Почему же она сбежала, если не ради любовника? Ответ на это маячил мрачной и отвратительной угрозой, пока сокрытой стеной времени, но она становилась все тоньше… все тоньше…
– И вы окончательно обосновались в Нью-Йорке? – спросила Кэролайн.
– О нет! – широко улыбнувшись, ответил Сэмюэль. – Когда мне стукнуло двадцать, я решил отправиться на запад, просто посмотреть мир, вы понимаете?
– И бросили вашу бедную мать? – с долей сарказма произнесла Мария.
Это позволило ей вновь с призрачным удовольствием подумать именно об Элис. Первая жена Эдмунда заслужила такое обращение.
– О, поверьте, мэм, моя матушка к тому времени вполне могла сама позаботиться о себе, – заверил Марию гость, поудобнее устраиваясь в кресле. – Она создала чудное ателье по пошиву дамского платья, и на нее работали несколько девушек. Обзавелась друзьями и общалась с множеством разных людей. Она скучала по мне, смею надеяться, но не возражала, когда я собрал чемодан и уехал сначала в Питтсбург, а потом перебрался в Иллинойс.
Он продолжал чудесные описания великих равнин, которые протянулись к западу на тысячи миль до предгорий Скалистых гор.
Мария начала успокаиваться. В конце концов, новый знакомый развлекал их. Как и большинство мужчин, он любил быть в центре внимания. Но в отличие от большинства мистер Эллисон имел явный дар остроумного и готового пошутить рассказчика. Кэролайн раскраснелась и почти не сводила с него глаз.
Вскоре все устроились за столом, где уже сервировали закуски к чаю. Все оказалось не так уж плохо.
– Но потом вы вернулись в Нью-Йорк? – спросила миссис Филдинг.
– Я вернулся на восток, когда заболела моя матушка, – ответил ей Сэмюэль.
– Конечно, – кивнула Кэролайн, – конечно. Естественно, вам хотелось позаботиться о ней. Она больше не выходила замуж?
Странное выражение исказило черты лица гостя – смесь жалости и чего-то, что могло быть гневом.
Мария вздрогнула, предчувствуя опасность. Рано она успокоилась! Ей хотелось придумать, как сгладить неделикатный вопрос своей невестки, но в голову не приходило ничего подходящего, и она побоялась усугубить неловкость.
– Надеюсь, она благополучно выздоровела? – пылко произнесла Кэролайн. – Ведь тогда она была еще довольно молодой…
– О да, – с улыбкой откликнулся Эллисон. – Слава богу, болезнь оказалась несерьезной.
– Должно быть, вы были очень близки, – мягко сказала миссис Филдинг. – Вам пришлось так много пережить вместе…
Лицо мужчины смягчилось, и его глаза осветились особой нежностью.
– Да, близки, – кивнул он. – Как бы мне ни хотелось отыскать английских родственников, я и не думал, что смогу уехать из Америки, пока она жива. Я никогда не знал человека, будь то мужчина или женщина, более храброго и волевого, способного следовать за своей мечтой, быть самой собой, чего бы это ни стоило.
Кэролайн улыбнулась, излучая благодушие, почти сияние, словно его слова значили для нее очень много.
– О, такие стремления достойны этого! – согласилась она, внимательно глядя на Сэмюэля. – Ведь неуверенному в себе, исполненному сомнений и одинокому человеку бывает слишком трудно решиться на такой шаг. А порой бывает уже слишком поздно, когда осознаешь, какова плата за подобные сомнения…
Эллисон взглянул на нее с явным одобрением, точно она высказала ему основательный комплимент.
– Я вижу, миссис Филдинг, что вы очень проницательны. Полагаю, вы могли бы понравиться ей, как и она вам. Видимо, у вас с нею сходные желания.
Мария оцепенела. О чем он говорит? Эта особа покинула своего мужа и сбежала в Америку, а гость, похоже, считает ее образцом добродетели… Много ли он знает? Конечно, она не могла… никогда… ни одна женщина не смогла бы! Холод затвердел внутри ее ледяной глыбой.
