Его пробрал озноб.
– Сукин сын! – прошептал он.
Женщина что‑то буркнула. Коул не обратил внимания. Тогда она укусила его.
– Черт!
Коул ухватил ее за волосы и скинул на пол, сам же, держа член в руках, подался к экрану. Но то лицо в телевизоре пропало, вместо него там торчала голова обозревателя.
Женщина поднялась и набросилась на него с кулаками:
– Черт тебя дери, Маршалл! Мать твою! Сволочь проклятая! Ты что, охренел? Вот и справляйся сам как знаешь!
Коул, отведя ее от себя одной рукой, заломил ей кисть и стал нажимать кнопки, переключая каналы. Комментатор на пятом сказал что‑то о спорте, но очень кратко, после чего началась реклама.
– Ей‑богу, его скоро удар хватит! – с шутливой озабоченностью говорила на следующее утро Линда, докладывая Дане о том, в каком настроении пребывает Марвин Крокет. – И хорошо еще, если не надо будет делать ему искусственное дыхание рот в рот, а прямиком вызывать перевозку из морга.
Дело в том, что Дана, отпросившаяся накануне, в это утро еще и опаздывала, что, на взгляд Крокета, было чистой воды своеволием. Ирония заключалась в том, что, горя желанием уволить Дану, Крокет, вне всякого сомнения, подозревал ее в связях с другими фирмами и хитрых кознях по переманиванию у него клиентов.
– Скажи ему, что не можешь до меня дозвониться. Что я отключила сотовый.
И она улыбнулась, представив себе, как будет рвать и метать Крокет. Затем она нажала кнопку отбоя и действительно отключила телефон.
Выйдя из машины, она под моросящим дождем перешла на противоположную сторону Харрисон‑стрит и толкнула массивную дверь здания с лепным фасадом вблизи торгового центра. Внутри, как комариный рой, жужжали сверла и слабо, но отчетливо пахло нагретым металлом; в запахе этом было что‑то от стоматологического кабинета. Три корейца в своих отсеках склонились над изделиями, что‑то ловко подтачивая, в витринах с драгоценностями горели синие лампочки подсветки. Дана подошла к грубой деревянной конторке, поцарапанной, прожженной сигаретами, запачканной чернилами, и спросила сидевшую там женщину, нельзя ли ей переговорить с Кимом; несмотря на их многолетнее тесное общение, Дана так толком и не знала, что такое «Ким» – имя или фамилия, – просто называла владельца этой ювелирной мастерской так, как называли его все. Ким был ювелиром ее матери – он делал Дане кольца на обручение и на свадьбу. Каждую годовщину она отмечала походом к Киму, который прибавлял к ее кольцу очередной маленький бриллиантик. Все эти годы он ремонтировал для нее серьги, браслеты и часы, чинил замочки, переделывал оправы.
– Миссис Дана. – Ким вынырнул из‑под подвешенной в дверном проеме занавески из бус. Одежда его была неизменной – черные синтетические брюки и белая, с короткими рукавами рубашка, из нагрудного кармана которой торчала прицепленная авторучка. Материя над ней была испачкана синей пастой. Хотя Киму не могло быть меньше шестидесяти с хвостиком, на лице его это никак не сказалось – оно было круглым и без морщин. Глаза его, увеличенные стеклами очков в темной оправе, были снабжены еще и лупой – приспособление это свисало с оправы на тонкой, похожей на антенну проволочке, чтобы в любую минуту Ким мог прижать его к своему левому глазу. – Неужто уже пора? – Ким оглянулся на висевший на стене календарь. – Вы за девятым камешком?
– Нет, пока время не пришло. – А может быть, и не придет,подумала она. – Надо еще четыре месяца как‑то продержаться.
Ким улыбнулся, решив принять ее слова за шутку.
– Продержитесь, – уверенно сказал он. Приподняв руки, он поболтал ими в воздухе. – За трехлетие перевалило.
