Так, не очень серьезный, но по правилам за это полагалась плетка – то ли на боцмана огрызнулся, то ли еще что… Ясно было, что мистер Корнуоллис был против, да, сэр. Боцман был настоящий сукин сын. Но дисциплина на корабле прежде всего, да, сэр.
Матрос задрал вверх голову, вспоминая дела давно минувших дней, и продолжил:
– Но мистеру Корнуоллису, ему было не по себе, сэр. Все ходил по палубе ночами, все думал… Злой был, как черт, сэр. А когда парня наказывали, по всему было видно так, будто его самого наказывают, да, вот так, сэр. – Макмун глубоко вздохнул. – Боцман-то потом за борт упал, а мистер Корнуоллис не стал допытываться, сам это он или кто-то его туда пристроил, вот так, сэр! – На лице моряка появилась хитрая гримаса. – Так никто ничего и не узнал, сэр.
– А боцману действительно помогли? – поинтересовался Питт.
Старый матрос улыбнулся поверх чашки:
– Ну, конечно, не без Божьей помощи, сэр! Но мы все поняли, что мистеру Корнуоллису это неинтересно.
– Поэтому ничего ему и не сказали?
– В самую точку, сэр! Так точно, не сказали… Хороший человек был мистер Корнуоллис! Не хотел бы, чтоб у него были проблемы, нет, сэр. Тогда, с этим боцманом, он ведь не стал ничего выяснять, а то ведь виновного повесили бы на рее, беднягу, вот так, сэр! Так и получилось, что боцман сам свалился! – Макмун опять покачал головой. – А мистер Корнуоллис, он, сэр, всегда думал о моряках, да, сэр. Правда, все у него должно было быть разложено по полочкам, вот так, сэр. Я понятно говорю?
– Думаю, что да, – ответил полицейский. – А как вы думаете, мог он приписать себе заслуги другого человека?
Макмун посмотрел на него с недоверием:
– Да ну что вы, сэр! Скорее он позволил бы повесить себя за чужое преступление, да, сэр! Тот, кто такое сказанул, врет беспощадно, сэр! У кого же это язык-то повернулся, а?
– Не знаю, но очень хочу узнать. Вы мне поможете, мистер Макмун?
– Чего это? Я, сэр?
– Да, давайте попробуем что-то понять. Например, были ли у мистера Корнуоллиса личные враги, люди, которые ему завидовали или затаили на него обиду?
– Ежли честно, то трудно сказать, сэр, – Макмун поскреб щетину, забыв о чае. – Я ничего такого не слышал, но кто знает, что там у человека в голове, когда его, там, званием обошли, или, скажем, наказали за что-то… То есть ежели он честный человек, то поймет, что сам виноват… но ведь бывает…
Как ни бился Питт, его собеседник так ничего больше не вспомнил. Полицейский еще раз поблагодарил его и вышел в приподнятом настроении. У Томаса было чувство, что душевная чистота и бесхитростность этого старого матроса начисто смыла ту тяжесть, которая была у него на душе после встречи с Дюрандом. Страх куда-то отступил.
Ранним вечером он оказался в Ротерхите, на встрече с другим матросом 1-го класса из своего списка, которого звали Локхарт. Тот оказался неразговорчивым алкоголиком и не смог сообщить Питту ничего интересного. Казалось, что он помнил Корнуоллиса только как человека, которого надо было бояться, но которого он уважал за мореходное искусство. Локхарт не любил старших по званию и заявил об этом открыто. Это была единственная тема, которая его действительно волновала, и он даже отказался на время от своих односложных ответов.
Позже, когда солнце уже садилось, а воздух все еще был жарким и неподвижным, суперинтендант оказался на причале перед Морским госпиталем в Гринвиче и направился туда, любуясь рекой, которая блестящей лентой вилась между берегами. В госпитале он хотел встретиться с мистером Роулинсоном, который служил судовым врачом под командой Джона.
