Вчера, проходя мимо, он слышал, как она рассказывала Гешонек про какую‑то выставку, что‑то связанное с ее факультативной группой. Может, она запланировала это мероприятие как раз на сегодняшний день?
– Ну что, начнем? – Хорек‑альбинос солидно и неторопливо занял свое место во главе стола. Одновременно в конференц‑зал ввалилась группа коллег, среди них Вильде, Гешонек и Ковальски. Последний слишком громко захлопнул за собой дверь. Вот безмозглый идиот. Далее задвигались стулья, зашелестели бумаги, Мейер‑англичанин надел колпачок на красную ручку, закрыл лежавшую перед ним тетрадь и положил на самый верх аккуратной стопки; после чего выключил мобильный телефон.
Фон Зелль подождал, пока воцарится тишина, затем окинул длинный стол и лица подчиненных своим обычным «скользящим» взглядом. Во время каникул он вставил новые зубы, слишком белые и крупные.
– Повестка дня лежит перед каждым из вас. Пункт первый: на предстоящей неделе…
Как всегда, педсовет тянулся медленно. Йон шесть лет был представителем педагогического коллектива в совете учащихся, и больше его кандидатура уже не выдвигалась. Кроме Гешонек, там теперь работал Вильде. Он монотонно и обстоятельно сообщил о результатах последнего заседания совета учащихся. Потом последовала неизменная и хроническая тема курительной комнаты; Мейер‑биолог прочел очередную лекцию о вредном действии никотина на растущий организм, и тогда окончательное решение снова отложили на неопределенный срок. Школьный завхоз господин Гмелин опять пожаловался, что после окончания занятий стулья не переворачивают и не ставят на столы, для удобства уборщиц, – тоже извечная проблема. «Близняшка» Керстин Шмидт‑Вейденфельд предложила приобрести новый учебник физики и чуть не вцепилась в шевелюру Шредеру. Хорьку‑альбиносу пришлось срочно улаживать конфликт.
Они уже добрались до шестого пункта повестки, организации школьного праздника, когда дверь открылась. Йон очнулся от своих раздумий и повернул голову. В дверном проеме стояла она, в лучах солнца вокруг нее плясали светлые пылинки. Лицо порозовело, своенравные локоны облаком окружали голову. Что‑то пробормотала про автомобиль и аккумулятор. Быстро села на ближайший свободный стул и откинула со лба волосы. Посмотрела на Йона и улыбнулась ему. Ее глаза были такими сияющими и зовущими, что у него перехватило дух.
Через полчаса педсовет закончился. Первым стремительно покинул конференц‑зал Мейер‑англичанин, за ним последовали Вильде и профсоюзная фракция. Мейер‑биолог атаковал директора, вероятно по‑прежнему из‑за микроскопа. Компашка Шредера договорилась о встрече в португальском ресторане на Санкт‑Георге. Йон отклонил приглашение Коха – он слышал, как Юлия ответила Шредеру, что уже приглашена.
Когда он направлялся к двери, она беседовала с Штрунцем. Мгновение он прикидывал, не остановиться ли возле них, но не находил удобного повода, все мысли из его головы внезапно улетучились. И все‑таки он подошел к ним, чувствуя, как ноги наливаются свинцом.
– Я выясню это завтра же утром, а тебе сообщу обо всем в понедельник, – говорил ей в это время Пер Штрунц. Значит, она и с ним уже перешла на «ты». Впрочем, среди коллег это неудивительно. Он с облегчением увидел, как Штрунц подмигнул Керстин, своей «близняшке», и попрощался с Юлией. – Ну, желаю приятных выходных. И тебе, Йон.
– Взаимно. – Йон дождался, когда выйдут Штрунц и Шмидт‑Вейденфельд, потом посмотрел на Юлию. – Как дела? – Он волновался словно подросток перед первым свиданием.
– Нормально, – ответила она. – Вот только это дурацкое опоздание. Досадно и стыдно.
