Кэллан чувствует себя куда лучше с оружием у пояса. Забавно, как быстро тебе начинает его недоставать. Без него чувствуешь какую‑то легкость, думает он. Точно вот‑вот взлетишь. А с оружием крепко стоишь на земле.
В кино они просидели чуть ли не до самого закрытия, потом, соблюдая всяческую осторожность, пробрались обратно к складу.
Жизнь им спасли польские сосиски.
Тим Хили, проторчавший тут уже полночи и проголодавшийся до чертиков, карауля этих двух парней, посылает Джимми Бойлана сбегать за польскими сосисками.
– А с чем хочешь? – уточняет Бойлан.
– С кислой капустой, горчицей, со всем, чем полагается.
Бойлан выходит, потом возвращается, и Тим заглатывает сосиски, будто просидел всю войну в японском концлагере. Солидная порция сосисок успевает превратиться в его желудке в газ, как раз когда появляются Кэллан с О'Бопом. Они поднялись по лестнице, и уже стоят у закрытой металлической двери, и тут слышат, как Хили шумно испортил воздух.
Оба застывают на месте.
– Господи! – доносится до них голос Бойлана. – Никого не зашибло?
Кэллан смотрит на О'Бопа.
– Бобби сдал нас? – шепчет О'Боп.
Кэллан пожимает плечами.
– Я открою дверь, впущу воздуха, – говорит Бойлан. – Ну ты, Тим, даешь!
– Извини.
Бойлан распахивает дверь и вопит:
– Черт!!!
Он вскидывает обрез, но Кэллан слышит выстрелы, эхом раскатывающиеся по лестничному пролету, только когда они с О'Бопом начинают стрелять.
Фольга соскальзывает с колен Хили, он вскакивает с деревянного складного стула и выхватывает оружие. Но видит, как Джимми Бойлан задом вваливается в комнату, пули вырывают из его тела куски, и нервы у Хили сдают. Он роняет на пол пистолет сорок пятого калибра и вскидывает руки.
– Прикончи его! – орет О'Боп.
– Нет, нет! – верещит в ответ Хили. – Не надо!
Толстяка Тима Хили они знают всю свою жизнь. Он, бывало, дарил им четвертаки, чтоб мальчишки купили себе комиксы. Как‑то раз они играли в хоккей на улице, и Кэллан метким ударом разбил фару на машине Тима Хили, а тот, выйдя из паба Лиффи, только расхохотался. «Ничего, все о'кей. Подарите мне билетик, когда будете играть за «Рейнджеров», лады?» – вот и все, что сказал им тогда Тим Хили.
Теперь Кэллан пытается остановить О'Бопа:
– Не стреляй в Хили. Забери только у него пистолет! – кричит он.
Кричит, потому что в ушах у него звенит. Голос слышится, точно с другого конца тоннеля, а голова раскалывается от боли.
На подбородке у Хили желтеет пятно горчицы...
Он что‑то бормочет насчет того, что уже стар для таких дерьмовых игр.
Будто для таких игр существует подходящий возраст, думает Кэллан.
Они забирают сорок пятый калибр Хили и обрез Бойлана и скатываются с лестницы.
И бегут.
Большой Мэтти приходит в бешенство, услышав про Эдди Мясника.
Особенно когда до него доходит слух, что замочили его ребята, у которых еще и пеленки‑то толком не просохли. Он кипит негодованием: куда катится мир?! И какой это будет мир, если подрастает поколение, не имеющее никакого уважения к авторитетам. А еще заботит Большого Мэтти, что слишком много народу приходит к нему просить за этих парней.
– Они должны быть наказаны, – твердит всем Большой Мэтт, но он встревожен, что люди не согласны с его решением.
– Конечно, наказать нужно, само собой, – отвечают ему. – Переломать им ноги там или руки, выгнать из квартала. Но не убивать же до смерти.
К таким нахальным возражениям Большой Мэтт не привык, и ему это совсем не нравится. А еще не нравится, что дело стоит. Уже через несколько часов эти звереныши должны были оказаться в его руках, но вот уже несколько дней, как их не могут найти.
