А уже четверть часа. Ему отдыхать надо.
– Ухожу, ухожу.
Николай поднялся, достал из кармана половинку пятидесятирублевки.
– Вторая половина! Я уже в УГРО был, прикладывал. Сходятся!
– Вот к кому на встречу с золотишком Никандров шел.
– Точно! Теперь дело Болотникова – помнишь, на кладбище? – закрывать можно и нападение на постового. А еще гэбэшники свое розыскное дело закроют в связи со смертью разыскиваемого. Одни плюсы! Выздоравливай.
Феклистов ушел. Андрей припал к кружке с водой, очень хотелось пить. Утолив жажду, откинулся на подушку и уснул. Сказывалось нервное напряжение последних недель. А проснувшись, увидел на тумбочке рядом с кроватью несколько апельсинов. Редкость большая. Кто бы мог принести? Спросил вошедшую медсестру.
– К вам же приходили двое посетителей, вот один из них!
– Который?
Андрей о Феклистове подумал.
– В форме, строгий такой.
Удивлению Андрея не было границ. Неужто гэбэшник? Больше посетителей в форме не было. Раз так – после выздоровления надо зайти, поблагодарить человека.
– На словах что-нибудь передал?
– Сказал – витамины вам нужны.
– Угощайтесь.
– Что вы! Вам самому надо.
– Дети есть?
– Девочка.
– Вот ее угостишь.
Медсестра поколебалась, но искушение было велико, взяла один, сунула в карман.
– Спасибо.
– Девочке привет!
Апельсины появились в Москве перед Новым годом, а в Балашихе Андрей их не видел ни разу. Взял один, понюхал. Сразу детские воспоминания нахлынули. Мать, отец и он, все еще рядом, когда все были живы и войны в помине не было. Сентиментальным себя не считал, а сейчас слезы на глазах выступили.
Сколько жизней проклятая война унесла, сколько судеб поломала, скольких сиротами, калеками оставила! Да и сам он изменился. До войны мечтательным юношей был, а пошел на фронт, за считаные месяцы мечты и иллюзии ушли. Внешне слегка повзрослел, а внутри, особенно после разведки, совсем другой человек. Жесткий, беспощадный. А как романтиком остаться, если выживать приходилось под бомбами и снарядами, когда в рейдах глотки ножом резал немцам? Не все немцы по желанию в армию пошли, не все пытали, жгли.
Деформировалась душа. Вот сегодня убил Гурина. Враг, предатель, душегуб. А ничего в душе не шевельнулось, как таракана зловредного прихлопнул. На фронте взрослеют быстро, кто успеет. Там или ты врага убьешь, либо он тебя, без вариантов. С фронта уже тертым мужиком пришел, а внешне – молодой человек. Кто слаб на фронте был либо не под той звездой родился, там и остались, в сырой земле. На фронте в Бога, случай, Провидение начинали верить самые убежденные атеисты и скептики.
На второй день рука болеть меньше стала, убавилась слабость, в кровати садиться стал. А вставать не получалось. Попробовал опереться здоровой рукой о спинку кровати, подняться, тут же плюхнулся на кровать. Голова кружилась, колотилось сердце. Выходит – рано, надо набраться сил. Вечером приехал Феклистов, когда уже стемнело за окном.
– Привет! Ты как?
– Уже героем, в кровати сижу.
– Небось на медсестричек уже заглядываешься?
– Не спеши, мне бы до сортира дойти.
– Ну вот, я ему о высоком, а он о прозе жизни.
– Как в райотделе?
– Крутимся помаленьку. А кто это тебе апельсины принес? Зазноба?
– Я вместо нее на вокзале Гурина встретил, сам знаешь, чем кончилось. А про апельсины – не знаю. Медсестра сказала – в военной форме приходил.
– Неужели гэбэшник? Лопни мой мочевой пузырь, не верится!
Николай взял апельсин, повертел его в руках, понюхал.
– Новым годом пахнет. Знаешь, чем пахнет Новый год? Елкой и апельсином, конфетами еще.
Николай залез в карман куртки, вытащил пакетик.
– Конфеты. «Раковые шейки» называются. Больничная-то еда скудная. Умереть на ней не умрешь, но и здоровее не станешь. Приварок нужен обязательно. Ну, я побежал. Кражи квартирные пошли. За сутки – три, так что ты не залеживайся.
– Фи, кражи! Я больше по изменникам Родины работаю.
Феклистов изменился в лице.
– Правду скажи – блатовал?
– Ты о чем?
– К себе перейти.
– Не понял.
– Ну – гэбэшник этот.
– У нас даже разговора не было.
– Ох, чую – подкатывает к тебе. Они же там соломку мягко стелют, а спать жестко.
– Выбрось из головы.
– Ловлю на слове. Выздоравливай.
Феклистов убежал. И ведь как в воду смотрел. Третьим днем Андрей вставать стал, держась за стенку в коридоре, добрел до туалета. Послушал в курилке разговоры пациентов. Все больше о болезнях говорили. Андрею неинтересно про аппендициты и грыжи слушать, в палату побрел. Дверь открыл, а там лейтенант-гэбэшник на стуле раскачивается по-хозяйски.
– Добрый день, Андрей Михайлович!
– Здравствуйте.
– Зачем же так официально? Как здоровье?
– Понемногу выкарабкиваюсь.
– Вам привет и наилучшие пожелания мое начальство передает.
– Спасибо.
Засунули бы они свои приветы в… известное место. Приходилось на фронте Андрею пересекаться со Смершем. Разные люди были. Порядочные и сволочи, как везде. Одни сразу пистолетом в зубы тыкали, за человека тебя не считали. Другие разбирались спокойно. Андрей сам свидетелем был, когда наш «Т-34» подбили, но не подожгли. Экипаж машину покинул, так им самовольное оставление поля боя пришили.
– Надо было из танка огонь из пушки вести, атаку поддерживать, – назидал контрразведчик.
А фронтовики знали: подбитый танк – отличная мишень для немецкой артиллерии. И горит танк, хоть и железный, очень быстро. Не успел выбраться из горящей машины за пять-десять секунд, значит, живым сгоришь. Выслуживались некоторые, награды себе в тылу зарабатывали. А танкистов тех перед строем расстреляли. Андрей до сих пор их лица помнил. Поэтому в ГБ идти принципиально не желал. Он уже понял, зачем лейтенант пришел.
– А еще мое начальство с областным руководством милиции созванивалось. Пусть представление пишут – а мы со своей стороны ходатайство поддержим. Пора тебе лейтенантом быть, а ты все в младших.
– Кто не хочет расти?
Звездочки на погонах, конечно, приятно. Только в армии за звание и должность платят, а в милиции – нет.