Глубоко Вам преданный Катальдо Барбера».
И с тех пор каждую пятницу утром синьора в знак уважения к виртуозной игре маэстро наряжалась и устраивалась в маленькой гостиной, где было слышно лучше всего. А маэстро ровно в девять тридцать на своем этаже брался за скрипку!
В Вигате все знали о существовании маэстро Катальдо Барберы, но мало кто его видел. Сын железнодорожника, будущий маэстро впервые увидел белый свет шестьдесят пять лет тому назад здесь, в Вигате, но уже в возрасте десяти лет покинул город, потому что отец его был переведен в Катанью. Жители Вигаты следили за его карьерой по газетам: закончив консерваторию по классу скрипки, Катальдо Барбера стал концертировать и в короткое время заслужил мировую известность. Необъяснимым, однако, было то, что в зените славы он уединился в Вигате, купив здесь квартиру, и жил добровольным затворником.
‑ Что он играет сегодня? ‑ поинтересовался Монтальбано.
Синьора Клементина протянула ему листок бумаги в клеточку. Маэстро имел обыкновение накануне концерта отправлять синьоре программу, написанную карандашом. Сегодня он исполнял «Испанский танец» Сарасате и Скерцо‑тарантеллу № 16 Венявского. Когда концерт закончился, синьора Вазиле Коццо включила телефон, набрала номер, положила трубку на тумбочку и начала аплодировать. Монтальбано от всего сердца к ней присоединился. Он ничего не смыслил в музыке, но в одном был уверен твердо: Катальдо Барбера ‑ великий музыкант.
‑ Синьора, ‑ начал комиссар, ‑ мой визит небескорыстен. Я хочу попросить вас об одном одолжении.
И рассказал ей, что с ним случилось накануне: про аварию, про путаницу с похоронами, про свой тайный ночной визит в коттедж и обнаруженный там труп. В конце комиссар поколебался немного, потому что не знал, как сформулировать свою просьбу.
Синьора Клементина, которая на всем протяжении рассказа то веселилась, то огорчалась, ободрила его:
‑ Продолжайте, комиссар, не стесняйтесь. В чем заключается ваша просьба?
‑ Я бы хотел, чтобы вы сделали анонимный звонок, ‑ набрав воздуху, выпалил Монтальбано.
Не прошло и десяти минут после его возвращения в комиссариат, как Катарелла соединил его с доктором Латтесом, заведующим канцелярией начальника полиции.
‑ Дорогой Монтальбано, как дела?
‑ Хорошо, ‑ коротко ответил Монтальбано.
‑ Рад, что вы в полном здравии, ‑ продолжал заведующий канцелярией, которого не зря кто‑то прозвал Lattes е mieles[Молоко с медом (лат.).] за опасную льстивость.
‑ Я к вашим услугам, ‑ подбодрил его Монтальбано.
‑ Дело вот в чем. Четверть часа назад в диспетчерскую управления полиции позвонила неизвестная женщина и попросила соединить ее лично с начальником полиции. Очень настаивала. Начальник полиции, однако, был занят и поручил мне выслушать гражданку. Женщина была просто в истерике. Кричала, что в доме по улице Тре Фонтане совершено преступление. И потом сразу повесила трубку. Начальник полиции просит вас туда поехать и на всякий случай проверить, в чем там дело. Синьора сказала также, что коттедж легко узнать, потому что перед домом припаркован темно‑зеленый «твинго».
‑ О Боже! ‑ воскликнул Монтальбано, приступая к исполнению второго акта собственной пьесы.
Очевидно, синьора Клементина Вазиле Коццо превосходно сыграла первый акт.
‑ Что такое? ‑ всполошился доктор Латтес.
‑ Странное совпадение! ‑ ответил Монтальбано, стараясь казаться ошеломленным. ‑ Я вам потом обо всем доложу.
‑ Алло! Комиссар Монтальбано у телефона. Я говорю с судьей Томмазео?
‑ Да. Здравствуйте. Я вас слушаю.
‑ Доктор Томмазео, заведующий канцелярией начальника полиции только что сообщил мне, что к ним поступил анонимный звонок о преступлении в доме на территории Вигаты. По его приказу я выезжаю на место предполагаемого преступления для проверки.
По его приказу я выезжаю на место предполагаемого преступления для проверки.
