Франк стоял и тер подбородок долго-долго. Вот и новое послание, новая загадка… Нет, он не ошибся, он правильно понял, где ему назначено свидание. Он представил себе худшее, и руки его задрожали: там, внутри, может оказаться все что угодно. Он вспомнил известный фильм с кошмарным финалом: посыльный службы доставки товаров на дом вручает герою посреди пустыни картонную коробку, а в ней такое, о чем и подумать-то страшно.
Комиссар приложил ладонь к пластиковому боку — твердому, заледенелому. Потом встал, походил туда-сюда, глаз не сводя с плотно закрытого контейнера. Число в записке было похоже на первую часть координат GPS-навигатора… Что же до начала, там ничего не поймешь… «После 20-го шага…» О чьих шагах речь? С какой точки и в каком направлении?
Что делать? А если то, что положили в коробку, взорвется, как только он приподнимет крышку?
Шарко долго и напряженно думал и в конце концов решился. Он снова встал на колени лицом к контейнеру, задержал дыхание, взялся руками в перчатках за крышку с двух сторон и медленно потянул ее вверх. Оружие, на случай чего, положил рядом.
Коробка была наполнена льдом — брусками и кубиками.
Он облизал пересохшие губы. Что еще ему приготовил этот тип с извращенным умом — тот, кто оставил послание, написанное его кровью? Этот псих мог быть кем угодно, кто в то время хорошо знал всю его историю… Читателем газет, телезрителем, ненавистником полицейских, ставшим таковым по какой-то идиотской причине… Шарко принялся разгружать контейнер медленно, постепенно и разгружал до тех пор, пока не наткнулся на стеклянную трубочку, точнее, пробирку, заткнутую пробкой. Вынул ее из контейнера и осветил фонариком то, что скопилось на самом дне.
Густая белесая слизь.
Никаких сомнений. Это сперма.
Комната группы Белланже. Сегодня они собрались здесь в полном составе: дверь закрыта, в руках у каждого по стаканчику с крепким черным кофе, лица у всех куда менее свежие, чем накануне.
Шарко, прислонившись к стене у окна, смотрел на столицу, а столица была уже белым-бела… Какие там мысли о далеких островах с их белым песком!.. Сегодня у него в голове бушевал ад. Конечно же, он думал о зловещем содержимом своего багажника — машину он оставил в нескольких шагах от дома 36. Контейнер для мороженого, пробирка со спермой, промокшая одежда, которую он старательно припрятал, чтобы Люси, если надумает стирать, не обнаружила.
Домой он вернулся в десять минут шестого. Подруга ничего не видела, ничего не слышала, ни о чем не подозревала. Оставленную ей на кухонном столе записку он смял и засунул поглубже в мусорное ведро. Без четверти восемь тайком позвонил в лабораторию, где сдавал анализы, — удостовериться, что там не было ни взлома, ни кражи. За пять минут до совещания связался с комиссариатом Бур-ла-Рен: нет ли чего-нибудь новенького насчет нападения на медбрата. Ничего.
Может быть, он сделал ужасную глупость, отправившись туда один. Может быть, надо было вызвать полицию, чтобы произвела в хижине обыск по всем правилам. Может быть… Но кому интересны сейчас его сожаления, кому интересны его душевные терзания? Он сделал свой выбор, теперь уже слишком поздно.
Шарко перевел взгляд на Люси, которая, сидя за столом, допивала второй за утро кофе. Понаблюдал за ней и за Белланже, подумал: какой красивой они были бы парой… В общем-то, ничего в их поведении не давало повода заподозрить какую бы то ни было связь. Неужели он стал абсолютным параноиком? Он вспомнил, как прокрадывался в постель нынче утром, — ни дать ни взять неверный муж. Имеет ли он право скрывать от Люси такую правду? Чем больше времени проходит, тем острее у него ощущение, что погрязает во лжи. Чей там материал в этой чертовой пробирке со спермой? К чему относятся эти начальные координаты, что это за непонятное послание с двадцатью шагами?
Никола Белланже, встав у доски и приготовившись записывать, попросил внимания группы.
