Однако, могут проживать до настоящего времени в районе залива Сан-Франциско. Тысяча долларов — за информацию, которая поможет установить место настоящего проживания этой пары».
Я повернулся к женщине, просившей называть себя Элеганткой.
— Ну, и где же они?
— Ты меня спрашиваешь? — она пожала плечами так энергично, что халат распахнулся, она запахнула его потесней на груди. — Хотя я, кажется, видела эту женщину...
— Когда?
— Это надо вспомнить...
— Как ее имя?
— Эл не сказал мне. Он вообще ничего мне не говорит. Но мы заезжали к ней домой, когда ехали сюда. Я видела ее лицо в дверях. Конечно, она постарела, но я совершенно уверена, что это была она, — она задумалась. — А может и нет... Кажется, это она дала Элу газету...
— С объявлением?
— Да. Как-то не складывается, да? Может, бреханул? А может, у меня крыша едет...
— Ты можешь сказать, где находится этот дом?
— Это будет стоить, — ответила она.
— Сколько?
— Как в объявлении — тысячу. Эл меня прибил бы, если бы я взяла меньше.
— Эл не вернется.
Она нашла глазами мои глаза и не отвела взгляд.
— Он умер, да?
— Да...
Она сжалась на краю кровати, словно известие о смерти Эла дохнуло на нее холодом.
— Я знала, что мы не доберемся в эту Мексику... — она бросила на меня ледяной злобный взгляд, словно лишенный яда уж. — Это ты его прикончил?
— Нет.
— Легавые?
— С чего это тебе пришло в голову?
— Эл был в бегах... — она оглядела комнату. — Мне надо убираться отсюда...
Но она не двинулась.
— Откуда сбежал Эл?
— Смотался из тюрьмы. Когда-то он сказал мне это по пьянке. Надо мне было его бросать пока не поздно... — она вскочила и огляделась тревожно. — А что с моим «Фольксвагеном»?
— Думаю, легавые наложили на него лапу.
— Но мне надо выбираться отсюда... Возьми меня с собой!
— Нет. Ты можешь сесть в автобус.
Она некоторое время обзывала меня, но это не произвело большого впечатления. Когда я двинулся к двери, она побежала за мной.
— Сколько ты можешь дать?
— Ну, не тысячу.
— А сотню? Мне хватило бы, чтобы добраться до Сакраменто...
— Ты из Сакраменто?
— Там живут мои родители, но они не желают меня знать.
— А Эл?
— У него нет родителей, он вырос в приюте.
— Где?
— В каком-то городке на север отсюда. Мы заезжали туда по дороге и он показывал мне приют.
— В приют вы заходили?
— Ничего ты не понимаешь, — заявила она покровительственно, — он показал мне приют, когда мы проезжали мимо. А останавливались мы в городе, чтобы добыть денег на бензин и на жизнь.
— В каком городе?
— В одном из этих Санта... Кажется, в Санта-Терезе.
— Как вы добыли деньги?
— Эл выдурил их у одной старухи, она дала ему двадцать долларов. У Эла свои методы для старых дамочек.
— Ты могла бы ее описать?
— Черт ее знает... Такая трухлявая бабенка в стареньком домике на маленькой улочке... Улочка была даже красивая — вся в цветущих фиолетовых деревьях...
— Жакарандах?
Она кивнула.
— Да, в цветущих жакарандах...
— А эту женщину звали не миссис Сноу?
— Кажется, да.
..
— А та женщина из объявления? Где живет она?
На ее лице появилось выражение идиотской хитрости.
— Это стоит денег, в том-то все и дело.
— Я дам тебе пятьдесят долларов. — Покажи!
Я достал бумажник и дал ей банкнот, полученный в качестве премии от Фран Армистид. Я был, пожалуй, рад избавиться от него, хотя и на этот раз почувствовал нечто унизительное для обеих сторон. Словно заплатил первый взнос за этот номер и его обитательницу. Она поцеловала бумажку.
— Ты упал с неба! Я выберусь из этой дыры!
Но комнату она оглядела так, словно это был кошмар, повторяющийся в ее снах бесконечно.
— Ты хотела рассказать мне, где живет женщина из объявления.
— Хотела? — она казалась встревоженной. Помолчав, нехотя сказала: Она живет в таком большом старом доме в лесу.
— Выдумываешь?
— Не выдумываю.
— О каком лесе ты говоришь?
— Где-то на Полуострове. Я не обращала большого внимания на дорогу.
Была в отключке после эйнштейновского сеанса.
— Эйнштейновского сеанса?
— Угу... Это когда человек долетает до конца галактики, до самой последней звезды, где кончается космос...
— И где же на Полуострове?
Она потрясла головой, как трясут остановившиеся часы.
— Не помню... Столько этих мест, одно за другим... Я не помню, где именно...
— Как выглядит дом?
— Он был очень старый, двухэтажный... нет, трехэтажный... У него две круглые башенки, по одной с каждой стороны...
Она подняла руки и помахала ими.
— Какого он был цвета?
— Кажется, такой серый... Он казался серо-зеленым между деревьями.
— Какими деревьями?
— Дубами, — сказала она. — И соснами... Но в основном дубами.
Я с минуту подождал.
— Что ты еще помнишь?
— Наверное, это все. На самом деле меня там не было, понимаешь? На самом деле я была где-то возле Арктура и смотрела сверху... Ага! Между деревьев бегал громадный пес. Дог. Он лаял достаточно грозно... Демонстрируя, она залаяла басом.
— Пес был из этого дома?
— Не знаю... Наверное, нет. Да, помню, я подумала, что он похож на потерявшегося. Это тебе что-то дает?
— Не знаю. В какой день это было?
— Кажется, в воскресенье... Я говорила, что мы выехали из Сакраменто в воскресенье, правда?
— Маловато за пятьдесят долларов...
Она смутилась и испугалась, что я отниму у нее деньги.
— Если хочешь, я могу переспать с тобой...
Не дожидаясь моего ответа, она встала и сбросила розовый халат на пол. Тело у нее было юным с высокой грудью и узкой талией, она казалась даже хрупкой. Однако, плечи и грудь покрывали синяки, словно ордена за верную службу. Это была преждевременно угасшая девушка. Она подняла на меня глаза. Уж не знаю, что она прочла на моем лице, однако произнесла:
— Эл меня немного поколотил. Он был жутко голодным после тюремного поста. Кажется, ты меня не хочешь, да?
— Спасибо тебе. У меня был тяжелый день...
— И ты меня с собой не возьмешь?
— Нет.
Я дал ей свою карточку и попросил, чтобы позвонила за мой счет, если что-нибудь вспомнит.
— Вряд ли, — сказала она, — у меня память, как сито...
— Ну, если тебе нужна будет помощь...
— Помощь мне нужна всегда. Но ты обо мне больше и слышать не захочешь...
— Ну, как-нибудь переживу.
Она положила руки мне на плечи, приподнялась на цыпочках и мазнула по моим губам своими, грустными и безвольными.