Пока мы ждали, бедняга Чанс пришел в себя и закричал от мучительной боли. Элиас дал ему немного вина, и через короткое время ему удалось произнести несколько слов.
– Черт тебя побери, Гордон, – сказал он, – если ты убьешь меня, чтобы уклониться от дуэли, тебя повесят.
– Признаюсь, именно в этом и состоял мой план, – ответил Элиас, – но теперь, когда вы его раскрыли, мне придется придумывать что‑нибудь другое.
Шутка озадачила Чанса. Он пригубил еще немного вина.
– Спаси мне ногу, – сказал он, – и я прощу твое преступление.
– Сударь, – сказал Элиас, – я сверх меры восхищен вашим мужеством и тем, что вы пожертвовали собой, дабы спасти мальчика, так что обещаю: я приму ваш вызов, когда вы поправитесь, если перспектива нашпиговать меня свинцом поможет вашему скорейшему выздоровлению.
Чанс снова потерял сознание. По крайней мере, это избавило его от мучений. Вскоре мальчик‑посыльный принес все необходимое, и Элиас принялся за работу, после чего пострадавший был доставлен домой. У меня не будет возможности рассказать о Чансе на страницах этой повести, поэтому сообщу любознательному читателю, что он практически полностью выздоровел, после чего послал Элиасу записку, в которой написал, что считает существовавший между ними долг полностью оплаченным. Не думаю, что этим бы закончилась история, если бы я не отговорил Элиаса послать мистеру Чансу счет на оплату оказанных услуг и компенсацию понесенных расходов. Тем не менее уверен, что Элиасу повезло.
Когда все закончилось, мы устроились в таверне. Элиас должен был успокоиться и привести свои чувства в порядок. Он потратил много сил, что всегда вызывало у него необычайный аппетит и жажду. Он с жадностью набросился на холодное мясо и хлеб с маслом, возбужденно тараторя в промежутках.
– Забавно, не так ли? Столько суеты из‑за женщин. Ах, вы разбили жизнь моей жены. Ох, вы разбили жизнь моей сестры. Ах, вы разбили жизнь моей дочери. И почему они не могут оставить меня в покое?
– Вероятно, – сказал я, – ты мог бы вести себя более благоразумно, прежде чем разбивать жизнь женщинам. Для тебя это, может быть, и не имеет большого значения, а вот для мужчин, с которыми им приходится иметь дело, совсем наоборот. Подозреваю, твое присутствие ощущается долго после твоего ухода.
– Надеюсь, – ухмыльнулся он, – что это так.
– Ты отлично знаешь, что я вовсе не это имел в виду. Ты ведь не думаешь, что все эти женщины возвращаются к прежней счастливой жизни после того, как их мужьям, братьям или отцам стало известно об их похождениях. Неужели тебя это не беспокоит?
– Знаешь, Уивер, а ты зануда. Сомневаюсь, чтобы эти женщины не отдавали себе отчета в том, что делают. Если они решили немного поразвлечься со мной, почему я должен отказывать им в этом удовольствии.
Я мог с легкостью объяснить ему почему, но это было совершенно бесполезно. Элиас не мог отказать ни одной женщине, включая простушек и дурнушек. Насколько я его знал, в этом вопросе у него не было никаких тормозов, и было бы глупо надеяться, что мои объяснения могли хоть что‑то изменить.
Он выжидательно посмотрел на меня, думая, что я продолжу лекцию, но, не дождавшись, проглотил большой кусок мяса и сказал:
– Слушай, Уивер, ты ведь хотел меня видеть по какому‑то делу. Нас отвлекли, но теперь можно его обсудить. Лучшего времени не сыскать. – Он сделал большой глоток пива из кружки. – Полагаю, тебе нужна медицинская помощь. С радостью ее окажу, но учти, я потратил все свои наличные на медикаменты для Чанса. Оплати мой счет, и я целиком в твоем распоряжении.
