Туз считается низшей картой. Тот, у кого лучшие карты, выигрывает.
Мне достался туз червей. Неудачное начало в такой простой игре, где партии часто выигрываются просто более высокой картой. Я улыбнулся, словно только и ждал такую карту, и бросил десять фунтов на середину стола. Бейлор последовал моему примеру, и мой сообщник крупье сдал мне еще одну карту. Тройка бубен. Снова не повезло. Я прибавил еще десять фунтов, то же самое сделал Бейлор. Моей последней картой была четверка пик. Пропащее дело. Мы оба положили на стол по десять фунтов, и Бейлор велел мне выложить карты. Мне нечем было похвастаться, а у него было качо – три карты одной масти. Одной партией он лишил меня восьмидесяти фунтов – примерно половина того, что я мог заработать за год. Однако деньги были не мои, и мне велели их проиграть, так что жаловаться было не на что.
Бейлор грубо захохотал, как злодей из кукольного спектакля, и спросил, не желаю ли я еще больше себя унизить, сыграв еще одну партию. Я сказал, что не побоюсь ответить на его вызов, и снова дал знак крупье, что хочу проиграть. Соответственно, вскоре я потерял еще восемьдесят фунтов. Теперь я вел себя как человек, раздосадованный подобными событиями. Я что‑то ворчал и бурчал и раздраженно пил вино.
– Можно сказать, – обратился ко мне Бейлор, – что вы проиграли эту дуэль. Теперь отправляйтесь восвояси. Отправляйтесь обратно на север, раскрасьте себя синей краской и больше не беспокойте наш цивилизованный мир.
– Я еще не проиграл, – ответил я. – Если, конечно, вы не трус, который обратится в бегство.
– Надо быть глупцом, чтобы бежать от легких денег. Что ж, тогда сыграем еще одну партию.
Хотя поначалу меня обуревали сомнения относительно участия в подобном обмане, я стал испытывать неподдельную неприязнь к этому Бейлору и предвкушал его поражение с огромной радостью.
– Никаких больше детских ставок, – сказал я, открывая свой бумажник и доставая оттуда банкноты на сумму триста фунтов, которые швырнул на стол.
Бейлор обдумал положение и сделал такую же ставку. Я положил на стол правую руку, загнув указательный палец, – знак, что в этот раз я должен выиграть, ибо настало время дать этому человеку испить его горькую чашу.
Я получил первую карту – шестерка треф. Неплохое начало, подумал я и положил еще двести фунтов на кучу банкнот. На какое‑то мгновение я испугался, что у Бейлора могут возникнуть подозрения или опасения относительно моей храбрости, но он сам предложил поединок и не мог идти на попятную, не выглядя трусом. Действительно, он уравнял мою ставку и прибавил еще сто фунтов. Я радостно выложил еще сто фунтов.
Крупье сдал нам карты. Мне досталась шестерка пик. Я с трудом сдерживал радость. В качо три шестерки считались самой сильной комбинацией. Человек, нанятый моим покровителем, обеспечивал мою полную победу. Поэтому я прибавил еще двести фунтов. Бейлор уравнял ставку, но не стал ее поднимать. Неудивительно, если он начал волноваться. Его риск составлял восемьсот фунтов, и в случае проигрыша он понес бы значительную потерю. Насколько я знал, он был человеком со средствами, но не бесконечными. Только самые богатые лорды и купцы способны расстаться с подобными суммами безболезненно.
– В этот раз не повышаете? – спросил я. – Начинаете дрожать?
– Заткни свою шотландскую глотку, – сказал он.
Я улыбнулся, ибо знал, что у него не было никакой надежды, и мой герой‑шотландец скоро узнает об этом тоже.
А затем я получил третью карту. Бубновая двойка.
Я едва поборол желание сказать крупье, что он ошибся. Он, без сомнения, хотел сдать мне третью шестерку. При такой огромной сумме денег моего покровителя, поставленной на кон, я задрожал от страха, что могу все проиграть. Однако я быстро овладел собой, понимая, что нас ждет что‑то более волнующее, чем то, что замыслил крупье.
