Да, мы можем предложить методы и отшлифовать навыки, но наделить талантом мы не в силах. Как у одаренного профессионального спортсмена, либо он есть, либо его нет. Точно так же, как в актерском или писательском мастерстве, в игре на музыкальном инструменте или в бейсбол, можно обучить человека основным приемам, что-то подсказать, помочь приобрести навыки. Но коли человек этот не наделен от рождения тем, что мой друг, писатель Чарльз. Мак-Кэрри, называет «глазомером высшей лиги», он не сумеет забивать голы, достойные команды-победительницы, не станет благодатным материалом. Однако если вы — благодатный материал в нашей сфере и вообще порядочный, нормальный человек, каким, надеюсь, являемся все мы, вы не сможете видеть все то, что видим мы, общаться с родственниками и пострадавшими, как мы, не сможете сталкиваться с насильниками, совершившими целый ряд преступлений, и убийцами, причиняющими людям боль ради развлечения, если не почувствуете, что в этом и состоит ваше призвание, не испытаете глубоких и крепких родственных чувств к жертвам насилия и их близким. Тогда вы в состоянии совершить то, с чего я начал, и принять точку зрения, с которой написана эта книга. Я хотел бы верить во искупление грехов и допускаю, что в некоторых случаях возможна реабилитация. Но с высоты своего двадцатипятилетнего опыта работы в качестве специального агента ФБР и почти такого же длительного срока работы аналитиком профиля личности и криминальным аналитиком, познакомившись с доказательствами, статистикой, данными, я не могу считать реальностью то, чему мне хотелось бы верить — в отличие от того, что мне известно. Короче говоря, я гораздо в меньшей степени заинтересован дать второй шанс обвиняемому, совершившему преступление на сексуальной почве, чем первый — невинной потенциальной жертве.
Пожалуйста, не поймите меня превратно. Чтобы добиться этого, нам не нужно фашистское, тоталитарное государство, мы не угрожаем конституции или гражданским свободам: по личному опыту мне, как и всем, известно, к чему приводят реальные и потенциальные злоупотребления властью. По-моему, единственное, что нам необходимо — подкрепить законы, уже разработанные и принятые, и привлечь здравый смысл, опирающийся скорее на реальность, чем на сантименты, к вопросам, касающимся вынесения приговора, наказания и досрочного освобождения. На мой взгляд, нашему обществу больше всего прочего сегодня необходимо чувство личной ответственности за наши поступки. Судя по тому, что я вижу, слышу и читаю, больше никто не желает брать на себя ответственность; в оправдание всегда найдется какой-нибудь довод из личной жизни или прошлого. За возможность пройти по жизни надо платить, и независимо от того, что произошло с каждым из нас в прошлом, частью этой платы является ответственность за наши нынешние поступки.
После краткого изложения своей точки зрения позвольте мне повторить отправную мысль, которую выскажет вам почти каждый сотрудник правоохранительных органов: если вы надеетесь, что мы разрешим ваши социальные проблемы, вас ждет глубокое разочарование. К тому моменту, как проблема доходит до нас, бывает уже слишком поздно, ущерб уже нанесен. В своих выступлениях я нередко повторяю, что чаще всего серийными убийцами не рождаются, а становятся. При надлежащей предусмотрительности и своевременном вмешательстве большинству этих людей можно помочь или, по крайней мере, нейтрализовать их, пока не сделалось слишком поздно. Слишком часто в своей деятельности я сталкивался с последствиями тех случаев, когда меры не были приняты вовремя.
Откуда нам это известно? Что заставляет нас думать, будто мы понимаем, почему убийца поступил так или иначе, и что теперь мы сможем предсказать его дальнейшее поведение, не зная его самого? Причина, по которой мы считаем, будто нам известно, что происходит в душе убийцы, насильника, поджигателя или террориста, кроется в том, что мы первыми получаем сведения из рук настоящих экспертов — самих преступников.
