Улик, чтобы оспорить это, нет.
– Я дам тебе поесть, – сказала Мэгги.
– Спасибо, мне не хочется.
Он бросил взгляд на детей, теперь смотревших на него очень внимательно и чувствующих, что день у него был не такой, как всегда. Он крепко обнял их, прижав к себе обоих. Когда он отпустил их, вмешалась Мэгги:
– Ладно, голубчики. Поздно. Пора ложиться. – Она стала выпроваживать детей из комнаты. Когда они проходили мимо него, Молья поцеловал обоих в макушку.
Мэгги отобрала у Тиджея стетоскоп и вернула его Хо.
– Приятно поболтать с тобой, Питер.
Хо улыбнулся, но улыбка вышла кислой.
– Как и с тобой, Мэгги. Лиза собиралась позвонить тебе насчет церковного приюта, но закрутилась.
– Я знаю, как это бывает. Ты точно не хочешь остаться и поужинать с нами? Я мигом.
– Не стоит. У меня на этой неделе с едой как‑то не складывается. А скоро мне уж домой. Мы ведь не засидимся. – И подождав, когда Мэгги выйдет из комнаты, он повернулся к Молье: – На теле множество синяков. И сильный ушиб затылка, от которого он, весьма возможно, потерял сознание.
Молья позвонил Хо с места трагедии и доставил ему тело Купермана. Поручив двум вооруженным полицейским охрану, он отправился сообщить горестную весть семье Купермана.
– А можешь ты...
– Могу ли я определить, откуда синяки? Явились ли они результатом катастрофы или были получены ранее от ударов тупым предметом? – Хо досадливо покачал головой. – Прости меня, Том. Я очень хотел бы это сделать, но учитывая скорость, с которой он ехал, и, возможно, действие воды... Он, должно быть, здорово расшибся о машину. Тонкая трещина в черепе свидетельствует об ударе о ветровое стекло. Основание черепа тоже переломано. – Хо потер затылок. – При обычных обстоятельствах я мог бы и не искать других повреждений – достаточно тонкой трещины в черепе.
Молья сгорбился и потер лицо:
– Но перелом основания черепа вполне мог быть вызван ударом тупым предметом, вроде ружейного приклада, – ударом, нанесенным до того, как они сунули его в машину и столкнули с обрыва.
На это Хо промолчал.
– Гематома под твердой мозговой оболочкой также указывает на удар тупым предметом, нанесенный, еще когда он был жив. Вся проблема заключается в том, что я не могу отделить травмы, полученные в автокатастрофе, от тех, что могли быть получены ранее, хотя и я вполне уверен, что последние имели место.
Молья метнул на него взгляд. Хо поднял лежащий на диване конверт из толстой бумаги и бросил его себе на колени.
– Джон Данбар. Лаборатория оказала мне услугу.
– Джон Данбар?
Хо ткнул пальцем в конверт.
– Джо Браник. Я попросил их потихоньку провести исследование.
Молья не сводил взгляда с лица Хо.
– Здесь ведь тоже не он сам виновник своей смерти, верно?
Хо покачал головой.
– Сделать такой вывод тоже нельзя. Но поспорить есть о чем.
Вскрыв конверт, Молья вынул оттуда фотографии и заключение баллистической экспертизы.
– Ну, а твое мнение как медика?
– Как медик я склонен думать, что это, скорее всего, не самоубийство.
Молья изучал результаты экспертизы.
– Но в экспертизе все сходится.
– Пуля отсутствует, Том. Следы пороха на руке и черепе идентичны. Оружие одно и то же. Специфика следа от ожога порохом кожи головы и лица показывает, что сделан был один выстрел с очень близкого расстояния. Повреждение ткани виска, кровоизлияние...
– Следовательно, дуло пистолета было либо прижато непосредственно к голове, либо находилось очень близко от нее.