Однако я быстро овладел собой, понимая, что нас ждет что‑то более волнующее, чем то, что замыслил крупье. Победа с тремя шестерками подозрительно смахивала бы на мошенничество, которое мы, собственно, и задумали. Мой сообщник, вероятно, сдаст Бейлору более слабые карты, и наш поединок решится более сильной картой. Проигрыш для моего противника не станет менее горьким от того, что получен не столь эффектными средствами.
Толпа, окружившая нас, стала еще гуще. Воздух разогрелся от жара тел и дыханий. Все складывалось так, как желал мой покровитель. Я взглянул на крупье, и он едва заметно кивнул. Он видел мои сомнения и разрешил их таким образом.
– Еще сотня, – сказал я, не желая ставить больше, поскольку запасы мистера Кобба начали истощаться.
Я предпочитал, чтобы у меня что‑то осталось на случай, если Бейлор повысит ставку. Он так и сделал, добавив пятьдесят фунтов, после чего у меня осталось двадцать или тридцать фунтов из денег мистера Кобба.
– Сейчас мы увидим, деревенщина, кто из нас настоящий мужчина, – ухмыльнулся Бейлор.
Я тоже ухмыльнулся и выложил свои карты.
– Не такие блестящие, как хотелось бы, но, бывало, я выигрывал и с худшими.
– Может быть, – сказал он, – но не в этот раз.
Он выложил на стол карты. Качо. Причем не просто качо, а качо из шестерки, пятерки и четверки. Это была вторая лучшая комбинация в игре. Еще лучше могла быть только комбинация из трех шестерок. Я проиграл. И проиграл сокрушительно.
У меня закружилась голова. Что‑то пошло не так, непоправимо не так. Я сделал все, как велел мистер Кобб. Крупье всем своим видом дал понять, что он человек Кобба. Я подавал условленные знаки. И тем не менее я должен был теперь пойти к моему нанимателю и сообщить ему, что я проиграл больше тысячи фунтов его денег.
Я взглянул на крупье, но он отвел взгляд. Бейлор смотрел на меня с таким вожделением, что я даже подумал, уж не собирается ли он пригласить меня вместо своей шлюхи проследовать в его комнаты.
Я встал из‑за стола.
– Куда‑нибудь собираешься, деревенщина? – спросил один из друзей Бейлора.
– Приветствую тебя, лэрд Кайликина! – выкрикнул другой.
– Еще партию? – крикнул Бейлор. – Или будем считать, что дуэль закончена и ты проиграл? – Он обернулся к своим друзьям. – Может, взять и купить на выигрыш этот Кайликин со всеми потрохами и прогнать его нынешнего хозяина прочь? Мне кажется, здесь на столе чуть больше, чем мне нужно.
Я ничего не ответил и хотел только поскорее убраться из этой кофейни, в которой стало нестерпимо пахнуть пролитым вином, потом и духами из цибетина. Я хотел, чтобы морозный ночной воздух остудил мое лицо, и обдумать, что же делать дальше. Мне было необходимо понять, почему все пошло не так, как было задумано, и придумать, что сказать человеку, доверившему мне свое состояние.
Должно быть, я шел намного медленнее, чем мне казалось, так как я едва дошел до двери, когда меня настиг Бейлор. За ним следовала вереница его друзей. Его лицо сияло, он праздновал победу. На мгновение мне показалось, что он собирается вызвать меня на дуэль, дуэль иного рода. По правде сказать, я бы был этому рад, ибо это облегчило бы мою совесть и дало возможность отомстить за себя в настоящем поединке.
– В чем дело? – спросил я его.
Я бы скорее позволил ему злорадствовать, чем стал от него убегать. Хотя меня было трудно узнать и, что бы я ни делал, это не могло запятнать мою репутацию, я тем не менее по‑прежнему был человеком, не способным на бегство.
Он ничего не говорил, а только смотрел на меня. Потом наклонился, словно хотел похлопать меня по щеке, но вместо этого прошептал мне на ухо несколько слов.
– Полагаю, мистер Уивер, – сказал он, назвав мое настоящее имя, – теперь вы почувствовали, какие длинные руки у Джерома Кобба.