Последние четыре ступеньки он перепрыгнул. Нога его подогнулась, и он почувствовал, как вывернутая лодыжка мгновенно обожгла его острой болью. Он заставил себя подняться. Площадка над ним дрогнула. Проглотив боль, он проковылял через темное пространство под автомобильным навесом и проход‑галерею, ведущую к тылам здания.
Едва оторвавшись от стены, он почувствовал порывы ветра, несущего туман и океанскую влагу. Он замер и обернулся, вглядываясь в конец прохода. Силуэт мужчины возник как из туннеля. Трещины возле головы Слоуна взорвались, и лицо его, как острыми иголками, осыпало деревянными щепками. Слоун бросился в туман и темень, то и дело подворачивая ногу на неровной, поросшей ледяниками земле, превозмогая сильную боль. Он кружил, менял направление, пригибался к земле, ища укрытие и не находя его.
Он удалялся от дома, пока не поскользнулся и не упал на одно колено. Где‑то за толстой пеленой тумана он услышал рев океанских волн, бьющихся о скалы, и почувствовал на коже морской ветер и соленые брызги.
Поросль ледяников внезапно оборвалась.
Он вломился в переднюю дверь, крича ей: «Ложись!»
Алекс стояла у стола, держа в руке бутылку с воткнутым в пробку штопором, когда толстое оконное стекло взорвалось осколками, бутылка разбилась, а горшки с орхидеями разлетелись по кругу, как кольца мишеней в тире. В комнате закрутился вихрь стеклянных осколков и кусочков древесины, с полок посыпались книги, деревянные панели испещрились дырками, из камина повалил пепел. Стрельба была яростной – кажется, патронов у них с собой было предостаточно, и они вознамерились израсходовать их все.
Дженкинс ползком добрался до перевернутого стола и прижался к нему спиной. Пули бились о столешницу, изрешечивая ее кругляшками конфетти. Алекс тоже сидела, вжавшись спиной в деревянную поверхность, ее белая блузка стала темно‑красной, почти фиолетовой, но то, что ей удалось перевернуть стол и извлечь из своего портфеля девятимиллиметровый «глок», ясно доказывало, что блузка ее окрасилась лишь вином, а никак не кровью.
– Вы в порядке? – вскричал он.
С таким же успехом можно было кричать в эпицентре бури.
– Может быть, выберемся через заднюю дверь? – Она была столь же невозмутима, как в огороде, когда возле горла ее маячило острие мотыги.
– Они только этого и ждут! Иначе не стреляли бы с фасада!
– А соседей позвать на помощь нельзя? – опять прокричала она.
– Ветер дует с залива, а близко никого нет, так что никто нас не услышит.
– Хоть догадываетесь, кто это?
– Я в теориях не силен, но подозреваю, что это те же парни, что кокнули Джо.
– Так они за этой папкой охотятся?
Она указала подбородком туда, где у противоположной стены на стуле возле камина она оставила папку.
– Опять же, хоть в Стэнфорде и не обучался, но думаю, что дело именно в этом. Прикроете меня?
– Зачем?
Он кивком указал на папку.
– Да бросьте вы ее!
Он покачал головой.
– На этот раз нет, Алекс.
Он поднялся, прячась за столешницей.
– Черт! – Алекс привстала на колено, поняв, что с нею или без нее, но задуманное он выполнит. Она приготовилась стрелять.
– По моему сигналу, – предупредила она. И когда огонь на секунду стих, произнесла: – Пошел!
Он бросился к стулу, она же приподнялась и трижды выстрелила налево и направо, туда, где еще недавно находилось окно. На секунду или две огонь противника прекратился. Затем последовал новый шквал выстрелов. Стойкого прикрытия от «дамской пукалки» Дженкинсу ждать не приходилось. Лежа ничком на полу с папкой в руке, он поглядывал на Алекс через плечо, ожидая, когда она вновь поднимется и начнет стрелять; как только это произошло и раздались три ее новых, точно рассчитанных выстрела, он перебежал на прежнее место.
