– Я ничего не понимаю! И ничего не помню! Да еще голова раскалывается. Жуткая боль.
Слезы брызнули из глаз и заструились по щекам.
– Я сошла с ума? В чем‑то провинилась? Почему это со мной произошло?
То, что она сейчас говорила сквозь слезы, – те же самые слова, те же самые вопросы, – им предстояло повторять вновь и вновь.
Они стояли друг против друга на холодном полу, в замешательстве, не зная, что делать. Она плакала, он, глядя на ее зареванное лицо, думал: насколько они близки и может ли он в сложившихся обстоятельствах позволить себе обнять ее и утешить?..
Ответа не было. Он не помнил.
Но в конце концов имеет же он право на жалость! Уступив порыву, он обнял ее за плечи и привлек к себе. На какое‑то мгновение тело девушки одеревенело, но тотчас она отчаянно прижалась к нему. Просто‑таки вцепилась.
Она немного успокоилась, перестала плакать, но голова по‑прежнему раскалывалась от боли.
– Давно болит? С того момента, как ты проснулась? – спросил он.
– Когда я проснулась, – ответила она, сжимая руками голову и втягивая ее в плечи, – я почувствовала какую‑то тяжесть в голове. Но пока мы говорили, она переросла в эту невыносимую боль.
Она говорила, стараясь не шевелить головой. Точно сжимала в руках готовую разорваться бомбу.
– В любом случае, тебе лучше прилечь. А я пока поищу какое‑нибудь лекарство.
Осторожно взяв под руку, он повел ее в комнату, в которой находилась кровать.
– Все в порядке, я сама дойду.
Он отпустил ее руку и вернулся в кухню. Тщательно обшарил все полки, ящики под мойкой, все мыслимые углы.
Имелось множество кухонной утвари – моющие средства, губки, средства для чистки водостока, щетки, всяческие порошки, мешки для мусора. Все это в беспорядке лежало в большом выдвижном ящике. На полке – полный набор кастрюль и сковородок.
Выдвигая ящики, открывая и закрывая дверцы, он заметил, что голова стала работать яснее. Уже не было необходимости, точно спотыкаясь на каждом шагу, раз за разом припоминать названия вещей. Все, на что падал его взгляд, тотчас обретало свое имя.
Может быть и с памятью порядок? – обрадовался он. Но, увы, память была по‑прежнему стерта. В этом отношении никаких изменений. Он не мог вспомнить ни одного имени. Не понимал, где находится, кто эта девушка и что с ними произошло.
Каким образом к нему вернется память? Внезапно, в один миг восстановится во всей полноте? Или придется наскребать по крохам, шаг за шагом?
Кухня была отлично оборудована всем необходимым, но в ней не было ничего лишнего. Несмотря на все свои старания, лекарств он не нашел. Наконец, остался лишь узкий ящик под мойкой, но и там было пусто. Только труба водостока, изгибаясь, уходила в пол. Закрывая ящик, он заметил что‑то на внутренней стороне дверцы.
В общем‑то ничего особенного. Маленькая полочка. Пластмассовая, встроенная так, чтобы сверху в нее можно было что‑нибудь сунуть. И держать под рукой… При необходимости легко достать…
С полочкой все ясно. Но что на полочке?
Это «что‑то» в данную минуту было у него прямо перед глазами. Торчало. Деревянной ручкой к нему. Чтобы при случае было удобно взять…
Решился, наконец, протянуть руку и взять предмет. Если дотронусь, то… Нет, осечка.
Он не мог вспомнить, что это за вещь.
Что же это? Кажется таким знакомым. Вот‑вот придет на память. Только…
Острое. Очень острое. Лезвие. Вокруг запеклась кровь…
Что‑то припоминалось, но было странное предчувствие – если он вспомнит, это будет крайне болезненно. Например… Да, все равно что вытаскивать вонзившуюся в тело стрелу. Лучше не трогать, а то будет хуже.
Нельзя прикасаться… оставить как есть… полиция снимет отпечатки пальцев…
Он вдруг опомнился.
Нельзя прикасаться… оставить как есть… полиция снимет отпечатки пальцев…
Он вдруг опомнился. Видимо, он несколько секунд пребывал в забытьи, придерживая рукой открытую дверцу.
Опираясь о косяк двери, он посмотрел в сторону окна.
Стыдно? Что за рабская привязанность к условностям! Подумать только – одновременно забыли свои имена, на руках странные знаки, у нее раскалывается голова, а ей, видите ли, стыдно!
Вновь посмотрев на нее, он сказал как можно мягче:
– Вероятно, у нас обоих амнезия.
– Амнезия?
– Да. Похмелье тут явно ни при чем. Хуже того, у нас на руках какие‑то странные надписи. Что ты обо всем этом думаешь? Мы не в том положении, чтобы стыдиться и отказываться от чьей‑либо помощи.
Говоря это, он чувствовал, что, несмотря ни на что, старается уверить себя – стоит повнимательней разобраться в сложившихся обстоятельствах, и все образуется. Поэтому не надо шуметь, привлекать чужое любопытство. Для начала найти способ унять головную боль.
Но не исходит ли он сам безотчетно из того, что было бы «неприлично», поддавшись страху, просить помощи на стороне? В сущности, они думают одинаково.