Полагаю, вы могли бы понравиться ей, как и она вам. Видимо, у вас с нею сходные желания.
Мария оцепенела. О чем он говорит? Эта особа покинула своего мужа и сбежала в Америку, а гость, похоже, считает ее образцом добродетели… Много ли он знает? Конечно, она не могла… никогда… ни одна женщина не смогла бы! Холод затвердел внутри ее ледяной глыбой. Вернулись давние болезненные воспоминания, острота событий давно ушедших лет проткнула покров забвения.
Она должна была что-то предпринять, пока не стало слишком поздно.
– Полагаю, вам довелось познать и бремя той несчастной войны? – резко спросила старая леди. – Должно быть, то были крайне печальные годы?
– Едва ли стоит бередить те ужасные раны, миссис Эллисон, – печально произнес Сэмюэль. – Любая война ужасна, но страшнее всего та, что взрывает один народ, сталкивая друг с другом знакомых людей, возможно, братьев, отцов и сыновей… Такая ярость и ненависть порождает непреходящую горечь.
Пожилая дама не поняла его – не захотела понять. Он быстро сообразил это, и выражение его лица изменилось.
– Ощущение трагедии смывает время. Его сменяет глубокое сожаление и черный юмор, – добавил Эллисон.
Затем он рассказал дамам о том, как сам воспринял те события.
– Иногда людей объединяют глупые предубеждения, – произнес Сэмюэль, резко понизив голос. – Если вас когда-нибудь мутило от страха так, что судорогой сводило живот, то вы сможете понять такое чувство.
Волна обжигающего жара прокатилась по телу Марии, и воспоминания всплыли в ее мыслях, как прилив, – старые воспоминания, похороненные давным-давно. За жаром последовал холод, вызвавший такую дрожь, точно она проглотила ледышку. Как посмел он заставить ее так страдать?! Как посмел явиться с «того света» и пробудить прошлое?
Именно Кэролайн нарушила напряженное молчание и вернула бывшую свекровь в комфортабельную скромную гостиную с потертой удобной мебелью и послеполуденным светом, льющимся из окон на ковер.
– Вы говорите об этом с таким пылом, что и нам становятся отчасти доступны ваши переживания, – мягко произнесла она.
Повернув голову, Сэмюэль взглянул на нее и взволнованно подался вперед, словно хотел коснуться ее руки, но вовремя вспомнил, что это могут счесть неприлично фамильярным.
Мария задумалась о том, женат ли он, а если нет, то почему, но ей не хотелось больше задерживать его вопросами, как не хотелось и проявлять хоть какой-то интерес к его жизни.
– А как пережила войну ваша матушка? – озабоченно спросила Кэролайн, и миссис Эллисон едва сдержалась, чтобы не ударить ее.
Лицо Сэмюэля озарилось кроткой улыбкой, почти преобразившей его. Впервые исчезла вдруг вся его самоуверенность, и на мгновение проявились черты весьма уязвимого человека: их мог бы заметить только тот, кто сам глубоко пытался осмыслить собственные нужды и обрел понимание того, что силу нужно черпать из другого источника. Марии захотелось поддержать нового знакомого, но она не смогла, опасаясь того, что он может сказать.
– Моя матушка сама позаботилась о себе, мэм, – ответил Эллисон, не сумев скрыть оттенка гордости за нее. – И о многих других также. Она вела себя совершенно бесстрашно. Не раздумывая, боролась за свои убеждения, и ее не волновало, выиграет она или проиграет. – Он слегка вздернул подбородок. – Она научила меня бороться, и я знаю, как надо смотреть в лицо врагу, вне зависимости от собственных чувств или страха того, что цена будет слишком высокой. В худшие моменты жизни я частенько думал о том, как бы мне хотелось стать достойным ее. И смею сказать, что я далеко не одинок в этом желании.
Мария почувствовала, как страдание сдавливает ей грудь точно железным обручем, который уже невозможно будет разорвать.