Он нагнулся и поцеловал ее, и она ответила на поцелуй, положила руку ему на плечо и дотронулась до его потного, почти голого затылка – он носил прическу «матросский ежик». Еще мгновение, и его рука оказалась у нее на груди.
– Сэм, – проговорила она, отводя его руку.
– М‑м‑м? – промычал он и снова прижался губами к ее губам.
– Сэм, – она снова высвободилась, – а давай сходим завтра в кино?
– Чтобы было вроде как свидание? – Это был не вопрос, а скорее уточнение.
– Нет. Просто… просто что‑то.
Сэм провел рукой по внутренней стороне ее бедра, подцепил большим пальцем и с щелчком отпустил эластичный край ее трусиков:
– А это разве не что‑то?
Она оттолкнула его руку и рассмеялась:
– Ну да, конечно!
– Со свиданиями все так сложно, – сказал Сэм, – а с этим наоборот.
– Что наоборот?
– Не сложно. – Он взглянул на нее, ожидая увидеть улыбку, но Анна Кэт не улыбалась. – Ну послушай, ты идешь с кем‑то в кино или хотя бы в «Старбакс», и все сразу начинают болтать всякую ерунду. Ты встречаешься с Дэниэлом…
– Вроде как.
– Ты вроде как встречаешься с Дэниэлом, я с Кристи…
– А еще с Таней. И Сью.
– Ты в курсе?
– А что такое? Немного сложнее, чем ты ожидал?
– У‑у, – протянул он и уставился на свои ступни. – Так из‑за этого весь сыр‑бор? Из‑за того, что я гуляю с другими девчонками?
– Нет. – Она помотала головой. Дело было совсем не в этом. Она не хотела признаваться даже себе, но на самом деле она чувствовала себя виноватой. Она понимала, что он ее использует. Да и сама им… пользовалась. Ее, разумеется, никто не принуждал встречаться с Сэмом. Ей просто нравилось с ним. Они занимались тем, что заставляло их ощущать себя взрослыми. Они занимались тем, что ее пугало. И заводило. Вот в чем заключалась проблема. Ей нравилось то ощущение азарта, которое мог дать ей только он. Азарта и опасности. В то же время, когда она задумывалась, а нравится ли ей он сам, то понимала: нет, не нравится. Сэм был довольно умным парнем, но при этом мог быть страшно жесток с врагами – да, пожалуй, и с друзьями. Он мог смеха ради сказать человеку какую‑нибудь гадость прямо в лицо (и это шло вразрез с принятой в школе практикой если и говорить о ком‑то пакости, то только за его спиной). Он был безразличным, а еще эгоистичным и циничным, и, хотя все эти качества делали его крутым и вроде как даже популярным, это отнюдь не означало, что он всем нравился. Если бы они встречались, ей пришлось бы его выгораживать и оправдывать, а Анна Кэт не представляла, как она будет это делать.
Рука Сэма была уже под ее майкой, на голой спине, и он притягивал Анну Кэт к себе. Оба были потные, напряженные, возбужденные. Сэм прикусил ее за правую сережку и потянул – так, чтобы было больно, но не слишком.
– Ты дверь закрыла? – шепнул он ей в ухо.
– Нет… – сказала она извиняющимся тоном.
– И хорошо. – С этими словами Сэм прижал ее к себе, и они закатились в узкое пространство между свернутым матом и стеной.
А в это время в шкафчике Анны Кэт за несколькими стенами и коридорами от борцовского зала надрывался ее мобильный телефон.
Нигде доктор Джоан Бертон не чувствовала себя такой бесполезной, как в приемном покое отделения скорой помощи. Вокруг столько больных – тех, кому она обучена оказывать помощь, но это не ее пациенты, и ничего не остается, как только сидеть и прикидывать в уме, кто с чем пришел и кого когда следовало бы принять.