– Я плохо разбираюсь в оружии. – Она вжалась в дерево, так как обстрел возобновился. – Из чего это они, черт возьми, стреляют?
– Если выберемся отсюда, я, так и быть, скажу вам это за обедом и бутылочкой‑другой каберне.
– Я его не пью, – сказала она. – У меня от кислого голова болит.
– Надеюсь, мне еще выпадет случай это припомнить. И мы выпьем доброго шотландского виски в память о вашем отце.
– За ваш счет? – осведомилась Алекс.
– Если только понятие «рыцарство» за последние тридцать лет не изжило себя. – Он кивнул в сторону коридора. – Мое оружие в спальне.
Она замотала головой.
– Не доберетесь. Далеко. А у меня патронов не так много, чтобы вас прикрыть. Лучше оставайтесь на месте.
– Выбора нет, – сказал он. – Долго вам их удерживать не удастся. Они прорвутся в этот дом, просочатся в него, как термиты, и сровняют с землей. К тому же, судя по мощности огня...
Что‑то вспыхнуло, затем последовал оглушительный удар, и передняя дверь, сорвавшись с петель, пролетела через комнату и грохнулась о книжные полки. По комнате покатилась граната, из которой валил густой черный дым. Дженкинс подскочил к ней и выпихнул обратно в зияющую дыру, обжегши руку, потом, воспользовавшись дымовой завесой и горой упавших книг в качестве прикрытия, кинулся в спальню. Он рванул дверцу шкафа и, нащупав в углу дробовик, переломил ствол. Всего один патрон в одном из стволов. Он нащупал на полке коробку с патронами, но она тут же смялась в его руках – пусто! Он рылся в одежде, расшвыривал обувь в поисках завалявшихся патронов и нашел еще один комплект. Во время секундного затишья он услышал выстрелы Алекс – размеренные, расчетливые; она экономила патроны, но все же выстрелы ее оттягивали момент, когда нападавшие, кто бы они там ни были, бросятся в атаку.
Присев к тумбочке, он вытащил оттуда свой смит‑вессон. Обойма была пуста. Он поискал запасные магазины и, не сразу найдя, вспомнил, что видел их в багажнике машины, когда ездил в лес попрактиковаться в стрельбе в цель. Потом в тумбочке, в глубине ящика, нашлось четыре патрона 40‑го калибра.
Сгодится.
От удара разлетелось окно над кроватью, и спальня наполнилась все тем же едким аммиачным запахом. Схватив валявшуюся на полу рубашку, он, удерживая дыхание, пополз в ванную. Отвернул кран. Сухо. Они перекрыли воду. Окунув рубашку в туалетный бачок, он прижал ее ко рту и носу, стараясь дышать через материю. Горло сжимало, веки жгло огнем. Ползком пробравшись обратно в гостиную, разорвал надвое мокрую материю и протянул половину Алекс. Она обмотала мокрой тряпкой рот и нос.
– Еще выходы есть? – спросила Алекс.
– Вам видится проложенный под усадьбой подземный ход?
– Было бы неплохо.
– К сожалению, ничего подобного не имеется.
– А что вы предлагаете?
– Стараться не дышать.
В коридоре полыхало пламя. Газ проник в вентиляцию. Времени у них в обрез. Набитый книгами и старыми газетами дом вспыхнет, как древесина бальсы. Языки пламени вырывались уже из спальни.
Он сунул ей в руки дробовик. Она спрятала свой «глок» в задний карман брюк. Он ослабил ремень джинсов и заткнул папку за пояс на животе.
– Когда выйдем, забирайте влево. Там есть лесная тропинка. Она ведет к сараю. До него пятьдесят ярдов, но лес и подлесок там густые, так что укрыться можно.
– Что вы хотите делать?
– Выбраться.
– Понятно, только объясните мне, как мы выйдем из дома, если они караулят нас у задней двери.
– Мы и не пойдем через нее.
Она поглядела на него как на помешанного.
– Вы видели когда‑нибудь картину «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид», Алекс?
– Нет.
Опершись спиной о стол, он вынул из кармана патроны, вытащил пистолетную обойму и заправил туда сороковые.