Работа, которой занимались мои коллеги и которая до сих пор продолжается в Квонтико, основана прежде всего на исследовании, предпринятом специальным агентом Робертом Ресслером и мной в конце 70-х годов, когда мы разъезжали по тюрьмам и проводили подробные и продолжительные беседы с типичными серийными убийцами, насильниками и лицами, совершившими уголовные преступления. Это исследование продолжалось несколько лет и в некотором смысле длится до сих пор. (В сотрудничестве с профессором Энн Берджесс из Университета Пенсильвании результаты были обработаны и позднее опубликованы под названием «Убийства на сексуальной почве: модели и мотивы».)
Чтобы добиться результата и получить от этих людей то, что вам надо, прежде всего следует провести тщательную подготовку — изучить дело и узнать о случившемся все возможное, а затем встретиться с преступниками на их уровне. Если не знать в точности, что они совершили и как, каким образом заполучили жертвы, какими способами причиняли им боль и убивали, они начнут обманывать вас с корыстными целями. Не следует забывать, что большинство серийных преступников имеют богатый опыт в манипулировании людьми. Если вы не пожелаете снизойти до их уровня и увидеть события их глазами, они не проникнутся доверием и не раскроют душу. А когда этого нет, возникает напряжение. Мне так и не удалось ничего вытянуть из Ричарда Спека, совершившего убийство восьми медсестер из дома престарелых в южной части Чикаго. Я беседовал с ним в тюрьме в Джолиете, штат Иллинойс, причем безуспешно, пока не плюнул на свою официальную невозмутимость и вежливость агента ФБР и не упрекнул его в том, что он «лишил всех нас восьми аппетитных попок».
Тут он встряхнул головой, улыбнулся, повернулся к нам и сказал:
— Все вы чокнутые, парни. Вы ничем не лучше.
Поскольку у меня всегда возникают теплые родственные чувства к жертвам и их близким, мне подчас бывает особенно горько и трудно играть подобную роль. Но это необходимо, и после разговора со Спеком я наконец проник под его маску «крутого парня», понял, как работает его мозг и что подвигло его той ночью 1966 года на насилие и массовое убийство вместо заурядной кражи со взломом.
Когда я отправился в Аттику побеседовать с Дэвидом Берковицем, «Сыном Сэма», который убил шестерых юношей и девушек в автомобилях в Нью-Йорке, держа город в страхе с начала июля 1976 года, он придерживался своей опубликованной во всех газетах истории о дряхлой (трехтысячелетней!) собаке соседа, якобы толкнувшей его на преступления. Мне было многое известно о подробностях этого дела, я достаточно вник в метод преступника, чтобы прийти к выводу: убийства вовсе не были результатом столь запутанного бреда. Так я считал не потому, что не мог в это поверить, а потому, что уже многому научился, многое понял из предыдущих бесед, которые мы анализировали.
И потому, как только Берковиц завел свою песню о собаке, я остановил его:
— Хватит заливать, Дэвид. Псина тут ни при чем.
Рассмеявшись, он сразу признал мою правоту. Так открылся путь к сути его методологии, к тому, о чем я больше всего хотел услышать и из чего хотел извлечь урок. И мы многому научились. Берковиц, начавший свою антисоциальную карьеру в роли поджигателя, рассказал нам, как каждую ночь выезжал на охоту за жертвами, удовлетворявшими его требованиям. Если ему не удавалось их найти, как часто случалось, его тянуло к местам прежних преступлений, где он мастурбировал, вновь испытывая радость и удовлетворение, власть над жизнью и смертью других человеческих существ — те же чувства, которые Биттейкер и Норрис возрождали с помощью аудиозаписей, а Лейк и Эндж — с помощью собственноручно снятых фильмов.
Эд Кемпер — гигант ростом шесть футов девять дюймов, обладающий самым высоким коэффициентом интеллекта из всех убийц, с которыми мне доводилось встречаться. К счастью для меня и остальных, я столкнулся с ним в комнате для свиданий психиатрической больницы штата Калифорния в Вакавилле, где Кемпер отбывал многочисленные пожизненные заключения.