Ехали мы довольно долго. Несмотря на черный капюшон на голове, я держал глаза открытыми. Тем не менее ничего, кроме образа Аданны, постоянно стоявшего перед моим мысленным взором, не видел и все время, пока мы ехали, вспоминал последние мгновения ее жизни, прервавшейся столь трагически.
Тигр убил ее и надругался над трупом. Он считал меня ошибкой природы. Сказал, что я не представляю для него никакой угрозы. Подумаешь, какой-то очередной паршивый полицейский… Что ж, поживем — увидим.
Если, конечно, поживем. Проживем хотя бы несколько следующих часов.
Пока мы ехали, я читал молитвы, поминая Аданну и членов ее семьи. А еще я мысленно обращался к усопшим, говоря им, что, пока жив, ничего не кончено. Вряд ли это что-то для них значило, зато было важно для меня. Еще одна загадка едва ли не мистического свойства.
Когда машина наконец остановилась, по обеим сторонам от меня распахнулись дверцы. Что дальше?
Потом кто-то повернул меня, прижал лицом к спинке сиденья и снял наручники с заведенных за спину рук. После этого чьи-то мощные длани схватили меня за шиворот и за пояс брюк и выбросили наружу. Означенное действие сопровождалось словами:
— Лети домой, птичка!
Я находился, так сказать, в состоянии свободного полета не более секунды, но даже за это время успел натерпеться страху.
В следующее мгновение мое бренное тело соприкоснулось с бетонной или каменной плитой. Когда я поднялся и стащил с головы черный капюшон, тех, кто привез меня сюда, и след простыл. Ни людей, ни машины.
Зато других людей и машин здесь хватало, поскольку похитители швырнули меня на тротуар неподалеку от большого, официального вида здания, выстроенного из белого камня. Такого рода белые каменные коробки можно встретить где угодно, в том числе и в округе Колумбия.
Сквозь прутья окружавшей здание высокой металлической решетки я заглянул во двор с обширным, тщательно подстриженным газоном и подъездной дорожкой. Она вела к фасаду с величественным парадным входом.
Над входом висел, трепеща на легком ветру, большой американский флаг.
Без сомнения, передо мной находилось американское консульство. Так как посольство располагалось в Абидже.
Итак, меня довезли до консульства. Но зачем?
Глава сто пятнадцатая
Между тем атмосфера у консульства была, казалось, чрезмерно напитана энергетикой. Здесь определенно что-то готовилось. Какое-то действие крупного масштаба и даже, вполне возможно, сопряженное с разными беспорядками. Об этом можно было судить хотя бы по толпам, собиравшимся у ворот и ограды. Сторонний наблюдатель разделил бы этих людей на две примерно равные по численности группы. Представители первой стояли в очереди у ворот в надежде, что хоть кого-то из ожидающих пропустят внутрь. Вторая, отгороженная от первой металлическими барьерами, проводила манифестацию, всячески демонстрируя свою неприязнь к Соединенным Штатам.
Я увидел в руках участников второй группы написанные от руки плакаты и лозунги вроде «Янки, платите реальные цены!», «Люди Дельты, берите власть в свои руки!» и «Хватит с нас американцев!».
Даже находясь в отдалении от консульства, я почувствовал, что обстановка там с каждой минутой все больше накаляется, становится неконтролируемой, а от этого недалеко и до безобразных уличных сцен, возможно, сопряженных с насилием.
Я вышел из-за угла, где располагался мой наблюдательный пункт, и, раздвигая толпу здоровым плечом, двинулся к воротам. На меня злобно смотрели и мне кричали что-то враждебное представители обеих групп. Первые, видимо, опасались, что я хочу без очереди проникнуть в консульство, вторые же, возможно, интуитивно определили во мне американца.
Один парень ухватил меня сзади за рубашку и дернул. Рубашка лопнула по шву на спине, прежде чем я успел вырваться из его рук.
Впрочем, порванная рубашка ничего для меня не значила.
