Синьора Хирш шарила трясущимися руками у себя в сумке.
– Я получила письмо с угрозами. Вот. Посмотрите.
Инспектор протянул руку. Это была открытка, одна из тех шуточных открыток, на которых крупным планом изображены гениталии «Давида» Микеланджело. Такие продаются в каждом городском баре. Больше напоминает не настоящую анонимку, а послание соседских мальчишек занудной старой деве, которая ворчит, что они громко включают радио или оставляют открытой входную дверь.
Женщина молчала. Переворачивая открытку, инспектор почувствовал на себе ее внимательный взгляд.
Открытка адресована Саре Хирш, 50125 Флоренция, Сдруччоло‑де‑Питти, 4. Открытку отправили во Флоренции в июле. Разобрать точную дату нельзя, почтовый штемпель нечеткий.
«ТЕПЕРЬ МЫ ЗНАЕМ, ГДЕ ТЫ ЖИВЕШЬ. МЫ ПРИДЕМ К ТЕБЕ, И ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ».
Инспектор серьезно взглянул на нее:
– Синьора, это от ваших знакомых.
– Почему вы так решили? Как я могу знать...
– Нет, синьора, вы не поняли меня. Кто бы ни послал вам эту открытку, вы знакомы с этим человеком. Его почерк вам известен, поэтому он попытался изменить его весьма непрофессионально. Посмотрите на это Н, а теперь на Л, вот здесь и здесь. Буквы написаны по‑разному.
– Но зачем? Я же никому не сделала ничего плохого. Почему они мне угрожают? Чего они хотят?
– Послание вполне понятное, синьора. Оно означает именно то, что здесь сказано. «Мы знаем, где ты живешь». Они хотят, чтобы вы боялись жить там. Я так понимаю, вы не являетесь хозяйкой этой квартиры?
– Нет... нет.
– Так вот, синьора, кто бы это ни был, он хочет вас выселить. К сожалению, поскольку на выселение по закону требуется масса времени – иногда до двадцати лет, находятся достаточно беспринципные адвокаты, которые прибегают к запугиванию, особенно если речь идет об одинокой женщине. Это дурно, синьора, и очень неприятно для вас, но по крайней мере теперь вы знаете мотив происходящего. Теперь у вас есть все причины сердиться, но никак не бояться. Я знаю несколько таких непорядочных адвокатов, но в моей практике не было случая, чтобы кому‑то действительно причинили вред.
Женщина встала.
– Я должна идти. Я должна решить, что мне делать. – Она протянула руку за открыткой.
– Одну минуту. – Инспектор сделал ксерокс с открытки, прежде чем вернуть ее.
– Дома вы непременно обнаружите образец почерка этого человека, скорее всего, на документах, связанных с арендой квартиры. Если у вас появятся еще какие‑нибудь проблемы, мы передадим открытку графологу на экспертизу.
Он не уточнил, какие именно проблемы, чтобы женщина не принялась снова рассказывать о том, как кто‑то забрался к ней в квартиру. Очень вероятно, анонимка напугала ее настолько, что все это ей примерещилось, но не исключено также и то, что это просто уловка, призванная привлечь его внимание. По всей видимости, его объяснения не успокоили ее. Не всегда поймешь, в чем люди готовы признаваться, а в чем нет. Возможно, она считала, что быть выселенным очень стыдно, и такое случается только с бедными людьми, которые не платят за квартиру. Между тем во Флоренции это может произойти и происходит с кем угодно. Инспектор по‑прежнему молчал. Любая попытка с его стороны успокоить женщину могла просто вывести ее из душевного равновесия. Инспектор проводил ее до двери. Она остановилась и, вздернув подбородок, посмотрела ему в глаза:
– Не думайте, что я позволю себя запугать. Я не сдамся.
– Вот это правильно, синьора. Почему бы вам не поговорить со своим адвокатом и не передать ему то, что я вам объяснил?
– Я так и поступлю. Я намерена сделать несколько звонков сразу же, как вернусь домой. Я намерена защищать свои права. Не такая уж я простушка, как они думают. Я сильная, даже если чувствую себя слабой.
