Чтобы дать представление об их размерах, рядом лежала линейка. Кожа вокруг ран была красноватой и разорванной, но кровь смыли, чтобы увидеть форму ран — она была округлой. Две раны перекрывали друг друга, третья располагалась всего в дюйме от них.
Круглое очертание следа от орудия убийства наводило на мысль о молотке. Я не из тех мужчин — мастеров на все руки, которые умеют все в доме починить, но что находится в ящике с инструментами, знаю и знаю, что у большинства молотков боек круглый, иногда овальный. Наверняка это подтвердит эксперт по инструментам из отдела коронера, но всегда лучше быть на шаг впереди и предвосхищать выводы и действия противника. Я заметил, что в каждом отпечатке орудия имелась маленькая V-образная отметина, но не мог догадаться, что она означает.
Я снова просмотрел отчет об обыске и обратил внимание, что в списке изъятых в Лайзином гараже инструментов молоток не значился. Это было странно, потому что было изъято множество других, менее употребительных инструментов. Опять же дело могло быть в том, что обыск проводился до вскрытия, когда многие факты еще не стали известны. Полиция просто забрала все инструменты, не выделяя какой-то определенный. Тем не менее вопросы оставались.
Куда подевался молоток?
И был ли это молоток?
Разумеется, это был первый обоюдоострый меч в этом деле. Обвинение будет утверждать, что отсутствие молотка в полном наборе рабочих инструментов свидетельствует о виновности. Обвиняемая воспользовалась им, чтобы убить жертву, а затем избавилась от него, стараясь скрыть свою причастность к преступлению.
Точка зрения защиты на этот факт будет иной: отсутствие молотка свидетельствует в пользу невиновности. Нет орудия — нет связи с обвиняемой — нет и дела.
На бумаге все выглядит убедительно. На деле — не всегда. Обычно в подобных случаях присяжные склоняются на сторону обвинения. Можно назвать это эффектом защиты дома. Обвинение — всегда «домашняя» команда.
Тем не менее я сделал пометки: сказать Циско, чтобы он получше поискал молоток; выяснить у Лайзы, что ей известно; найти ее мужа — хотя бы для того, чтобы спросить его, был ли в его комплекте инструментов молоток и что с ним случилось.
Следующая серия снимков изображала череп после того, как с него была удалена кожа. Повреждения были обширными, все три удара проломили кость, и трещины волнами расходились от эпицентра ударов. Раны описывались как несовместимые с жизнью, и снимки полностью подтверждали это заключение.
В отчете о вскрытии перечислялись и другие повреждения на теле — ссадины и даже разрывы кожи, а также три сломанных зуба, но их патологоанатом считал полученными в результате падения, поскольку Бондурант рухнул лицом вниз на цементный пол. Он потерял сознание, если не был мертв еще до того, как ударился об пол. Никаких травм, свидетельствовавших о сопротивлении, не найдено.
К протоколу вскрытия были приложены также фотокопии снимков с места преступления, предоставленные патологоанатому полицейским управлением Лос-Анджелеса. Это был не полный комплект, а лишь шесть фотографий, показывавших местоположение тела in situ — то есть так, как оно было обнаружено. Мне бы хотелось располагать полным набором снимков, причем подлинных, а не фотокопий, но их я не мог получить до тех пор, пока судья не снимет запрет на знакомство с доказательствами, наложенное Энди Фриман.
Фотокопии фиксировали под самыми разными углами обзора положение тела Бондуранта, распростертого в гараже между двумя автомобилями. Водительская дверца его «лексуса» была открыта. На полу рядом — картонный стакан из «Джоуз Джоу» и лужица расплескавшегося кофе. Неподалеку — раскрытый портфель.
Бондурант лежал лицом вниз, спина и макушка головы испачканы кровью. Казалось, что глаза у него открыты и смотрят прямо в пол. Маркером на фотографиях были обведены капли крови на полу.
Никаких предположений относительно того, была ли это кровь, брызнувшая непосредственно из раны в момент нападения или накапавшая с орудия убийства, в отчете не содержалось.
Я обратил особое внимание на портфель. Почему он открыт? Пропало ли из него что-нибудь? Если преступник, совершив убийство, рискнул потратить время на то, чтобы обыскать портфель, значит, это хладнокровный и расчетливый человек. В тот момент гараж уже наполнялся прибывающими на работу сотрудниками банка. Не побояться шарить в портфеле рядом со своей жертвой — чрезвычайный риск, человек, убивший в состоянии аффекта или из мести, ни за что не стал бы этого делать. Не похоже на действия дилетанта.
Я сделал еще несколько пометок, касающихся возникших у меня вопросов, и памятку для себя: сказать Циско, чтобы он выяснил, есть ли в банковском гараже персональные парковочные места и написана ли на стене перед местом, где припарковался Бондурант, его фамилия. То, что прокуратура добавила к делу обвинение в организации засады, указывало: они уверены, что Лайза Треммел знала, где и когда появится Бондурант, — ведь им придется доказывать это в суде.
Я закрыл папку с делом Треммел, натянул на ее углы резинки и подсунул под них блокнот.
— Все в порядке? — спросил я Хейли.
— Конечно.
— Ты закончила?
— Еду или уроки?
— И то и другое.
— Есть я закончила, но у меня еще остались обществоведение и английский. Хотя, если хочешь, можем ехать.
— Мне нужно просмотреть еще несколько папок. У меня завтра слушания.
— По этому делу об убийстве?
— Нет, по другим.
— Это по тем, где ты стараешься помочь людям остаться в своих домах?
— Именно.
— А почему этих дел так много?
Устами ребенка…
— Алчность, милая. Все это из-за всеобщей алчности.
Я взглянул на нее, чтобы понять, достаточно ли такого объяснения, но она не возвращалась к урокам, а смотрела на меня выжидательно — четырнадцатилетнее существо, которому интересно то, что большей части населения страны не интересно вовсе.
— Ну, смотри: чаще всего, чтобы купить дом или кооперативную квартиру, нужна куча денег. Именно поэтому так много людей могут лишь арендовать жилье. Большинство же тех, кто покупает дом, должны выложить очень солидную сумму, но у них почти никогда нет достаточно денег, чтобы расплатиться за него сразу и полностью. Тогда они идут в банк и берут заем. Банк проверяет, достаточно ли у них собственности и достаточный ли доход они получают, чтобы выплатить этот заем. Он называется ипотечной ссудой. Если все оказывается в порядке, эти люди покупают дом и начинают ежемесячно в течение многих лет выплачивать свою ипотечную ссуду. Это понятно?
— Ты хочешь сказать, что они платят ренту банку?
— Ну, что-то вроде того. Только когда ты арендуешь жилье у хозяина, ты не являешься его владельцем. А если ты берешь ипотеку, дом считается твоей собственностью. Это уже твой дом, а говорят, что иметь собственный дом — это и есть заветная американская мечта.
— А твой дом тебе принадлежит?
— Да. И дом твоей мамы — тоже ее собственность.
Она кивнула, но я не был уверен, что подобные вещи доступны четырнадцатилетней девочке. Ее родители, имеющие разные дома и по отдельности выплачивающие свои ипотечные залоги, не являли собой образец воплощения американской мечты.
— Далее. Некоторое время назад процедуру покупки дома значительно облегчили, и вскоре уже практически каждый, обратившись в банк или к маклеру, мог свободно получить ссуду для покупки дома. Началось массовое мошенничество и взяточничество, очень часто ссуды выдавались людям, которым их выдавать было нельзя. Некоторые лгали, чтобы получить ссуду, а иногда лгали те, кто ссуды выдавал.