– Вы полагаете, что кто-то из нас может узнать убитого?
– Совершенно верно. Если б вы, ваш дворецкий и, может быть, один из ваших лакеев пришли в морг и посмотрели на него, то это очень помогло бы нам.
– Если это необходимо, – согласился генерал. Очевидно, данная идея ему не очень понравилась, но он смирился с неизбежным.
Раздался резкий стук в дверь, и прежде чем Балантайн успел ответить, дверь распахнулась, и в комнату вошла женщина. Питт сразу же ее вспомнил. Леди Огаста Балантайн была красива неброской холодной красотой. В ее лице читалась скрытая, сдерживаемая сила. По-видимому, она тоже помнила полицейского, потому что ее взгляд почти заморозил его. Эта холодность намного превосходила ту, которую Томас мог бы ожидать за то, что появился у них в доме ни свет ни заря. Но ведь после двух их предыдущих встреч хозяйка могла связывать его появление только с горем и болью.
Леди Огаста была одета в темное шелковое платье классического покроя, в котором можно было наносить утренние визиты. Платье было модным, но строгим – именно таким, какое больше всего соответствовало ее возрасту и достоинству. На висках у нее пробивались седые волосы, горе состарило ее кожу, однако глаза этой дамы продолжали светиться умом и железной волей.
Питт встал.
– Прошу прощения за то, что побеспокоил вас в столь неурочное время, леди Огаста, – негромко произнес он. – К сожалению, перед вашим домом произошло убийство, и мне необходимо опросить всех жителей, не слышал ли кто-нибудь какого-нибудь шума. – Он старался щадить чувства хозяйки дома. Эта женщина ему не нравилась, и поэтому он старался вести себя с ней подчеркнуто вежливо.
– Я так и предполагала, что вас заставила прийти сюда казенная надобность, инспектор, – ответила она, разом положив конец возможности любого социального общения между ними. Это был ее дом. И полицейский мог очутиться здесь только по делу.
Странно, но Питт почувствовал, что внутри его все сжалось, как будто Огаста ударила его. А ведь такую реакцию можно было ожидать! После всего, что было между ними – трагедия и боль утраты, – почему она должна была вести себя по-другому? Суперинтендант постарался расслабиться, но это ему не удалось. Балантайн тоже встал и теперь переводил взгляд с супруги на полицейского, как будто тоже хотел извиниться: перед Питтом – за высокомерное отношение к нему жены, перед женою – за присутствие в доме Питта и за возможную новую трагедию.
– На какого-то беднягу напали и убили перед нашим домом, – сказал генерал без обиняков.
Женщина глубоко вздохнула, но сохранила присутствие духа.
– Это кто-то, кого мы знаем?
– Нет, – быстро ответил ее муж. – По крайней мере… – Он повернулся к Томасу, вопросительно взглянув на него.
– Маловероятно, – Питт по-прежнему смотрел на Огасту. – Создается впечатление, что он переживал не лучшие времена и ввязался в драку. Но у него ничего не украли.
Леди Балантайн расслабилась.
– Тогда, инспектор, я рекомендую вам опростить наших слуг. Может быть, они что-то слышали, а если нет, то мне очень жаль, что мы ничем не смогли вам помочь. Всего доброго.
При этом Огаста даже не пошевелилась. Она разрешала уйти Питту, а не уходила сама.
Было видно, что хозяин дома чувствует себя неловко. У него тоже не было никакого желания затягивать беседу, однако он не мог согласиться с тем, чтобы ее закруглила его жена. Генерал еще никогда не отступал с поля боя и не собирался делать этого и теперь. Он мучительно пытался сохранить лицо.
– Если вы заранее сообщите мне, когда я должен буду быть в морге, я туда приеду, – сказал он Томасу. – А пока Блиссет покажет вам все, что вы посчитаете нужным увидеть.
– А пока Блиссет покажет вам все, что вы посчитаете нужным увидеть. Не сомневаюсь также, что он сразу заметит, если что-то пропало или было сдвинуто с места.
– Пропало? – повернулась к нему Огаста.
Лицо Балантайна напряглось.
– Этот человек мог быть вором, – коротко ответил он, не вдаваясь в подробности.
– Этому я не удивлюсь, – сказала леди, приподняв одно плечо. – Тогда будет понятно, почему он оказался на площади. – Она вышла в холл, чтобы дать Питту дорогу, и молча ждала, когда тот пройдет мимо.
Дворецкий Блиссет – пожилой мужчина с военной выправкой – ждал у лестницы. Скорее всего, он был старым солдатом, которому Балантайн дал работу, зная его по предыдущей службе. И действительно, ходил Блиссет сильно прихрамывая, и Питт решил, что это было результатом старого ранения.
– Прошу вас следовать за мной, сэр, – торжественно произнес дворецкий и, убедившись, что гость не отстает, направился через холл к задней двери, ведущей на половину, где располагалась прислуга.
Телман стоял в столовой возле длинного стола, за которым ели слуги. Стол был накрыт для завтрака, но, очевидно, никто еще не начал есть. Горничная, одетая в серое форменное платье и белый накрахмаленный передник, с неудовольствием смотрела на суперинтенданта. На голове у женщины был сдвинутый набок чепец, который она, по-видимому, надевала в большой спешке. Лакей лет девятнадцати-двадцати прислонился к косяку двери, ведущей на кухню, а мальчишка-посыльный во все глаза уставился на Питта.
– Пока ничего нового, – сказал Телман, покусывая нижнюю губу. В руках полицейский держал карандаш и раскрытый блокнот, однако записей в нем было немного. – Такое впечатление, что в доме живут одни сони. – Его тон был полон сарказма.
Томас подумал, что если б его помощник был вынужден вставать каждый день в пять утра и работать до девяти-десяти вечера, то он бы тоже уставал так, что его нельзя было бы разбудить из пушки, однако ничего не сказал.
– Я бы хотел переговорить со всеми горничными, – обратился суперинтендант к Блиссету. – Могу я воспользоваться гостиной домоправительницы?
Дворецкий скрепя сердце согласился, но настоял на том, чтобы присутствовать при беседе. В его обязанности входило защищать своих подчиненных.
Однако два часа тщательных расспросов и внимательного осмотра основной части дома не дали никаких результатов. Обе горничные видели табакерку, но не могли вспомнить, когда это было, а все остальные вещи находились на своих местах. С уверенностью можно было сказать, что нигде не было видно никаких следов взлома, и никто в доме не заметил никаких посторонних.
Ночью тоже никто ничего не слышал.
В доме не появлялось новых посыльных и торговцев, кроме тех, кто был известен его обитателям уже многие годы. За последнее время горничные не обзавелись новыми ухажерами. Рядом с домом не были обнаружены ни бездомные бродяги, ни попрошайки, ни подозрительные уличные торговцы.
Питт и Телман покинули Бедфорд-сквер в половине десятого. На двуколке они отправились в участок, остановившись у уличного киоска, чтобы купить по чашке чая и по бутерброду с ветчиной.
– Отдельные спальни, – неодобрительно пробормотал инспектор с набитым ртом.
– Это обычное дело для людей их положения, – заметил Томас, пригубив чай и обнаружив, что он слишком горячий.
– Непонятно, кому это нужно, – лицо Сэмюэля красноречиво выражало его отношение к таким людям. – Но это значит, что в доме никто ни за кого не может отвечать. Это мог бы быть любой из них, если бы застал того мужчину залезшим в дом. – Полицейский откусил еще кусок. – Любая из горничных могла его впустить.