— Но имеется огромный провал между высмеиванием моих вредных привычек и демонстрацией того, как женщина может заботиться — в качестве сестры милосердия родильного отделения, ради всего святого, — вынашивать жажду убийства младенцев и при этом оставаться в своем уме.
— А ваши исследования не смогли ничего прояснить, доктор? — поинтересовался Люциус.
— Боюсь, что нет, — ответил тот со знакомой тоской, сопровождавшей эти его усилия все последние дни. — Как я уже говорил Саре, в современной психологической литературе возможно отыскать лишь бесценные крупицы того, что хоть как-то касается вопроса. И Краффт-Эбинг, и Фрейд — оба готовы рассматривать сексуальный аспект взаимоотношений матери и ребенка, главным образом — в контексте мальчиков. Эти люди даже ухитряются говорить о желании детей уничтожить своих родителей, буквально или фигурально, но — опять-таки акцентируя внимание на мальчиках. Кроме того, имеются исследования насилия со стороны мужчин по отношению к детям — хотя и на фоне общих дискуссий о вторичном воздействии алкоголизма и наркотической зависимости. Но тщетно пытался я отыскать действительно значимое обсуждение случаев женского насилия по отношению к детям на их попечении, будь они их собственными или же чужими. Общепринятое суждение таково, что подобные случаи либо экстремальны, либо запоздалые проявления послеродового психоза, а в тех случаях, когда подобный диагноз неуместен — умственного расстройства неизвестной этиологии. Боюсь, официальные юридические отчеты и заключения в этом отношении оказали куда большую помощь, нежели изыскания психиатров.
— Правда? — с некоторым удивлением переспросил Маркус: перед тем, как прийти в полицию, он получил степень по юриспруденции. — Прогрессивное мышление юристов — вот это поворот.
— Именно так, — ответил доктор. — И я вовсе не хочу сказать, что в судебных или юридических кругах проводилось систематическое изучение феномена. Но судьи просто вынуждены признавать те реалии, которые выносятся на их рассмотрение, и реалии эти слишком часто обретают черты матерей, гувернанток и других взрослых женщин, подвергающих насилию детей. И зачастую — грудных.
— Но если я не ошибаюсь, — заметил Маркус, — вину за детоубийство обыкновенно возлагают на одного из двух козлов отпущения правовой системы — нищету или незаконнорожденность.
— Верно, Маркус, — но, между тем, можно вспомнить ряд дел, среди которых есть даже несколько громких, которые нельзя объяснить ни чрезвычайной бедностью матери, не позволяющей выкармливать дитя, ни ее незамужностью. И списать все на неизвестную науке разновидность умственного помешательства также возможным не представляется. Помните дело Лидии Шерман?
Это печально знаменитое имя, прозвучавшее как раз когда наш экипаж преодолевал 42-ю улицу по Восьмой авеню, привело обоих Айзексонов и мисс Говард в состояние, близкое к экстазу.
— Лидия Шерман, — тоскливо промолвил Люциус. — Королева отравителей. Да-а, вот это было дело…
— И мы никогда не узнаем, сколько же людей она порешила, — продолжил Маркус тем же тоном. — Их могут быть десятки.
— К тому же, — добавила мисс Говард, возвращаясь ближе к теме, — некоторыми жертвами ее были дети, в том числе — ее собственные. И она не была бедной или незамужней, когда травила их.
— Именно, Сара, — сказал доктор. — Она убивала отца детей и, готовясь к следующему замужеству, понимала, что дети просто, как она выражалась, «мешают». Пресса весьма подробно осветила это дело. Но с точки зрения тогдашних алиенистов и их коллег в последующие годы, дела с равным успехом могло и не быть: хотя многие сочли ее на суде совершенно здравой, дело происходило добрых четверть века назад.
Но с точки зрения тогдашних алиенистов и их коллег в последующие годы, дела с равным успехом могло и не быть: хотя многие сочли ее на суде совершенно здравой, дело происходило добрых четверть века назад.
— Как ни жаль прерывать это заседание клуба почитателей Лидии Шерман, — сказал мистер Мур, — но она не была сестрой милосердия — она охотилась за состояниями.
— Конечно, Джон, — ответила мисс Говард, — однако то было наглядным свидетельством, что из факта рождения женщиной не обязательно следует талант к заботе — и даже склонность к ней.
— А памятуя о ее деле, с учетом похожих случаев, — добавил доктор, — мы можем отбросить сентиментальную чепуху профессора Джеймса насчет того, что родительские инстинкты сильнее развиты у женщин, нежели у мужчин, и насчет благородства матери, лелеющей свое больное чадо. Дети Лидии Шерман были больны, это безусловно, однако болели исключительно благодаря тому, что она травила их мышьяком, — и все ее благородные начинания заключались лишь в последующем увеличении дозы того же яда. Нет, я все больше склонен возвращаться к единственному краткому замечанию, обнаруженному несколько дней назад…
— Ремарка герра Шнайдера касательно материнского эготизма? — догадалась мисс Говард.
Доктор кивнул:
— Чтобы вы все знали: Шнайдер заметил, что мать, едва дитя ее появляется на свет, переносит — я цитирую — «весь свой эготизм на ребенка»…
— И чем это может нам помочь? — спросил мистер Мур. — Дети-то в «Родильном доме» были не ее, как и дочь сеньоры Линарес.
— Но по тому, как она забрала Ану, — сказал Люциус, — можно определить, что она чувствовала себя — как ты выразился, Маркус? — вправе взять этого ребенка?
— Точно. — Я услышал, как доктор щелкнул крышкой портсигара. — И не забывайте о ее поведении в поезде — она заботилась о девочке, точно та была ее собственной. Кроме того, подобная психологическая связь вообще часто происходит между сестрами милосердия и пациентами — особенно когда это дети. Эта женщина, вне всякого сомнения, не из тех, кого, пользуясь выражением Сары, «случай рождения» избавил бы от материнских чувств к чужим детям в чрезвычайно собственнической манере. Как минимум это неоспоримо, Джон.
— Вот как? — отозвался мистер Мур, и сам прикуривая. — Простите, значит я это упустил. — Я услышал, как он выдохнул дым и продолжил уже более напористо, обращаясь к доктору: — Но вы тут что-то путаете, Крайцлер. Допустим, все это правда и она испытывает такие чувства по отношению к любому ребенку, на которого положила глаз, — пускай, неважно по каким причинам, она «переносит весь свой эготизм» на детей. Прекрасно, вот только, в отличие от вашего весьма тактичного примера моих привычек, она начинает с заботы и заканчивает полной ее противоположностью. Никто из детей не болел, пока не попал под ее опеку, — однако все они в результате умирают. Что происходит? Они не могут «мешать», как дети Лидии Шерман, — этих детей она выбрала сама, чтобы сблизиться с ними. Так что же произошло?
— Блестяще, Мур, — ответил доктор. — Сие и есть подлинная загадка данного дела. Женщина вкладывает всю душу в этих младенцев; однако уничтожает их. Что же, в самом деле, происходит?
— Может, разновидность опосредованного суицида? — спросил Люциус.
— Нет, это слишком просто, — отозвалась мисс Говард. — Простите за прямоту, Люциус. Сколько раз вы бы могли убить себя, даже опосредованно? Мне кажется… мне кажется, нам следует придерживаться того, что мы обсуждали в музее, доктор.