‑ А если это только глупый розыгрыш?
‑ Все может быть. Я хотел поставить вас в известность в соответствии с вашими чрезвычайными полномочиями.
‑ Ну разумеется, ‑ ответил явно польщенный судья Томмазео.
‑ Разрешите действовать?
‑ Действуйте. И если речь действительно идет о преступлении, немедленно сообщите и дождитесь моего приезда.
Монтальбано вызвал Фацио, Галло и Галлуццо, и вчетвером они отправились на улицу Тре Фонтане разбираться в происшедшем.
‑ Это тот самый дом, о котором вы меня спрашивали? ‑ удивился Фацио.
‑ Тот самый, где мы помяли «твинго»? ‑ подлил масла в огонь Галло, удивленно уставившись на начальника.
‑ Да, ‑ с самым невинным видом отвечал комиссар им обоим.
‑ Ну и нюх у вас! ‑ восхитился Фацио.
Не успели они отъехать от комиссариата, как Монтальбано стало тошно. Не хотелось разыгрывать спектакль, изображая удивление при виде трупа, терять время, дожидаясь судью, судмедэксперта и криминалистов: пока они приедут, может пройти не один час. Он решил ускорить события.
‑ Дай‑ка мобильник, ‑ сказал он, обращаясь к сидевшему впереди Галлуццо.
За рулем, разумеется, был Галло. Монтальбано набрал номер судьи Томмазео.
‑ Монтальбано у телефона. Господин судья, анонимный звонок не был шуткой. К сожалению, в особняке мы обнаружили труп женщины.
Каждый из сидящих в машине отреагировал по‑своему. Галло вильнул рулем, выехал на встречную полосу, задел грузовик, груженный арматурой, выругался, выправил машину. Галлуццо подпрыгнул, вытаращил глаза, повернулся, рискуя сломать шею, и, разинув рот, уставился на начальника. Фацио заметно напрягся и сидел, глядя прямо перед собой, с ничего не выражающим лицом.
‑ Выезжаю немедленно, ‑ сказал судья Томмазео. ‑ Сообщите мне точный адрес дома.
Все больше раздражаясь, Монтальбано передал мобильник Галло.
‑ Объясни ему, куда ехать. Потом предупреди доктора Паскуано и криминалистов.
Фацио подал голос, только когда машина остановилась позади темно‑зеленого «твинго».
‑ Вы хоть перчатки надевали?
‑ Да, ‑ ответил Монтальбано.
‑ В любом случае, для верности сейчас, когда войдем, постарайтесь оставить побольше отпечатков.
‑ Не учи ученого, ‑ буркнул комиссар.
От записки, засунутой под «дворник», после ночной грозы мало что осталось: цифры размыло водой. Монтальбано ее не тронул.
‑ Вы вдвоем осмотритесь здесь внизу, ‑ сказал комиссар, обращаясь к Галло и Галлуццо.
Сам, а следом за ним и Фацио, поднялся на второй этаж. При ярком электрическом свете тело погибшей не произвело на него такого впечатления, как накануне ночью, когда он едва разглядел его при свете фонарика: сейчас оно казалось не то чтобы искусственным, но и не совсем настоящим. Иссиня‑бледный окоченевший труп напоминал гипсовые слепки жертв извержения в Помпее. Лица не было видно, но женщина, судя по всему, отчаянно сопротивлялась. Пряди белокурых волос разметались по изорванным простыням; на плечах и шее, как раз пониже затылка, выделялись синеватые подтеки: убийца, по всей видимости, с трудом удерживал ее, вжимая лицо в матрас, чтобы перекрыть доступ воздуха.
С первого этажа подали голос Галло и Галлуццо.
‑ Внизу, кажется, все в порядке, ‑ сказал Галло.
Хотя труп и походил на гипсовый слепок, но все же это было тело молодой обнаженной женщины в позе, которая вдруг показалась ему оскорбительно непристойной ‑ оскверненная интимность, распахнутая навстречу четырем парам глаз полицейских. Как будто желая вернуть ей хоть немного человеческого достоинства, он спросил у Фацио:
‑ Узнал, как ее звали?
‑ Да. Синьора Ликальци, имя Микела.
Комиссар зашел в ванную, поднял с пола розовый халат, принес его в спальню и прикрыл тело.