Вон там сидит мальчик лет двенадцати; у него сломан палец. Вон парнишка напротив телевизора – судя по виду, недавний выпускник колледжа – согнулся пополам, словно пассажир самолета, готовящегося к аварийной посадке; возможно, у него аппендицит. Пожилая женщина, рядом ее раздраженный супруг, успевший, похоже, изрядно утомиться слишком долгой супружеской жизнью; у нее, вероятно, что‑то психосоматическое: приступы случаются каждый раз, когда ей особенно не хватает его внимания.
Грегор и Пит, коллеги по клинике, сидели на равном расстоянии от нее, один справа, другой слева и глядели в разные стороны. Оба молчали. Они волновались за Дэвиса (хотя где‑то в глубине души Джоан подозревала, что сама она беспокоится за него куда больше, хоть и знает его по сравнению с ними недавно), но к их озабоченности примешивалось и нечто другое: каждый из них вполне мог оказаться на месте Мура, истекающего кровью в операционной.
Здание клиники показывали по телевизору; для этого был задействован вертолет с камерой, который обычно отслеживал ситуацию на дорогах. Сверху здание выглядело как обычное, ничем не примечательное лечебное заведение. Наверное, они, Грегор, Пит и Дэвис, как раз к этому и стремились, подбирая помещение для будущей клиники, подумала Джоан. У строения был самый безобидный вид – просто куб, – не к чему придраться, если вы, конечно, не утонченный знаток архитектуры. Полицейские мерили шагами лужайку перед зданием. В нескольких местах, на разном расстоянии от того места, где упал Дэвис, виднелись воткнутые в землю желтые флажки, значит, там были найдены какие‑то улики. На безопасном расстоянии стояла кучка зевак. Картинка на экране сопровождалась текстом: «Нападение на клинику клонирования».
Мимо прошли медсестры с озабоченными и испуганными лицами. Они встретили и проводили всхлипывающих женщин, жену и дочь Дэвиса, в отдельную комнату. Джоан благодарила за это Бога – она не нашлась бы что сказать Джеки в такую минуту. Она всегда чувствовала себя неуютно рядом с женой Мура. Даже сегодня, при таких чрезвычайных обстоятельствах, в каждом их взгляде ощущался бы некий подтекст.
Дэвис в мельчайших подробностях поведал ей о сложностях, с которыми ему время от времени приходится сталкиваться, живя с Джеки. И хотя Джоан всегда нравились мужчины постарше – у нее случались романы либо с преподавателями, либо с ординаторами, – с Дэвисом она предпочитала лишь безобидно кокетничать, поскольку сознавала, что те качества, которые делали этого мужчину по‑настоящему привлекательным: его преданность, уверенность, умение сопереживать, – эти самые качества накрепко привязали его к семье, вопреки (или, скорее, благодаря) тому, что там его заставляют страдать.
В прошлом у Джоан трижды бывали связи с женатыми мужчинами; все три раза она об этом жалела. Двое из тех мужчин развелись, это смягчало ее боль, но в то же время усиливало чувство вины. Третий был все еще женат. Стоило какому‑нибудь пустяку напомнить Джоан об этом романе, будь то фотография, статья с упоминанием Гарфилд‑парка и знаменитой оранжереи, которой он так восхищался, или поворот с автострады Эденс к его дому, как по ее телу тут же пробегала ледяная дрожь. «Это не должно повториться!» – говорила она себе в такие минуты.
Нынешние отношения с Дэвисом ее вполне устраивали: она нравилась ему, он нравился ей. Не считая того момента на прошлогодней рождественской вечеринке, когда он подавал пальто и его рука задержалась на ее плече чуть дольше, чем требовала учтивость, их привязанность была исключительно платонической. Она имела возможность в полной мере наслаждаться знаками внимания умного, взрослого, красивого мужчины в отличной физической форме; украдкой поглядывать на него на работе, а в машине по дороге домой или лежа в своей постели представлять себе, что могло бы быть между ними, если бы они встретились в другое время и в другом месте.
В стеклянных дверях отделения травматологии показался Грегор – надо же, Джоан даже не заметила, что он выходил.