Он делал что мог. В сердечных делах его нельзя было назвать профи. Если определить обычную реакцию Уиндзора на романтические отношения, больше всего подходило слово «тошнота».
– Забудь об этом, – отмахнулся Майрон.
– Прекрасно.
– Но все равно спасибо.
Быстрый кивок.
Десять лет Майрон сражался с Джессикой – бурная любовь, драматический разрыв, новая встреча, осторожное сближение, опять роман… Но теперь все кончено.
– Мне ее не хватает! – вырвалось у Майрона.
– Мы вроде решили, что прекратим об этом говорить?
– Извини.
– Ладно, продолжим. – Уиндзор снова поерзал в кресле, словно ему вставили анальный зонд.
– Я просто хотел сказать… Наверное, мне никогда не избавиться от Джессики окончательно.
– Что-то вроде сбоя в программе, – кивнул Уиндзор.
– Да. Что-то вроде этого. – Майрон улыбнулся.
– Значит, нужно вырезать испорченный фрагмент и идти дальше.
Майрон посмотрел на друга. Уиндзор пожал плечами:
– По пути к тебе я смотрел ток-шоу Салли Джесси.
– Заметно, – отозвался Майрон.
– Передача называлась «Мама отбирает мои фенечки», – продолжал Уиндзор. – Скажу честно – я плакал.
– Рад, что в тебе проснулись человеческие чувства. – Как будто они у него когда-то были. – Что у нас на повестке дня?
Уиндзор взглянул на часы.
– У меня есть знакомый в следственном изоляторе. Думаю, сейчас он на месте.
Уиндзор включил громкую связь и набрал номер. Послышались телефонные гудки. Через пару секунд ответил мужчина:
– Шварц.
– Брайан, это Уиндзор Локвуд.
Как всегда, последовала уважительная пауза.
– Привет, Уиндзор.
– Можешь дать мне кое-какую информацию?
– Спрашивай.
– Эсперанса Диас. Она у вас?
Брайан помолчал, прежде чем ответить:
– Считай, я тебе этого не говорил.
– Не говорил чего?
– То, что сейчас скажу, – ответил Шварц. – Да, она здесь. Ее притащили пару часов назад в наручниках. Все было сделано по-тихому.
– Почему по-тихому?
– Не знаю.
– Когда ей предъявят обвинение?
– Думаю, завтра утром.
Уиндзор посмотрел на Майрона. Тот кивнул. Значит, она проведет ночь в тюрьме. Это плохо.
– Почему ее арестовали так поздно?
– Не знаю.
– И ты сам видел, как ее привезли в наручниках?
– Да.
– Ей предлагали добровольно прийти в участок?
– Нет.
Друзья снова переглянулись. Поздний арест. Наручники. Ночь в тюрьме. Похоже, кто-то в окружной прокуратуре решил всерьез взяться за дело. Это очень плохо.
– Есть еще что-нибудь? – спросил Уиндзор.
– Это практически все. Я уже сказал, арест провернули без шума. Окружной прокурор даже не сделал заявления для прессы. Но скоро сделает. Возможно, уже в вечерних новостях. Минимум информации, никаких вопросов – в таком духе. На самом деле я бы и сам ничего не знал, если бы не был таким фанатом.
– Фанатом чего?
– Профессионального реслинга. Я ее помню по спортивным боям. Тогда она выступала как Крошка Покахонтас, индейская принцесса. Ты знал об этом?
Уиндзор посмотрел на Майрона.
– Да, Брайан, я слышал.
– Правда? – Шварц оживился. – Я от нее просто с ума сходил. Супер была девчонка.
– Я от нее просто с ума сходил. Супер была девчонка. Высший класс. Прикинь, она выходила на ринг в одном узком замшевом купальнике, швыряла на пол девиц в два раза больше ее и выделывала такие фортели, что у меня глаза на лоб лезли.
– Красочно описываешь, – отозвался Уиндзор. – Что-нибудь еще, Брайан?
– Нет.
– Ты знаешь, кто ее адвокат?
– Нет. – Потом Шварц добавил: – А вот еще что. Тут кое-кто есть.
– Что это значит, Брайан?
– На ступеньках у подъезда.
– Не понимаю, о чем ты, – нахмурился Уиндзор.
– Под дождем. Просто сидит. Бред полный, но я бы поклялся, что это Атаманша, бывшая партнерша Крошки Покахонтас. Ты в курсе, что они три года подряд выигрывали Межконтинентальный чемпионат в парном реслинге?
Уиндзор вздохнул:
– Не может быть.
– Не знаю, правда, что подразумевалось под «межконтинентальностью». Что это вообще такое – межконтинентальный? Это было давно. Пять, а то и восемь лет назад. Но, Бог мой, что это были за девчонки! Великие бойцы! Сейчас все уже не то.
– Могучие женщины в купальниках, – поддакнул Уиндзор. – Хорошее было время.
– Вот-вот. А теперь сплошные подделки и накачанные груди – так я по крайней мере слышал. Каждый раз, когда этих девах бросают на ринг, я боюсь, что они лопнут, как старые шины. Поэтому я больше не смотрю реслинг. Нет, конечно, когда переключаешь каналы и что-нибудь попадается на глаза, я могу немного…
– Ты говорил про женщину на ступеньках.
– Ах да, прости. Короче, не знаю, кто это, но она там сидит. Прямо под дождем. Копы ходят взад-вперед и спрашивают, что ей тут надо, а она отвечает, что ждет подругу.
– Значит, она и сейчас там?
– Да.
– Как она выглядит, Брайан?
– Как Невероятный Халк. Только страшнее. И поярче размалевана.
Уиндзор и Майрон переглянулись. Никаких сомнений – это Атаманша, она же Большая Синди.
– Что-нибудь еще, Брайан?
– Вроде нет. – Он помолчал. – Так ты знаешь Эсперансу Диас?
– Да.
– Лично?
– Да.
Благоговейная пауза.
– Господи, Уиндзор, ты крутой чувак!
– Я знаю.
– Сможешь раздобыть для меня ее автограф?
– Сделаю что смогу, Брайан.
– Как насчет автографа на фото? В костюме Крошки Покахонтас? Я ведь правда ее фанат.
– Это я уже понял, Брайан. Пока.
Уиндзор дал «отбой» и откинулся в кресле. Он взглянул на Майрона. Тот кивнул. Уиндзор включил внутреннюю связь и попросил водителя отвезти их к зданию суда.
Майрон вылез из машины и подошел к подъезду.
– Большая Синди?
Темная фигура издала глухой звук: рык львицы, которую потревожило бродячее животное.
– Это Майрон, – добавил он.
Рычание усилилось. Мокрые волосы Большой Синди плотно облепили голову, напоминая помятый римский шлем. О цвете ее волос можно было только гадать – она красила свои вихры по-разному, – хотя он явно не принадлежал к естественной гамме. Бывало, Атаманша просто смешивала наугад разные оттенки и потом смотрела, что из этого получится. И она всегда настаивала, чтобы ее называли Большая Синди. Не просто Синди. Большая Синди. Даже изменила свое имя в документах. Там черным по белому было написано: Синди, Большая.
– Ты не можешь сидеть тут всю ночь, – заметил Майрон.
Большая Синди наконец открыла рот.
– Уходите.
– Что случилось?
– Вы сбежали.