– Именно. А траектория пули в черепе совпадает с той, какую можно ожидать в случае, если бы стрелял самоубийца. Пуля прошила висок и вышла через затылок, снеся верхнюю долю черепа.
– Хо указал на конверт. – Ты найдешь здесь весьма четкие фотографии, которые я советую тебе запомнить, а потом зарыть где‑нибудь за домом.
Разглядывая фотографии, Молья поднялся и встал. Ему лучше думалось на ходу.
– Анализ крови что‑нибудь показал?
– Ничего. На теле никаких следов укола, какие бы остались после введения того или иного химического вещества. Полагаю, что и дальнейшие лабораторные исследования не выявят присутствия тяжелых металлов, следов отравления, наличия в крови или моче лекарственных препаратов или наркотиков. Но это выяснится лишь недели через две.
– В таком случае отчего ты так уверен, что это не самоубийство?
Хо, морщась, потягивал пиво; глаза его слезились от пенящихся пузырьков. Отбросив волосы со лба, он вперился глазами в пол, словно воскрешая перед собой произошедшее событие.
– Я было хотел уже с этим закруглиться, сунуть труп обратно в холодильник, звякнуть тебе и пригласить на чашечку кофе. Но тут я заметил порез на тыльной стороне руки, над костяшкой среднего пальца. Вот тут есть очень ясная фотография. – Хо взял конверт и, пролистав фотографии, нашел снятую крупным планом руку Джо Браника. – Видишь?
На Молью снимок не произвел впечатления.
– Царапина. Может быть от чего угодно. Он мог поцарапаться, падая.
– Весьма возможно. Сам порез ничего не значит. Важно то, что кровь не свернулась. Ее и не было.
Молья достаточно знал о покойниках, чтобы заинтересоваться:
– Я весь внимание, Питер.
– Ладно. Интенсивный курс по системе кровообращения человека. Когда человек жив, кровь в нем циркулирует. Поэтому, когда в него попадает пуля или он каким‑то образом сильно ранит себя, из крупных и мелких сосудов возле места повреждения высвобождаются красные кровяные тельца. Проще говоря, место ранения должно быть все залито кровью, как мы это наблюдали у Купермана с его гематомой у основания черепа. – Хо поднял другую руку и сжал ее в кулак. – Но когда человек умирает, кровь в нем течь перестает. Сердце прекращает биение, и кровь в ткани не поступает. Отсутствие красных кровяных телец в месте травмы – верный признак того, что травма, в данном случае от пули, была им получена уже после того, как он умер. В случаях, когда задействовано крупнокалиберное оружие, определить это труднее – настолько искорежены бывают череп и мускульные ткани.
– Так почему же ты все‑таки так подумал?
Хо мерил шагами пространство возле стеклянного кофейного столика.
– Я заподозрил это. И решил воспользоваться тонкой иглой. Очень тонкой – в пять или шесть раз тоньше волоска в диаметре. Такая иголка вводится в кожу, чтобы получить образец ткани. Я сделал биопсию, заготовил кубик парафина для слайда, вымазал его гематоксилоном и эозином, и подтвердилось, что красные кровяные тельца остались внутри ткани. Кровь из сосудов не вытекала.
Молья кивнул.
– Смерть наступила до того, как они его пристрелили.
Тина бросила телефон, через холл ринулась в полутемный кабинет и тихо закрыла за собой дверь. Она съежилась, сев на корточки за письменным столом и, стянув на пол телефонный аппарат, нажала красную кнопку экстренного вызова. Короткий гудок. И голос Джека Коннели:
– Джек? Это Тина. Вызовите полицию!
– Тина? Я вас почти не слышу.
– Вызовите полицию, Джек, – сказала она так громко, как только осмелилась. Скрип мусорной тележки в коридоре затих. Возможно, уборщик бросил тележку и сейчас один за другим обыскивает кабинеты.
– У вас все в порядке, Тина? Мне плохо слышно.
Она представила себе, как ее звонок заставил его оторваться от романа в бумажной обложке.