Синьора Микела Ликальци всегда останавливалась в отеле «Джолли» в Монтелузе. Последний раз зарегистрировалась семь дней назад.
Фацио застал его врасплох. Он сам себе пообещал позвонить в Болонью доктору Ликальци, как только придет в контору. И отвлекся ‑ упоминание Мими Ауджелло о Франсуа выбило его из колеи.
‑ Сейчас поедем? ‑ спросил Фацио.
‑ Погоди.
Ни с того ни с сего в голове у него вспыхнула мысль, оставив после себя неуловимый запашок серы, которой обычно душится дьявол. Он попросил у Фацио телефон Ликальци, записал на клочке бумаги и положил в карман. Потом набрал номер.
‑ Алло! Центральная больница? Комиссар Монтальбано из Вигаты на телефоне. Я бы хотел поговорить с профессором Эмануэле Ликальци.
‑ Подождите, пожалуйста.
Монтальбано проявил дисциплинированность и долготерпение. Когда это последнее качество было уже на исходе, телефонистка объявилась снова:
‑ Профессор Ликальци на операции. Перезвоните через полчаса.
‑ Позвоню ему по дороге, ‑ сказал он Фацио. ‑ Смотри не забудь, возьми с собой мобильник.
По телефону сообщил судье Томмазео, что удалось разузнать Фацио.
‑ Да, вот еще я вам не сказал, ‑ вспомнил Томмазео. ‑ Я спросил у него номер телефона его жены здесь, у нас. Но он его не знал. Сказал, что она всегда звонила сама.
Комиссар попросил приготовить ордер на обыск, за которым он немедленно пошлет Галло.
‑ Фацио, ты узнал, какая специализация у доктора Ликальци?
‑ Так точно, доктор. Он ортопед.
На полпути между Вигатой и Монтелузой комиссар снова позвонил в Центральную больницу Болоньи. Прождал недолго. Затем услышал решительный, однако вполне нормальный человеческий голос:
‑ Это Ликальци. Кто говорит?
‑ Извините за беспокойство, профессор. Я комиссар Сальво Монтальбано из Вигаты. Занимаюсь известным вам преступлением. Прошу вас прежде всего принять мои самые искренние соболезнования.
‑ Благодарю.
Больше ни слова. Комиссар понял, что теперь очередь за ним.
‑ Так вот, доктор, сегодня вы сказали господину судье, что вам неизвестно, где останавливалась ваша супруга, когда приезжала сюда.
‑ Да, это так.
‑ Мы никак не можем это выяснить.
‑ Ну не тысяча же гостиниц в Монтелузе и Вигате.
Нечего сказать, профессор Ликальци готов к сотрудничеству.
‑ Прошу простить мне мою настойчивость. На случай крайней необходимости у вас не было предусмотрено…
‑ Не думаю, что такая необходимость могла возникнуть. В любом случае, там, в Вигате, живет один мой дальний родственник, с которым бедная Микела установила контакт.
‑ Не могли бы вы сказать…
‑ Его зовут Аурелио Ди Блази. А сейчас прошу меня извинить, я должен вернуться в операционную. Завтра около полудня буду в комиссариате.
‑ Последний вопрос. Вы этому вашему родственнику сообщили о случившемся?
‑ Нет. А что, должен был?
‑ Восхитительная синьора, такая элегантная и красивая, ‑ сказал Клаудио Пиццотта, изысканно учтивый синьор лет шестидесяти, директор гостиницы «Джолли» в Монтелузе. ‑ С ней что‑то случилось?
‑ Честно говоря, еще не знаем. Нам позвонил из Болоньи ее муж, немного встревоженный.
‑ Ну да. Синьора Ликальци действительно, насколько я знаю, ушла из гостиницы в среду вечером, и до сих пор мы ее не видели.
‑ И это вас не обеспокоило? Сегодня как‑никак вечер пятницы.
‑ Ну да.
‑ Она вас предупредила, что не вернется?
‑ Нет. Но видите ли, комиссар, синьора уже второй год останавливается у нас. Так что у нас было достаточно времени, чтобы познакомиться с ее жизненным распорядком. А он у нее, по правде говоря, не совсем обычный.