Под кожаной курткой на ней была белая майка. Из выреза что‑то блеснуло на ключице. Маленькая звездочка? Когда‑то в Греции, много лет назад, он наблюдал морское свечение.
Из выреза что‑то блеснуло на ключице. Маленькая звездочка? Когда‑то в Греции, много лет назад, он наблюдал морское свечение. Они с Шарлоттой любили плавать по ночам. Вода на коже мерцала золотом. Может, Юлия вся усыпана под одеждой такими золотистыми звездочками? Ему захотелось снять с нее кожаную куртку, майку, стянуть джинсы…
– Не волнуйтесь из‑за таких пустяков, – успокоил он. – Если хотите, я отвезу вас домой.
– Что ж, если у вас найдется время…
Найдется ли? Время – это все, чем он располагал. Хотя, пожалуй, нет, – это как посмотреть…
Они шли по коридору, локоть к локтю. Он с удивлением обнаружил, что длина ее шагов такая же, как у него, хотя ростом она ниже. Как ему хотелось обнять ее за плечи! Он с трудом сдерживал себя и сохранял дистанцию.
Возле одного из окон стоял Ковальски и крутил в пальцах сигарету.
– Йон, не желаешь пропустить по маленькой? Все равно день, считай, прошел.
Для кого как, подумал Йон.
– Нет времени, Гаральд, – ответил он вслух, – в другой раз.
Сколько уже было таких «других разов»? Впрочем, Ковальски не понимал деликатных намеков.
В конце коридора они, не сговариваясь, одновременно обернулись: Ковальски поймал Гешонек. Та непроизвольно подняла кверху обе руки.
– Бедняжка, – усмехнулась Юлия.
– Как правило, в любом школьном коллективе есть такой балласт, – сказал Йон. – Обычно их три‑четыре человека. Все от них шарахаются, страдают, но, увы, все равно вынуждены общаться.
Она невесело засмеялась.
– Вот если подсчитать общее количество… И прикинуть, сколько вреда способен причинить некомпетентный учитель за свою многолетнюю деятельность… Скажем, за тридцать лет через него пройдут тысячи школьников, и в худшем случае они до конца дней пронесут такое же отношение к своей работе.
– Удивительно, что для многих дурной пример все‑таки не окажется заразительным, – добавил Йон.
– Для кого? Для школьников? Или учителей? – Она опять засмеялась и неожиданно спросила: – Скажите, сколько вам лет?
– Пятьдесят два года, – ответил Йон и добавил: – Рост метр девяносто пять, вес семьдесят один килограмм. Некурящий. А вы?
– Метр семьдесят восемь, иногда курю. Тридцать три. Года, естественно, не килограмма. Мой вес – большой секрет.
– А могу я вас спросить кое о чем еще?
– Разумеется. – Они пересекли свежевымытый вестибюль. Юлия ставила ноги, обутые в черные кроссовки, точно на следы, оставленные Кохом и его компанией.
– Почему сегодня на вас нет ничего красного?
Она остановилась с удивленным видом:
– Вы заметили?
– Разумеется. Ваши сапоги, ремешок от часов. Вчера бусы. А сегодня?
Она расстегнула молнию на кожаной куртке и приподняла белую майку. В петли джинсов был продет красный ремень с серебряной пряжкой.
На краткое мгновение он сумел разглядеть узкую полоску загорелой кожи.
– Вы меня успокоили, – вздохнул он, хотя дело обстояло с точностью до наоборот.
– Моя причуда, – сообщила она, – ведь можно же позволить себе какие‑либо причуды. – В дверь они прошли одновременно, так что ее пышные кудри пощекотали его щеку.
Снаружи она остановилась и, прищурясь, посмотрела на солнце. Над спортзалом в голубом небе висело одинокое облачко. Вслед за ними из школы вышел Концельманн, бесцветный практикант с короткой стрижкой и в очках без оправы.
– Ты позвонишь мне? – спросил он, поравнявшись с ними. Очевидно, она уже со всеми перешла на «ты», кроме Йона.