Врач был занят, и Питту пришлось подождать его в приемном покое минут тридцать.
Все это время Томас с интересом наблюдал за тем, что там происходило, так как впервые в жизни был в приемном покое морского госпиталя.
Наконец появился Роулинсон, одетый в белую рубашку с открытой шеей и закатанными рукавами. На руках и на одежде у него виднелись следы крови. Хирург оказался крупным мужчиной с хорошо развитой мускулатурой и широким дружелюбным лицом.
– Полицейский участок на Боу-стрит? – с любопытством спросил он, осматривая Питта с головы до ног. – Надеюсь, что никто из моих сотрудников не попал в беду?
– Нет, нет, не волнуйтесь. – Томас отвернулся от окна, через которое наблюдал за рекой и кораблями, двигающимися в сторону Лондонского порта. – Я хотел бы поговорить с вами об одном офицере, с которым вы в прошлом вместе служили… О Джоне Корнуоллисе.
– Корнуоллис! Не хотите же вы сказать, что он привлек ваше внимание! – Роулинсон был поражен. – Мне всегда казалось, что он перешел в полицию. Или это было Министерство внутренних дел?
– Нет, полиция, – подтвердил суперинтендант, и ему стало ясно, что придется дать врачу какие-то объяснения. Питт помнил, что обещал провести расследование с максимальной осторожностью и деликатностью. Но как можно было выполнить такое обещание и все-таки получить хоть какую-то информацию?
– Дело касается одного давнего происшествия, которое было… неправильно истолковано, – осторожно ответил полицейский. – Я занимаюсь этим от имени мистера Корнуоллиса.
– Я был корабельным хирургом, мистер Питт, – ответил Роулинсон, облизав губы. – И бо́льшую часть своего времени проводил в кубрике.
– Где, простите?
– В кубрике, на нижней палубе, куда стаскивали всех раненых и где мы их оперировали.
Под ними, по реке, против прилива в направлении Суррейских доков шел клиппер с поднятыми парусами. Эти великолепные паруса белели на солнце. Что-то в нем было очень грустное, как будто век этих красавцев подходил к концу.
– Ах вот, значит, как… Но ведь вы знали Корнуоллиса? – настойчиво повторил свой вопрос Томас, отрываясь от вида клиппера.
– Ну конечно, ведь я плавал под его командованием, – согласился медик. – Правда, капитаны кораблей – обычно не самые разговорчивые люди на свете. Если вы никогда не выходили в море, то, наверное, не можете представить себе всю полноту власти, которой обладает капитан. Результатом этого бывает, как правило, некоторая отдаленность от остальной команды. – Врач машинально вытер руки о штаны, оставив на них новые кровавые следы. – Невозможно быть хорошим командиром и при этом не сохранять дистанцию между собой и командой, даже офицерами. – Роулинсон повернулся и прошел через стеклянную галерею к двери, которая открывалась на поросший травою обрыв. Река предстала перед ними во всем своем великолепии.
Питт шел за ним и внимательно слушал.
– Вся команда держится на жесткой иерархии, – говорил хирург, постоянно жестикулируя. – Допусти капитан хоть чуточку фамильярности, и команда перестанет его уважать. – Он взглянул на суперинтенданта. – Любой хороший капитан это знает, а Корнуоллис был хорошим капитаном. Думаю, что это у него в крови. Он был спокойным человеком, одиночкой по своей натуре. И очень серьезно относился к службе.
– И он преуспевал? – спросил Томас.
Роулинсон улыбнулся, шагая по траве в лучах солнца. Ветер с реки доносил до них запах соли. Прилив быстро набирал силу, и чайки с громкими криками носились у них над головами.
– Да, – ответил хирург. – Он был одним из лучших.
– Тогда почему он списался на берег? Ведь ему было не так много лет!
Медик остановился, и на его лице, впервые за весь разговор, появилось настороженное выражение.