Синьора Микела ‑ женщина, которую трудно не заметить, понимаете? А что касается меня лично, у меня есть особая причина для волнения.
‑ Неужели? И какая же?
‑ Ну, у синьоры много очень дорогих украшений. Цепочки, браслеты, серьги, кольца… Сколько раз я просил ее положить все это в наш сейф, но она всегда отказывалась. Носит их в каком‑то рюкзаке, сумок не признает. Твердит, чтобы я не беспокоился, все равно она их не оставит в номере, а будет носить с собой. Я опасался уличного ограбления. А она знай себе улыбается, и ничего с ней не поделаешь.
‑ Вы тут упомянули об особом распорядке жизни синьоры. Не могли бы объяснить подробнее?
‑ Естественно. Синьора любит задерживаться допоздна. Часто возвращается лишь с первыми лучами солнца.
‑ Одна?
‑ Всегда.
‑ Выпившая? Сильно под градусом?
‑ Никогда. По крайней мере, если верить ночному портье.
‑ А скажите‑ка мне на милость, с какой стати вы обсуждаете поведение синьоры Ликальци с ночным портье?
Клаудио Пиццотта зарделся. Как видно, в отношении синьоры Микелы его посещали какие‑то особые фантазии.
‑ Комиссар, вы же понимаете… Такая красивая женщина, одна… Понятно, что она вызывает любопытство.
‑ Продолжайте. Расскажите‑ка мне о ее привычках.
‑ Синьора спит крепким сном до полудня и категорически запрещает ее беспокоить. Потом ее будят. Она заказывает обильный завтрак в номер и говорит по телефону ‑ звонит сама, и ей звонят.
‑ Что, много звонков?
‑ Вот посмотрите ее счет за телефон, он просто бесконечный.
‑ А вы знаете, кому она звонила?
‑ Можно узнать. Но это потребует времени. Достаточно у себя в номере набрать ноль, и можно звонить хоть в Новую Зеландию.
‑ А входящие звонки?
‑ Ну что вам сказать? Телефонистка, когда кто‑то звонит, соединяет его с номером. Тут только одна возможность.
‑ А именно?
‑ Если кто‑то позвонит, когда синьоры нет в гостинице, и назовет себя. В этом случае портье получает специальный бланк, который он кладет в ячейку для ключей.
‑ Синьора обедает в гостинице?
‑ Редко. Оно и понятно! Такой плотный завтрак, к тому же поздно… Впрочем, такое случалось. Старший официант однажды рассказал мне, как синьора ведет себя за столом.
‑ Извините, я что‑то не совсем понял.
‑ Ресторан гостиницы очень популярен. Сюда приходят деловые люди, политики, предприниматели. И все они пытаются с ней заигрывать. Взгляды, улыбочки, приглашения, более или менее откровенные. Самое замечательное, по словам старшего официанта, то, что она не строит из себя оскорбленную невинность, а наоборот, отвечает на авансы… Но когда доходит до сути, этим все и ограничивается. Им остается лишь облизываться.
‑ В котором часу она обычно выходит после обеда?
‑ Около четырех. И возвращается за полночь.
‑ Наверное, у нее в Монтелузе и Вигате много друзей?
‑ Да уж.
‑ А прежде случалось, чтобы она не ночевала по нескольку дней?
‑ Не думаю. Портье бы мне сообщил.
Появились Галло и Галлуццо, размахивая ордером на обыск.
‑ Какой номер у синьоры Ликальци?
‑ Сто восемнадцатый.
‑ У меня ордер.
Директор Пиццотта принял обиженный вид.
‑ Ну, комиссар! Зачем такие формальности! Достаточно было попросить… Я вас провожу.
‑ Нет, спасибо, ‑ сухо отрезал Монтальбано.
Физиономия директора Пиццотты из просто обиженной превратилась в смертельно обиженную.
‑ Сейчас принесу ключи, ‑ сказал он сдержанно.
Вернулся он быстро с ключами и пачкой листков: все предупреждения о поступивших звонках.
‑ Вот, ‑ сказал он, неизвестно почему протягивая ключи Фацио, а листки ‑ Галло. Резко, по‑военному, кивнул головой, повернулся и удалился, прямой, как оловянный солдатик.