Было заметно, что он мало спал. Веки тяжелые, плохо выбрит… Работа начала свое разрушительное воздействие. Белланже обозначил главные линии расследования и предложил каждому сотруднику отчитаться в том, что сделано.
Первым выступил Леваллуа, который сообщил о своих открытиях: с помощью коллег из другой команды он изучал ближайшее окружение найденной в морозильнике жертвы — опрашивал соседей, некоторых друзей, членов семьи.
— По свидетельствам близких, у Кристофа Гамблена не было особых проблем. Вкалывал он дай боже как, но любил и завалиться куда-нибудь с приятелями, и в кино сходить, а иногда и выпить немножко. Время от времени он появлялся на людях с какой-нибудь женщиной, но, судя по всему, эти связи были непродолжительными: Гамблен отстаивал свое право быть холостяком. На работе в последнее время явно не случалось ничего выдающегося. Я проглядел статьи, присланные нам по мейлу: обычная хроника происшествий, тоже ничего особенного… Что еще? Хм… Ах да! Гамблен обожал всякие технические новинки: айфоны, айподы последней модели… Часто общался со знакомыми по скайпу, через инет-телефонию, пользовался поисковой системой MSN, имел страничку в «Фейсбуке»… Продвинутый сорокалетний мужик, так сказать…
— Удалось что-нибудь разузнать насчет его отношений с Валери Дюпре, этой нашей журналисткой-следаком?
— Кое-что удалось. Они не жили вместе, но при этом почти не расставались, виделись так часто, как только могли. Ходили куда-то вдвоем, бывали на вечеринках, встречали вместе Новый год… Шесть или семь месяцев назад Валери Дюпре стала показываться с Гамбленом гораздо реже, а потом уже никто из его друзей журналистку вообще не видел. Причем, если Кристофа спрашивали, куда делась подружка, он, как говорят друзья, напускал на себя таинственный вид. Но в общем-то, все знали, что Дюпре пишет книгу, — правда этой информацией и ограничиваясь: что за книга, никому и по сию пору неизвестно. Журналистка не давала воли своим чувствам и не распускала язык, была, скорее, не просто скрытной, необщительной, а еще и сильно недоверчивой.
— И что? Вообще никаких сведений об этой пресловутой книге?
— Практически ничего, времени-то было с гулькин нос. Но что точно — тема книги для всех как оставалась, так и остается тайной. Может, Дюпре боялась, что ее украдут, эту тему? И еще я знаю наверняка, что в прошлом она расследовала всякие жареные факты, запросто пользовалась чужими именами и умела защищаться. Кое-кому из ее близких известно, что у Валери есть фальшивые удостоверения личности. Вероника Дарсен существует на самом деле, живет в Руане, ровесница Дюпре, но она понятия не имела, что кто-то узурпировал ее имя.
— В квартире Валери Дюпре не удалось найти ничего относящегося к книге, — добавила Люси. — Ни документов, ни записей… Либо она все унесла с собой, либо это забрал взломщик.
— А я кое-что обнаружил, — заявил Паскаль Робийяр и откашлялся. Его спортивная сумка стояла позади, в углу комнаты. — Я сосредоточился в основном на банковских счетах. Если сопоставить их с запросами на визы иностранных государств, открываются интересные вещи…
Он порылся в горе бумаг с приклеенными к ним разноцветными полосками. Отдельные строки на каждом листе были либо подчеркнуты, либо выделены маркером. Люси никогда не могла понять, как Паскалю удается ориентироваться в этих бюрократических лабиринтах.
— Главное еще впереди, и надо будет повозиться с сотнями данных, но я начал с самого очевидного — с крупных расходов и операций с использованием банковского счета — и нашел следы обналички больших сумм. Дюпре бронировала билеты на авиарейсы, оплачивала гостиничные счета и аренду автомобилей. В двух городах Перу, Лиме и Ла-Оройе, она брала машину напрокат в апреле одиннадцатого года, затем, в июне, в двух китайских городах — Пекине и Линьфэне… А потом она отправилась в США: в Ричленд, штат Вашингтон, и в Альбукерке, штат Нью-Мексико.