Вцепившись в руль, я выехала на магистраль и мигом покрылась липким потом. Повсюду тут и там неслись "Жигули" и иномарки. Машины проскакивали буквально в сантиметре от той, где сидела я. Ноги начали предательски подрагивать.
- Не бойсь, у меня тоже педали, - хихикнул инструктор, - вперед и с песней.
Навалившись на руль, я выползла из-за троллейбуса, и тут загорелся красный свет.
- Делать-то чего?
- Ясное дело, останавливаться.
Я лихорадочно вглядывалась в светофор, вспыхнул зеленый, ноги машинально выполнили действия: сцепление, газ, рука ухватилась за рычаг скоростей, "жигуленок" подпрыгнул и встал.
- Давай еще раз, не тушуйся, спокойненько. Я задвигала ногами, опять облом. Сзади загудели. Инструктор высунулся и заорал:
- Ну чего визжишь? Не видишь знак - ученик за рулем, объезжай!
Река машин начала обтекать несчастный, не желавший двигаться с места "жигуль". Я почувствовала, как в душе поднимает голову комплекс неполноценности. На водительских местах бойко проносившихся машин сидели мужчины, женщины, старики, старухи, подростки, чуть старше по виду Кирюши и Лизы... Они все научились прекрасно ездить, и только я потной, липкой рукой никак не могла воткнуть на нужное место ручку переключателя скоростей. Из глаз хлынули слезы. Вдруг непослушный конь плавно поехал вперед.
- Нечего сопли распускать, - приказал инструктор, - спускайся на набережную да не забудь включить сигнал...
Спустя два часа я попыталась вылезти из-за руля. Не тут-то было. Ноги не хотели слушаться, спину ломило, а руки словно судорога свела.
Увидев мои мученья, инструктор вздохнул:
- Нечего так переживать, никто с первого раза Шумахером не стал, все, когда на дорогу впервые выезжали, балдели.
- И вы?
- А то, - засмеялся парень, - чуть не умер, не расстраивайся. Еще лучше всех поедешь.
Слегка ободренная его словами, я выпала на тротуар, доковыляла до метро и стала разглядывать лотки, хозяева которых уже складывали товар.
До Алябьева я добралась около десяти и побежала через лес, тихо радуясь, что июнь - месяц самых длинных, светлых ночей.
- Лампа! - завопил Кирюшка. - Тебе тетка обзвонилась!
- Какая? - отдуваясь, спросила я, ставя на стол почти неподъемную сумку.
- Имя такое смешное, - влезла Лиза, - Ребекка. Раз десять спрашивала: "А где ваша мама? Ну когда же она придет?"
- Разбирайте пакеты, - велела я, - только аккуратно, там фрукты.
Пока дети рылись в торбе, я набрала номер Славиных.
- Немедленно идите сюда, - тихо сказала Ребекка, - все собрались.
- Что случилось?
Но девушка уже отсоединилась.
- Лампуша, чего делать с клубникой? - донеслось с террасы.
- Съесть, - ответила я, быстро меняя насквозь пропотевшую футболку на свежую.
- Она помялась.
- Отдайте мопсам.
- Да тут много.
- Сами придумайте!
- Нет уж, иди сюда.
Я помедлила секунду и вылезла в окно. Если я пойду через террасу, дети мигом привяжутся: куда, зачем, мой клубнику. Вообще-то, я их понимаю, никому неохота отковыривать от сочных ягод зеленую плодоножку.
У гаража я взяла Лизин велосипед и бодро покатила по узенькой тропинке: на колесах быстрей, чем на ногах.
Славинский особняк походил на гигантский корабль, роскошный теплоход, сияющий огнями. Я прошла сквозь холл и оказалась в большой комнате с накрытым столом. Ребекка, стоявшая у буфета, радостно воскликнула:
- Ну, дорогая, как хорошо, что ты все-таки зашла!