Меня едва ли можно было считать человеком, у которого водятся лишние деньги, и мне не нравилось, что он сделал предложение, когда еда уже была заказана, но спорить мне не хотелось, и я молча согласился.
– Можешь меня выслушать или происшедшее выбило тебя из колеи?
– Не знаю, – ответил он. – Разве что твой рассказ будет интересным.
– На этот раз ты не будешь разочарован, – сказал я и начал рассказывать ему все по порядку, начиная с моей первой встречи с Коббом и заканчивая недавним свиданием с дядей.
Пока я говорил, Элиас перестал есть. Он смотрел то на меня, то куда‑то мимо меня.
– Ты когда‑нибудь слышал об этом Коббе? – спросил я, когда закончил свой рассказ.
Он медленно покачал головой:
– Никогда не слышал, что, согласись, довольно странно. Такой человек, с такими деньгами… Странно, что я никогда о нем не слышал, ибо он должен пользоваться известностью, а я знаю всех известных людей.
– По‑видимому, мой рассказ тебя озадачил, ты перестал есть отбивную, – заметил я. – Согласен, рассказ мой странен, но ты слышал и постраннее. Так что тебя так озадачило?
Он отодвинул тарелку, явно лишившись аппетита.
– Как тебе хорошо известно, Уивер, я не отношусь к людям, которые живут по средствам. Поэтому Господь Бог придумал кредит, чтобы мы могли им пользоваться. И я в целом неплохо справляюсь со своими финансовыми делами.
В общем, он был прав, не считая случаев, когда мне приходилось вызволять его из домов предварительного заключения, куда он попадал за долги, о чем я ему и напомнил.
– Я обнаружил, что в последние несколько дней кто‑то начал скупать мои долги. Замечу, не все, но большую их часть. Насколько могу судить, около трехсот или четырехсот фунтов невыплаченных долгов оказались в руках какого‑то одного человека. А я‑то все удивлялся, к чему все это и почему он не связался со мной. Кажется, теперь я понял.
– Кобб преследует моих друзей. Почему? Ты не в состоянии помочь мне вернуть ему долг, поэтому твой долг не имеет большого значения. Зачем ему нужно, чтобы ты был его должником?
Вероятно, Элиас вспомнил о своей отбивной, и к нему вернулся аппетит. Он пододвинул к себе тарелку.
– Не знаю, – сказал он, вонзая нож в мясо, – но мне кажется, было бы неплохо узнать. Лучше прежде, чем меня арестуют.
Как только я свернул на Своллоу‑стрит, почти у самого дома Кобба меня окружили нищие. Их было четверо или пятеро. Это были те же оборвыши, которых я видел во время своего первого визита.
– Я тебя знаю, – сказал один.
Ему не было и десяти лет. Руки и лицо измазаны сажей и чем‑то липким и коричневым, отчего его ярко‑синие глаза казались еще синее.
– Это ты спас Кривого Люка от того лакея, да? – спросил он.
– Я не знал, что его так зовут, но я действительно помог мальчишке, – согласился я.
– Тогда какие у тебя могут быть дела с ними? – спросил он, кивая на дом Кобба.
Я остановился и внимательно посмотрел на парня.
– А у тебя? – И достал пару мелких монет, чтобы облегчить нашу беседу.
Он засмеялся и выхватил монеты с такой скоростью и ловкостью, что я засомневался, держал ли их вообще.
– Ну, не скажу, что у меня много дел с этим Эдгаром и его парнями. Нет, я просто люблю устраивать что‑нибудь такое, из‑за чего они сердятся на Эдгара, который слишком задирает нос. Он носится за нами – это правда. И бесится, когда мы к ним залезаем. Потому мы и продолжаем к ним лазать.
– А еще почему?
Он усмехнулся, обнажив гнилые зубы, как у старика.
– Ну, еще из‑за денег. У них полно добра, которое легко сбыть.
– Что ты знаешь о Коббе?
– Да не очень‑то много, – пожал он плечами.