Самое время сделать маленький перерыв.
Дана вытолкала Линду в приемную, в то время как присутствующие потянулись к пирожным и стали наливать себе кофе. Обогнув стол красного дерева с аккуратно разложенными журналами, Дана увлекла секретаршу к стоявшей в уголке большой пальме в кадке.
– Простите меня, ради бога, – сказала Линда, не дав Дане времени хорошенько отругать ее. Вид у нее был искренне сконфуженный.
Дана подавила свой гнев. Когда дела идут хорошо, подчиненных мы не ценим, когда что‑то не так – делаем их козлами отпущения.
– В чем дело? – раздраженно спросила она.
– Вам муж звонит.
Дана почувствовала, как сдавило затылок, и, стиснув зубы, проговорила:
– Скажи ему, что я на совещании и позвоню позже.
– Я так и сказала, Дана. Но он настаивает.
Краем глаза Дана увидела, как к ним катится Крокет – в шатком равновесии, как шар, пущенный под уклон.
– Что происходит, черт побери? Почему заминка?
– К сожалению, мне придется взять трубку, Марвин.
– Сейчас? Это необходимо сделать именно сейчас? Что же это за птица такая звонит, черт его дери? – Казалось, он сейчас лопнет от возмущения.
– Это мой муж, – нехотя призналась она.
Крокет закатил глаза и подергал себя за узкий манжет рубашки, чтобы взглянуть на циферблат своего «ролекса».
– Некстати. Вот уж некстати! – И повернувшись на каблуках, он в сердцах выкатился.
Дана направилась к аппарату в маленькой нише.
– Нет, он хотел поговорить с вами без посторонних, чтобы вы были в кабинете.
Дана чуть не выругалась и сердито двинулась в кабинет. Может, что‑то с Молли – позвонили из детского сада, девочка заболела, надо за ней приехать. А может, Гранту потребовалась чистая рубашка или он хочет что‑то ей поручить из того, что не может или же не хочет сделать сам.
С грохотом захлопнув за собой дверь в кабинете, она схватила трубку, сбив со стола аппарат. Телефон повис на проводе.
– Какого черта, Грант! Ты меня сорвал с заседания. Крокет вне себя!
– Прости, Дана. Я знаю, что ты на заседании.
–
– У меня дурные вести, Дана.
– Что случилось? С Молли?
– Нет, Дана. С Молли все в порядке. – Он замолчал.
– Что такое, Грант?
– Это с твоим братом.
– С Джеймсом?
– Случилось плохое, Дана. Очень плохое. Возле дома меня ждала полиция. Я все еще дома.
– Дома? Что делает полиция у нас дома?
– Твой брат умер, Дана. Его убили вчера вечером.
Детектив Майкл Логан посасывал вишневый напиток, неся в руках недоеденную длиннющую сосиску с луком и соусом. Верхняя ступенька прогнулась под его тяжестью. Логан сошел со ступеньки, затем осторожно ступил на нее вновь. Дощатые края ступеньки приподнялись вслед за шляпками выдвинувшихся гвоздей. В этих старых домах на Северо‑Западе дерево вечно гниет. Постоянные дожди не дают ему просохнуть. Никто и не ждет от него долговечности. Лестницу эту хорошо бы сломать и построить заново, что, может быть, и собирались сделать – вот и материалами, что на аллее, запаслись.
В этих старых домах на Северо‑Западе дерево вечно гниет. Постоянные дожди не дают ему просохнуть. Никто и не ждет от него долговечности. Лестницу эту хорошо бы сломать и построить заново, что, может быть, и собирались сделать – вот и материалами, что на аллее, запаслись.
На тротуаре толпились соседи, здесь же за полицейским ограждением сновали телевизионщики. Репортеры проверяли микрофоны, репетировали, что они скажут, когда программа утренних новостей перейдет к сюжету об убийстве в Грин‑Лейк. Убийства в пригородах всегда были сенсацией.
В дверях полицейский в форме протянул ему пюпитр с журналом. Логан, сменив напиток в руке на перо, расписался. Полицейский отмечал в журнале приходы и уходы каждого из участников команды. Первыми в списке значились полицейские, сразу же прибывшие на место преступления, далее следовали Родригес, эксперт по вещдокам, Кэрол Нучителли из отдела медицинской экспертизы, сержанты группы перевозки, полицейский фотограф и группа экспертов‑криминалистов. Логан опять достал банку с напитком и, вонзаясь зубами в сосиску, глотая соус, вошел в дом. На полу валялись бумаги, рядом стоял потертый портфель, пухлый, вместительный, – адвокаты любят такие портфели. По‑видимому, бумаги выпали из стопки на столе. На перилах висело черное кожаное пальто. Логан прошел по коридору в глубь дома, к задней его части, туда, где на месте преступления команда привычно кружила вокруг трупа – мужского, судя по брюкам цвета хаки и коричневым штиблетам, выглядывавшим из‑за кушетки.
– Бог мой, – сказал Логан, подойдя ближе.
Кэрол Нучителли подняла на него взгляд.
– Добро пожаловать на наш пикничок, Логан. – Она примерила на правую руку желтый пластиковый мешок. К лодыжке трупа Кэрол уже успела прицепить бирку, а стоявшие возле трупа пакеты на молнии были наполнены содержимым карманов убитого. От натекшей крови пол в комнате местами покоробился, а слипшиеся волосы мужчины казались темно‑красными. Разбитая изуродованная голова распухла. Нучителли ткнула пальцем в латексной перчатке в сторону сосиски.
– Приятного аппетита! Не замажь своим завтраком мой трупик.
– Это обед. Я на ногах с пяти утра. Для меня сейчас середина дня, – сказал он, оглядывая комнату.
– И ты выбрал для еды такое дерьмо?
Он завернул остаток сосиски в полиэтилен и сунул ее в карман пальто – есть больше не хотелось.
– Ты же знаешь меня, Нуч. Мне необходимо есть шесть раз в день, чтобы поддерживать форму при моей‑то комплекции.
– Бедняжка. Мне бы твою сгораемость!
Нучителли встала, и они оба отступили от трупа, давая возможность фотографу сделать необходимые снимки. На взгляд Логана, со сгораемостью у нее был полный порядок. Ростом почти шесть футов, рыжеватая блондинка с длинными, до середины спины, волосами и ногами, как у юной волейболистки, медицинский эксперт графства Кинг представляла разительный контраст безобразным проявлениям насилия, с которыми оба они имели дело.
– Ужасное убийство, – заметил он.
– Разве не все они ужасны?
– В пределах шкалы от единицы до десяти.
Нучителли осмотрела тело и вздохнула.
– Побои – это самое худшее, Логан. Огнестрельные или ножевые раны могут иметь не такой уж страшный вид. Но побои… – Она помолчала. – Это просто дикость. Как представишь себе убийцу – как он стоит и наносит удар за ударом… С души воротит, Логан. Я определила бы это как восемь по твоей шкале.
– Сколько ударов было, как ты считаешь?
– Больше десяти. Ударов двенадцать‑тринадцать.
– От страха или в ярости, – заметил он. Нучителли кивнула.
– Мы здесь гости не частые. – Она имела в виду Грин‑Лейк.