Рубашка лопнула по шву на спине, прежде чем я успел вырваться из его рук.
Впрочем, порванная рубашка ничего для меня не значила. С некоторых пор мне вообще стало на все наплевать. Лишь время от времени я задавался одним и тем же вопросом: почему я все еще жив? Может, потому, что эти ублюдки знали о моих вашингтонских связях? Или считали, что я работаю на ЦРУ? Или, наконец, поверили в то, что я не последний человек в вашингтонской полиции?
Ценой неимоверных усилий я наконец пробился к воротам и теперь гипнотизировал взглядом стоявшего с противоположной стороны ограды упитанного морского пехотинца. У меня не было паспорта, ботинок и нормальной или хотя бы чистой одежды; тем не менее мне хватило наглости, глядя на пехотинца в упор, сообщить ему, что зовут меня Алекс Кросс и я приехал из Вашингтона, где работаю детективом в полиции округа Колумбия. Ну и самое главное: что мне нужно срочно поговорить с послом.
Морпех, разумеется, не поверил ни единому моему слову. Судя по выражению его лица, ему вообще не хотелось меня слушать. Но я продолжал гнуть свое.
— Меня похитили. Но я действительно офицер американской полиции, — сказал я. — Кроме того, недавно я был свидетелем жестокого убийства.
Уголком рта морской пехотинец едва слышно произнес:
— Встаньте, как все, в очередь…
Глава сто шестнадцатая
От такой отповеди я чуть не вспылил, но тут же подумал, что, если хочу чего-то здесь добиться, мне нужно срочно менять тактику. Как-никак я располагал ценными данными, включая секреты Аданны, которыми необходимо поделиться с людьми, способными оценить и использовать эту информацию.
Поэтому я, чтобы успокоиться и разложить мысли по полочкам, несколько минут молча постоял возле ворот консульства, после чего возобновил атаки на избранного мной в качестве жертвы морского пехотинца — да так удачно, что наконец убедил его сообщить мое имя своему начальству. Ответ пришел на удивление быстро: «Проведите детектива Кросса на территорию консульства». Казалось, будто меня здесь ждали. Признаться, я не знал, добрый ли это знак, но по размышлении пришел к выводу, что не очень, особенно принимая во внимание мою здешнюю деятельность и приключения.
Фойе консульства с пуленепробиваемыми стеклами на окнах и расставленными повсюду металлодетекторами напоминаю приемный зал городского полицейского участка. И у каждого окошечка и стола здесь стояли вытянувшиеся цепочкой сдержанно-взволнованные люди, терпеливо ожидавшие приема.
Окружавшие меня американские реалии, в частности висевший в фойе большой портрет Кондолизы Райс, сыграли шутку с моим восприятием. Мне вдруг почудилось, что я действительно нахожусь на американской территории, а мысли о том, как я здесь оказался, отошли на задний план.
Как только я вошел в фойе, ко мне приблизился нигериец, отрекомендовавшийся как «мистер Коллинз» — уж и не знаю, какую должность в консульстве он занимал, — и предложил следовать за ним. В отличие от морского пехотинца, который довел меня до парадного входа, мистер Коллинз встретил меня с дружелюбной улыбкой и даже, пока мы шли, ответил на несколько моих вопросов.
— Сегодня в Риверз-стейт произошла по меньшей мере одна атака мятежников, — сказал он, непрестанно жестикулируя, — куда более масштабная, чем за все предыдущие годы. Правительство, конечно, характеризует этот факт как обычную вылазку кучки негодяев, ничем не отличающуюся от прочих, тогда как средства массовой информации твердят на все лады, что это начало широкомасштабной гражданской войны.
Хотя на первом этаже вели разговоры самого либерального и даже популистского толка, на втором высказывалась только официальная точка зрения на утренние события.
Мистер Коллинз проводил меня до посольского офиса в консульстве, где я просидел в приемной несколько минут, ожидая приема у высокого официального лица.