Кэллан с О'Бопом решили спокойно выпить по чашке кофе – стряхнуть похмелье, а тут Эдди. Наклоняет картонку и говорит:
– Ну‑ка, глянь сюда.
О'Боп заглядывает, и его рвет прямо на стол. Эдди обзывает О'Бопа сосунком и, хохоча, уходит. А в квартале несколько следующих недель только и разговоров, что Эдди и его дружок, ублюдок Ларри Моретти, явились домой к Майклу, отволокли парня в душ и нанесли ножом сто сорок семь ударов, а потом расчленили.
Рассказывают, что это Эдди Мясник поработал над телом Майкла Мэрфи: разделал его, будто свинью, а куски распихал по мусорным мешкам и разбросал по всему городу.
Кроме мужского органа. Его он засунул в картонку из‑под молока, чтобы показывать всем в квартале – пусть никто не сомневается, что произойдет с тем, кому вздумается выкинуть какой‑нибудь фокус.
И никто ничего не может поделать, ведь Эдди связан с Мэттом Шихэном, а Шихэн под защитой Семьи Чимино, так что вроде как неприкасаемый.
Прошло уже полгода, а О'Боп до сих пор горюет по другу.
И все твердит: не по справедливости поступили с Мэрфи.
– О'кей, может, им пришлось убить его, – рассуждает О'Боп, – может быть. Но потом? Зачем ходить и всюду показывать его член? Нет, это неправильно. Так не по‑честному.
Бармен Билли Шилдс вытирает стойку – возможно, первый раз в жизни, – очень уж он разнервничался, слушая, как парнишка поносит Эдди Мясника. И все трет и трет стойку, будто готовится проделать на ней хирургическую операцию.
О'Боп ловит на себе взгляд бармена, но это не остужает его пыла. Ведь О'Боп с Кэлланом целый день обсуждали этот вопрос, шатаясь вдоль реки Гудзон, то затягиваясь травкой, то угощаясь пивом, так что если они и не в отключке, то сказать, чтоб в полном разуме, тоже нельзя.
А О'Боп все говорит и говорит.
Прозвищем О'Боп наградил его Кении Мэхер. Как‑то ребята в парке играли в уличный хоккей, а когда прервались на отдых, к ним вприпрыжку подбежал Стиви О'Лири, так тогда его еще звали, и Кении Мэхер, оглянувшись на него, заявил: «Тебя нужно звать Боп».
Стиви никакого неудовольствия не выразил, совсем не обиделся. Ему ведь сколько тогда было? Пятнадцать? И то, что его заметили, да еще придумали прозвище парни постарше, польстило ему. И поэтому он только улыбнулся и спросил: «Боп? А почему Боп?»
– Потому что ты так ходишь, – объяснил Кении. – Подпрыгиваешь на каждом шагу, типа как мячик – боп, боп.
– Боп, – повторил Кэллан. – Мне нравится.
– Кому какое дело, что тебе нравится? – роняет Кении.
Тут вмешивается Мэрфи:
– Что за имечко такое дерьмовое для ирландца? Гляньте на его волосы. Огненно‑рыжие. Встанет на углу, так все машины затормозят. А гляньте на его бледную рожу и веснушки. Ради всех святых, какой он вам Боп? Боптолько негры играют. А он что, черномазый? Да я в жизни белее парня не видал.
Кении призадумывается.
– Значит, нужно на ирландский лад? О'кей. Как насчет О'Бопа? – произносит он с ударением на первое «о».
И прозвище прилипает.
Так вот О'Боп никак не может уняться насчет Эдди Мясника.
– Я про что, хрен раздери этого парня, – гнет он свое. – Что ж, если он в связке с Мэтти Шихэном, так может творить, что его душе угодно? Да кто такой, на хрен, этот Мэтти Шихэн? Какой‑то богатенький старик‑пьянчуга! Ирлашка, все еще хнычущий за пивом о Джеке Кеннеди! И я должен уважать такого козла? Пошел‑ка он подальше! Пускай оба подальше катятся!
– Охолони, – советует Кэллан.
– На хрен их! То, что вытворили с Майклом Мэрфи, не по‑честному.
