом с ним, я больше не чувствовала себя невидимкой, я начинала существовать. Мы с ним никогда не были парой; мы поцеловались всего один раз, один-единственной, зато что это был за поцелуй! Незабываемый! Знаешь, порой бывает достаточно одной искры, чтобы зажечь пламя жизни. Это по-другому не объяснить, но так оно и есть. Я знала, что это он и только он. В тот день, когда он меня обнял, я увидела, как закрываются двери моей юности. Я стала взрослой женщиной.
– Почему вы только раз поцеловались?
– Может, виной тому целомудрие. Или страх. Мы иногда сталкивались на студенческих сходках, ради этого я там и бывала. Вечно мы с ним переглядывались, но сохраняли дистанцию – вернее, это делал в основном он. Может, думал, что я слишком молода, или боялся уложить в постель девушку, которой еще не исполнилось двадцати одного года? За это можно было угодить за решетку. А может, решил не торопиться, чтобы мы лучше друг друга узнали, потому что уважал меня. Наверное, всего понемножку. Мне было все равно, я была готова терпеть столько, сколько понадобится. Моя старшая сестра быстро заметила, что нас что-то связывает. Она была моей противоположностью: я – сдержанная, даже застенчивая, она – пылкая, решительная, боевая и задорная, словом, настоящая бунтарка. Кстати, в нашей группе она быстро захватила бразды правления: управляла дискуссиями, принимала решения об акциях. Я подчинилась ее силе убеждения, она меня восхищала. Сестра все сделала, чтобы его соблазнить. Она была гораздо красивее меня и на два года старше. В таком возрасте два года – это много. Короче, однажды вечером она добилась своего. Я-то была форменной дурочкой, совершенно запуталась. Если жизнь решила нас разлучить, значит, нам не быть вместе, подумала я.
– У них был долгий роман?
– Какое там! Одна-единственная ночь! Она затащила его в постель, чтобы мне насолить, из зависти, а еще чтобы продемонстрировать свою власть надо мной.
– Вот мерзавка!
– Не смей так о ней говорить!
– Каким он был внешне?
– Прими влево, – посоветовала Агата, не ответив.
– Мы гораздо быстрее добрались бы до места по автостраде, повернув направо.
– Там мы тащились бы за грузовиками, и ты заскучала бы за рулем. Как насчет свежего воздуха? Снаружи нежарко.
Милли дождалась перекрестка и опустила верх.
– С вами не нужен никакой навигатор, – сказала она, трогаясь с места. – Похоже, вы знаете дорогу наизусть.
– Ничего особенного, просто хорошо изучила маршрут, – объяснила Агата.
– Мне придется остановиться в ближайшем городе. Надо будет позвонить Фрэнку.
– Успела соскучиться со вчерашнего вечера? Разве не с ним ты разговаривала из своей комнаты?
– Нет, с Джо.
– А ему что понадобилось?
– Ничего, просто узнать, как я, – ответила Милли. – Вернемся к вашей сестре. Вы ее простили?
– Не простить значило бы признаться в своих чувствах к мужчине, которого она у меня украла. Нет, ведя себя так, будто бы ничего не произошло, я торжествовала над ней, лишая ее победы. А потом мы вместе отправились в путь. Я была в долгу перед ней: за освобождение от нашей матери, за мою свободу. Стоило ей объявить, что она уезжает из дому, я взмолилась, чтобы она взяла с собой меня. Наша мать орала, швырялась в нас всем, что попадало под руку, стояла в дверях, не выпуская нас.