– За трехлетие перевалило. Вот в первые три года многие женщины приходят переделывать свои венчальные кольца в серьги. А после трех лет уже не страшно – брак крепкий.
– У меня к вам просьба. – Она пошарила у себя в сумочке. – Я нашла украшение, и думаю, дорогое. Я надеюсь, что вы скажете о нем свое мнение.
Ким мгновенно вдел в глаз свою лупу, отчего стал похож на персонаж из комикса – человек с громадным черным глазом. Дана положила серьгу на его мозолистую ладонь. Он нащупал серьгу, покатал ее в кончиках пальцев, легонько подкинул на ладони, словно умел на ощупь определять вес. Затем он взял серьгу за замочек и, покачивая в воздухе, отстранился, чтобы взглянуть на нее издали. Так рыбак оценивает размер выловленной рыбешки. Под конец он включил яркую лампочку и внимательно осмотрел находку в ослепительных лучах дневного света.
– Очень дорогая серьга. Синий камень – это танзанит. Большая редкость. Бриллианты – исключительного качества, работа – авторская.
– Ну и сколько подобная вещь может стоить, а, Ким?
Он воздел глаза к потолку, потом опять склонился к серьге и, опершись локтями на конторку, придвинул драгоценность к лампе. Судя по сосредоточенности, с которой Ким все это проделывал, он все это время крутил в голове цифры – складывал и умножал
– За две? – Он произнес это громко, но раздумчиво. – Да, наверное, тысяч пятьдесят – пятьдесят пять они потянут. Может быть, и больше.
Дана подозревала, что цена будет большой, но все же сумма ошеломила ее.
– Так много?
– И это самое меньшее. – Он поднялся. – Вот посмотрите сюда. Дизайн маркированный. А это увеличивает ценность.
– Никогда не слыхала, чтобы драгоценности имели маркировку.
– И тем не менее. – Ким решительно тряхнул головой. – Я тоже имею собственную марку. – Он взял лежавший возле телефона отрывной блокнот и, вытащив из карманчика ручку и щелкнув ею, начертил знак, похожий на обведенную кружком букву «К». – У меня много маркированных изделий. Вот и вы носите одно из них. – Он сунул ручку обратно в кармашек, не защелкнув ее, отчего на его рубашке образовалось еще одно синее пятнышко. Он отдал Дане серьгу и протянул лупу: – Видите вот этот знак на задней стороне? Это и есть марка.
Дана вертела серьгу, изучая малюсенькую вмятину, которая под лупой оказалась выгравированными буквами: две буквы «W», соединенные общей частью. Знакомая по работе с патентами, она знала, что все торговые марки регистрируются особой службой при правительстве.
– А где ювелиры регистрируют свои марки? Есть такое место? Куда мне пойти, чтобы узнать фамилию художника, продающего изделия с такой маркировкой?
Ким улыбнулся.
– Ко мне пойти. Вам повезло. – Он расхохотался. – Подождите‑ка минутку. – И отойдя от прилавка, он скрылся за занавеской из бус.
Оттуда доносилось жужжание сверла, и Дана инстинктивно провела языком по своим пломбам. Ким вернулся с потрепанным гроссбухом. Положив его на конторку, он принялся листать рваные, с загнутыми углами страницы. Почернелый, не раз обожженный палец полз по строчкам. Дойдя до двойного «W», палец переметнулся к номеру страницы, и Ким опять принялся листать гроссбух. Спустя секунду он захлопнул его.
– Уильям Уэллес, – сказал он.
– Это фамилия ювелира? – спросила Дана.
Ким кивнул:
– Вот кто художник.
– Уильям Уэллес. – Она повторила это, словно пробуя фамилию на вкус. Мысль обратиться к Киму дала неожиданно быстрый результат. – Хотелось бы отыскать его. Как это сделать, Ким?
Ким опять кивнул и полез куда‑то в середину гроссбуха.