Он еще ниже горбится над стойкой и, насупясь, отхлебывает пиво.
А минут через десять входит Эдди Фрил.
А минут через десять входит Эдди Фрил.
Эдди Фрил – настоящий громила.
Заметив О'Бопа, он орет:
– Эй, борода с хрена!
О'Боп не поднимает головы и не оборачивается.
– Эй! – опять вопит Эдди. – Я к тебе обращаюсь. Ведь на твоей башке будто борода с хрена. Такая вся кудрявая и рыжая.
О'Боп медленно повернулся:
– Чего тебе?
Говорить он старается вызывающе, но Кэллан чувствует – его приятель боится.
А почему нет? Кэллан и сам боится.
– Слыхал я, – говорит Фрил, – у тебя ко мне какие‑то претензии?
– Нет. Никаких претензий, – бормочет О'Боп.
Это, думает Кэллан, правильный ответ. Да только Фрилу этого мало.
– Потому как ежели есть, так вот он я.
– Нет. Нет у меня претензий.
– А я слыхал, – настаивает Фрил, – есть. Слыхал, ты шатаешься по кварталу и треплешь своим помелом, будто у тебя претензии по поводу того, что я сделал.
– Нет.
Не будь такой убийственной жары, на том оно, может, все и закончилось. Или будь у Лиффи кондиционер, может, все обошлось бы. Но кондиционера не было, а работала всего пара вентиляторов под потолком, круживших клубы пыли и дохлых мух на своей карусели.
О'Боп фактически уже был изничтожен, его яйца, считай, на полу валялись, и не к чему было его дожимать, но Эдди – тот еще садист, а потому он выкрикнул:
– Брехун ты, сукин ты сын!
У конца барной стойки Микки Хэггерти наконец оторвал глаза от своего «Бушмиллса».
– Эдди, – вмешался он, – парень ведь сказал тебе – претензий у него никаких нет.
– А тебя, Микки, спрашивает кто‑нибудь? – рявкает Фрил.
– Ну господи, он ведь еще совсем мальчишка!
– Тогда нечего базарить как взрослый мужик! – орет Фрил. – Нечего тут шляться да болтать, что кое у кого никаких прав управлять кварталом.
– Извини, – хнычет О'Боп.
Голос у него дрожит.
– Ага, теперь ты извиняешься. Недоносок виноватый, сукин сын! Извиняльщик нашелся! Гляньте на него, хнычет, будто сопливая девчонка! И это тот самый мужик, который считает, будто у некоторых людей нет права заправлять делами в квартале.
– Слушай, ну я же извинился.
– Аха, слышу. Но это ты говоришь мне в лицо. А что станешь болтать у меня за спиной? А?
– Ничего.
– Ничего? – Фрил выдергивает из‑под рубашки револьвер тридцать восьмого калибра. – На колени!
– Что?
– Что? – передразнивает Фрил. – На коленки свои дерьмовые падай, ты, ублюдок!
О'Боп, от природы белокожий, побледнел по синевы. Кэллан видит, он стал похож на мертвеца, а может, мертвец и есть, потому что все идет к тому, что Фрил вот‑вот прикончит его на месте.
Дрожа, О'Боп сползает с табурета. Ему приходится опереться о пол руками, чтобы не растянуться, опускаясь на колени. И он плачет – громадные слезищи катятся у него из глаз, оставляя блестящие дорожки на щеках.
У Эдди на физиономии пакостный оскал.
– Хватит тебе, – вмешивается Кэллан.
Фрил набрасывается на него:
– Тебе что, тоже охота попробовать, малыш? Ты давай решай, с кем ты: с нами или с ним.
Кэллан опускает глаза.
– С ним! – Он выхватывает небольшой пистолет из‑под рубашки. И стреляет Эдди Мяснику дважды в лоб.
Вид у Эдди удивленный, будто он не может поверить в произошедшее. Он таращит глаза на Кэллана, словно беззвучно вопрошая «Какого хрена?»,а потом, согнувшись, падает. Он лежит на грязном полу, О'Боп выдергивает у него из руки револьвер и, засунув в рот Эдди, жмет и жмет на курок.