И все думают, что тебе можно говорить все, что попало.
– Вот объясни мне одну вещь, – сказал сосед. – Почему, когда все знают, кто совершил убийство, полиция не пойдет и не арестует убийц?
Я ответил, что не знаю.
– Послушай, – сказал он. – Все знают, кто они. Пускай они радуются, что не убили девчонку.
Я сказал, что не понимаю, о ком речь и почему они должны радоваться.
– Все знают, что это сербы, – сказал сосед. – Все беды от них. Вчера вечером у «Райского гамбургера» они накинулись на молодого Педерсена. Полиции пора бы их арестовать. Если бы они убили девчонку, разве бы сидели тут сложа руки? Мы были бы там. Усек? Там.
И он пошел взять себе еще пива.
Не знаю, как это объяснить, но сегодня паб был другим. Может, из‑за матча, может, еще из‑за чего‑нибудь – не знаю. Каждый день на этой неделе я заходил в «Плавильню» смотреть футбол. Сегодня над столами носились крики и ругань. Самые крикливые сидели в куртках английской сборной и кричали экрану: «Эй, латинос лохматый! А ну вставай, баба!»
Через полчаса англичане получили право на пенальти. Все видели, что Майкл Оуэн симулирует. Но пенальти все равно назначили. Дэвид Бекхем отошел к штрафной линии. После короткого разбега он пробил по центру ворот – гол. Аргентина проиграла – в третий раз подряд. Я стал пробираться обратно через орущую толпу.
Машина стояла у церкви. В салоне было невыносимо жарко. Я сел за руль. Левая рука ныла. Нужно принять душ, сменить повязку и всерьез взяться за работу. Давненько мне не доводилось писать сенсационных статей. В последний раз я писал о слепой треске, которая несколько раз попадалась в одну и ту же вершу. Благодаря этой истории мне дважды доставались передовицы. В первый раз – когда я впервые дал описание трески. А во второй – когда она объелась и сдохла в бергенском Аквариуме.
Дома, в Тукхейме, стоял затхлый запах. Я открыл дверь на балкон и стал раздеваться, параллельно слушая сообщения на автоответчике. Когда‑то я удалял их, не прослушивая. Узнать, что Ирен и сегодня не позвонила, было выше моих сил. Потом я всегда жалел. А что, если она позвонила именно сегодня?
Первые сообщения были из газеты. Заведующая просила меня перезвонить, Мартинсен сообщал, что взял такси и едет на самолет, звонили разные начальники. По таким сообщениям можно проследить всю газетную иерархию. Звонили даже те, кто обычно не звонил. Определенно сегодня у меня удачный день.
Я уже почти снял рубашку, когда вдруг услышал знакомый голос:
– Роберт, мы можем встретиться вечером? В десять, на нашем месте?
Интонация казалась странной. Я прослушал сообщение еще раз, чтобы понять, нет ли здесь какого‑нибудь подтекста. Отошел к окну и посмотрел на цинковую фабрику внизу. У пристани стояло грузовое судно. Неподалеку играли в гольф. Игроки отсюда казались не больше булавочной головки. На фьорд садился гидроплан. Наверное, корреспонденты таблоидов. Теперь мы не одни, подумал я.
Хотелось позвонить Ирен и узнать, зачем ей нужно со мной встретиться. Что‑то случилось? Но я не стал. Я обещал никогда ей не звонить. Я попытался представить ее себе. Но лицо ускользало. Я так много о ней думал. Только о ней.
Зазвонил телефон. Я сразу же поднял трубку. Надеялся, что это Ирен. Мне хотелось услышать ее голос. Поговорить с ней. Пусть она отругает меня, назовет самым тупым кретином на свете и пошлет к черту. Главное – услышать ее голос.
Звонил Мартинсен. Он стоял рядом с устьем реки. Утопленника нашли.
Над фьордом зависли два вертолета. Воздух от лопастей хлестал воду. Рев моторов ударял в грудь и отзывался во всем теле. Тревожное беспокойство наполняло все вокруг. От рева менялся и сам город, медленно наполняясь толпой.