Очевидно, она была отличной актрисой, потому что дальнейший ее монолог звучал искренне и не фальшиво.
Славинский особняк походил на гигантский корабль, роскошный теплоход, сияющий огнями. Я прошла сквозь холл и оказалась в большой комнате с накрытым столом. Ребекка, стоявшая у буфета, радостно воскликнула:
- Ну, дорогая, как хорошо, что ты все-таки зашла!
Очевидно, она была отличной актрисой, потому что дальнейший ее монолог звучал искренне и не фальшиво.
- Представь, Нора... - повернулась девушка к женщине, сидящей в кресле.
Я сразу узнала тетку, устроившую скандал на похоронах из-за венка. Только на этот раз вместо строгого черного костюма на ней было ярко-желтое летнее платье с глубоким вырезом, открывающим аппетитную, высокую грудь с круглой коричневой родинкой. Несмотря на четырех более чем взрослых детей, Нора сохранила идеальные формы, тонкую талию и девическую шею. Лицо ее, подозрительно гладкое для женщины, отметившей пятидесятилетие, покрывал ровный слой косметики, выразительные карие глаза, широко распахнутые, излучали дружелюбие. Волосы золотисто-каштанового тона были пострижены самым модным образом - сзади спускались на шею, а по бокам и на макушке топорщились неровными прядками.
- Представь, Нора, - продолжала Ребекка, - иду на днях в наш магазин и вижу Лампу. Нора подняла брови.
- Тут теперь торгуют электроприборами? Ребекка засмеялась:
- О нет, знакомься, Евлампия, дочь академика Романова, музыкант, арфистка, мы ее Лампой зовем.
- Здравствуйте, - прочирикала Нора и протянула мне тонкую руку с узкой ладонью, - очень приятно. Ваше лицо мне знакомо, наверное, видела вас по телевизору.
- Ну подумай, как интересно, - неслась дальше Ребекка, - мы не встречались со студенческих лет, я и не знала, что у Лампы тут дача. Словом, захожу за сигаретами, ба, Романова!
- И где ваш дом расположен? - поинтересовалась Нора.
- В старом поселке, на Фруктовой улице.
- Там огромные участки, - вздохнула Нора.
- Гигантские, - подтвердила я.
- Земля теперь капитал, - донеслось из угла.
- Знакомься, - продолжала Ребекка, - Аня, наша приятельница.
- Скорее родственница, - хмыкнула женщина, - причем близкая.
. Я внимательно посмотрела на бывшую любовницу Славина. Худенькая, высокая, светловолосая, но с темными глазами, скорей всего, шевелюра просто крашеная. Академика, очевидно, тянуло на стройных дам, он не был любителем гигантских задниц и объемистых бедер.
В ту же секунду со двора донесся гудок.
- Это Николя, - обрадовалась Нора.
- Брат приехал, - пояснила Ребекка, - помнишь его?
Я старательно подыграла:
- Видела пару раз, ужасно давно, у тебя вроде три брата?
- Точно, - улыбнулась Ребекка.
В комнату вошел полный мужчина. Я видела Славина только на фото, но сразу поняла, что старший сын похож на отца чрезвычайно: то же круглое лицо, рот с опущенными вниз уголками, идеальной формы нос и довольно обширная лысина. К шестидесяти годам Николай, или, как зовет его Нора, Николя, потеряет остатки волос.
- Где ужин? Всем привет, - сказал вошедший.
- В такую погоду неохота думать о жратве, - резко парировала Аня.
- Ну это вам, хрупким дамам, - ухмыльнулся Николай, - а мне подавай мясо, желательно побольше, с жареной картошкой.
- Фу, - отозвалась Аня, - меня тошнит при одной мысли о говядине!
- Так тебя никто и не заставляет есть, - веселился Николай.
- Знакомься, Коленька, - прощебетала Ребекка, - одна из моих лучших подруг, Лампа.
- Очень приятно, Николай, - сказал мужчина и пожал мою руку.