Конечно, вполне можно допустить, что вся ее история до единого слова – чистая правда и вместе с тем она сумасшедшая.
Я намерена защищать свои права. Не такая уж я простушка, как они думают. Я сильная, даже если чувствую себя слабой.
Конечно, вполне можно допустить, что вся ее история до единого слова – чистая правда и вместе с тем она сумасшедшая. С сумасшедшими случается все то же самое, что и с каждым. Ее последние слова прозвучали так, будто она повторяет их себе каждый день.
Ему казалось, она разрывается между желанием уйти и желанием убедить его. Словно читая его мысли, женщина опять вернулась к своей истории:
– Что бы вы ни подумали, все, что я рассказала, правда. Нож лежал в прихожей прямо перед входной дверью.
– Понятно. А где у вас кухня?
– Как входишь, сразу за прихожей направо... Вы намекаете, что я сама его там уронила?
– Я ни на что не намекаю. Нет‑нет. Может, у вас есть кошка? Или собака?
– Нет. Я всегда хотела иметь кошку, но прежде нужно обзавестись своим домом... Что вы хотите сказать?
– Ничего, кроме того, что...
– Послушайте, вот еще...
– Если вы хотите добавить еще что‑то, напишите заявление и оставьте у карабинера. Я зайду к вам на этой неделе после того, как вы найдете время переговорить с вашим адвокатом.
Инспектор отвел карабинера в сторону и тихо сказал:
– Выясни, сменила ли она замки после того, как у нее украли сумку, ладно? Ты знаешь, как бывает с одинокими людьми. Они доведут себя до истерики, а потом выясняется, что они не приняли элементарных мер предосторожности.
Женщина наблюдала за ними, пытаясь расслышать, о чем они говорят. Когда к ней подошел карабинер, она уставилась на инспектора испуганными глазами и спросила:
– Вы правда зайдете ко мне, как обещали?
– Непременно.
Инспектор опоздал на обед.
– Ты опоздал, – сказала Тереза. – Сейчас приготовлю тебе свежей пасты. Мальчики съели твою долю.
– А где они?
– У себя в комнате, возятся с новой компьютерной игрой.
Послеотпускное ощущение бодрости и радости жизни вернулось с запахами кухни, где Тереза отщипывала от стебля крупные листья базилика для его пасты. На мраморной столешнице стояла бесконечная вереница консервированных помидоров, одна из банок была открыта. В углу стояла корзина с собранными вчера утром на Сицилии апельсинами и лимонами с шершавой кожурой, с гладкими и блестящими листьями. Аромат наполнял всю квартиру. Запах его детства. О чем это Тереза там болтает?
– Ты меня не слушаешь.
– Что? Конечно, я слушаю. Нет, я не буду учиться их дурацким компьютерным играм.
Он попробовал однажды, но Тото все больше и больше злился на него:
– Ну, пап!
Джованни был более терпелив. У него самого не слишком получалось, он никогда не выигрывал, хотя всегда хотел участвовать.
– У меня есть дела поважнее компьютерных игр. Им бы тоже не помешало найти себе более полезное занятие, – проворчал инспектор.
– Это твоя сестра купила им эту игру.
– Они бы не смогли уговорить Нунциату купить им компьютерную игру, если бы ты не уговорила меня купить им на прошлое Рождество этот ужасный компьютер, который якобы «нужен им для учебы».
Он замолчал, доносившиеся из спальни пронзительные крики и вопли все сказали за него. Он прекрасно понимал, что Тереза старается заглушить шум излишним громыханием кастрюль. Спагетти шлепнулись в дуршлаг. Пока инспектор размешивал кусок масла в блестящем соусе, она принялась мыть посуду.
– Может, присядешь на минуту?
– Я поела с мальчиками. Ты не предупредил, что опоздаешь.
– Не получилось позвонить.
Он терпеть не мог, когда вместо того чтобы поговорить с ним, она мыла посуду.
– Вот и у меня не получается. У меня еще куча стирки, я уж не говорю о глажке. Не знаю, когда больше возишься: уезжая в отпуск или возвращаясь домой.