За полицейскими кордонами выстроились журналисты. Никого из них я не знал, а Мартинсен куда‑то запропастился. На старом заводском мосту собрались зеваки. Я решил присоединиться к ним. Дальше по фьорду, на грузовой пристани, собралась поисковая группа. Я увидел моего братца. Франк говорил по телефону, размахивая при этом рукой. К берегу пристала резиновая лодка. Молоденькая сотрудница полиции поймала кинутый трос и зачалила ее. Из лодки достали черный мешок и понесли в машину «скорой помощи», стоявшую наготове. Все работали быстро и слаженно, как будто только этим всю жизнь и занимались.
Я записал в блокноте: «16:15». Потом позвонил брату. Тот не ответил. И Мартинсен – тоже. Один из вертолетов взмыл вверх и улетел в южном направлении. Другой остался висеть над рекой, а потом даже стал снижаться. На борту я заметил логотип – на красном поле белая надпись: «Викинг эр».
Я стоял и ждал. Наконец Мартинсен позвонил. Его голос тонул в громком реве. Я уяснил, что оба вертолета наняла газета «Верденс Ганг». Мартинсен звонил в Берген – разузнать насчет других вертолетов, но «ВГ», похоже, зарезервировала все вертолетные компании. Мартинсен крикнул, что машет мне рукой. Я посмотрел вокруг и углядел его на одном из заводских контейнеров. И удивился, как это он туда забрался. Говорили, в заборе есть дыра. И рабочие пользовались ею, когда хотели улизнуть в город или проносили с лодок выпивку.
Второй вертолет тоже улетел. Все сразу же стихло. Тишину нарушал только шум реки. Я снова позвонил братцу. Он не отвечал. Мужчина рядом со мной сказал, что знает, о чем мне нужно написать.
– Вот как? – сказал я. – И о чем же?
– Что хватит принимать беженцев. Вот что нужно написать. Хватит принимать этих чертовых беженцев.
– Еще что?
– Можно написать, что иностранцам куда лучше жить в Осло. Там полно всяких разных. А здесь они – как бельмо в глазу. Представь, что будет, если рыбаков из фьорда заставят выращивать оливки. Вот что можно написать.
Я спросил, какое отношение это имеет к делу.
Вмешался другой зевака:
– Мусульмане выживут нас отсюда. Не в этом году и не в следующем, но когда‑нибудь – обязательно. Побеждают всегда те, кто быстрее размножается. Мусульмане постоянно делают детей, а мы вымираем.
Я ничего не ответил. Позвонила заведующая. Я не стал брать трубку. Первый собеседник наклонился ко мне. От него шел запах пота.
– Возьмем эту реку, – сказал он. – Семга, которую мы ловим, почти вымерла из‑за промышленных выбросов и той семги, которую разводят. Ясно?
– Не совсем.
– Мусульмане – как семга, которую искусственно разводят. Мы их откармливаем. Делаем сильнее. Но однажды они поплывут вверх по течению – и нам конец.
– Так уж и конец? – спросил я.
Вертолеты вернулись, и, перекрикивая рев моторов, мой собеседник орал мне в ухо:
– Напиши: мы хотим, чтобы они вернулись домой!
Я снял солнечные очки и посмотрел на него. Потом перебрался через забор и снова пошел вдоль реки. Мартинсен ждал меня возле рыбацкого домика. Он протянул мне телефон и сказал:
– Ты нарасхват.
Я взял у него сотовый.
– Это ты? – спросила завотделом.
– Я, – ответил я.
– Мартинсен говорит, нашли тело, – сказала она.
– Ну, что‑то они точно нашли, – ответил я.
– В смысле?
– Что‑то же они положили в черный мешок, прежде чем увезти его на «скорой помощи».
– Это был наш мальчик?
– Может, и дельфин.
Пауза. Потом на том конце послышался смех. Значит, чувство юмора у нее еще осталось.