Хотя разнесся слух, что они еще в квартале – а это уже открытый вызов ему, – но где именно, никому не известно.
Даже люди, которым положено бы знать, понятия не имеют.
Большой Мэтт даже призадумался, не изменить ли и вправду наказание. И решает, что, может, справедливее будет отрубить им пальцы, которые нажимали на курок. Чем больше он это обмозговывает, тем больше его привлекает эта идея. Пусть эта парочка мыкается по Адской Кухне с культяшками вместо пальцев как напоминание о справедливом возмездии тем, кто не выказывает должного уважения авторитетам.
Значит, отрубить им пальцы – на том и остановимся.
Большой Мэтт Шихэн может быть великодушным.
Но тут он вспоминает, что у него больше нет Эдди Мясника и выполнить эту работу некому.
А еще через день у него не остается ни Джимми Бойлана, ни Толстяка Тима Хили: Бойлан мертв, а Хили запропастился невесть куда. Кэвину Келли приспичило заняться каким‑то бизнесом в Олбани. У Марти Стоуна заболела тетка в Дальнем Рокавее. А Томми Дуган в запое.
И все это заставляет Большого Мэтта заподозрить, что, может быть, тут зреет заговор, бунт.
И он заказывает билет, чтобы лететь в другой свой дом, во Флориде.
Что могло бы стать радостной новостью для Кэллана и О'Бопа, да только перед тем, как сесть в самолет, Мэтт связывается с Большим Поли Калабрезе, новым
– боссом Семьи Чимино и просит прислать киллера.
– Как думаешь, что он ему пообещал? – спрашивает Кэллан у О'Бопа.
– Долю в Джевитс‑центре?
Большой Мэтт контролирует строительные профсоюзы и профсоюзы водителей, работающие в этом центре, расположенном в Вестсайде. Итальянцы облизывались на долю в этом бизнесе уже где‑то с год, а то и больше. Навар только с контрактов на цемент приносит миллионы. Сейчас Мэтт не в том положении, чтобы в очередной раз отказать им, но он вполне справедливо может рассчитывать на маленькую услугу в обмен на свое согласие.
Профессиональную услугу.
Кэллан с О'Бопом сидят взаперти в квартире на Сорок девятой улице. Они устали и плохо выспались. Лежат впотьмах и смотрят на небо. Или что там заменяет небо в Нью‑Йорке?
– Мы убили двоих, – говорит О'Боп.
– Ну.
– Хотя по правде это была самозащита, – продолжает О'Боп. – Я про то, что типа пришлось, ведь так?
– А то.
Через некоторое время О'Боп замечает:
– А вот интересно, может Микки Хэггерти нас продать?
– Думаешь?..
– Ему за ограбление светит от восьми до двенадцати. Может, предложит нас в обмен: мы в тюряге, он на свободе.
– Да ну, – сомневается Кэллан. – Микки – парень старой закалки.
– Может, конечно, и старой, но все равно, отсидел, поди, уж задницу. Это у него вторая ходка.
Но Кэллан уверен: когда Микки отсидит срок и вернется в квартал, то вряд ли захочет всю оставшуюся жизнь прятать от людей глаза. А уж кому, как не Микки, знать: ему ни в одном баре в Кухне не подадут и блюдца арахиса, если он переметнется к копам.
Нет, Микки Хэггерти беспокоил его меньше всего.
Об этом думает Кэллан, глядя из окна на «Линкольн‑континенталь», припаркованный на другой стороне улицы.
– Так что, пожалуй, нам пора рвать когти отсюда, – говорит он О'Бопу.
О'Боп сует рыжие вихры под кран, пытаясь охладиться. На улице сто четыре градусажары, а они парятся в двухкомнатной квартирке на пятом этаже, где вентилятор размером с пропеллер на игрушечном самолетике и напор воды – ноль, потому что соседские гаденыши пооткрывали на улице все пожарные гидранты. В довершение ко всем несчастьям еще прикатила шайка от Семьи Чимино и теперь стережет внизу, чтоб пришить их с Кэлланом.