– Понятно, и вы попросили Такэ прийти сюда, чтобы поговорить с ним об этом.
– Да.
– Около одиннадцати часов вечера?
– Ровно в одиннадцать я вышла из своей комнаты. Я знала, что если Макака узнает об этом, он обязательно решит пойти со мной. Мне этого не хотелось, поэтому я сначала ушла к себе в спальню, а потом дождалась одиннадцати и улизнула потихоньку.
– Минутку, – Киндаити впервые вмешался в разговор. – Не могли ли бы вы рассказать, что случилось, поподробней? Если вы вышли из своих покоев ровно в одиннадцать, значит, примерно в две‑три минуты двенадцатого пришли сюда. Такэ уже был здесь?
– Да. Он стоял здесь, у края, смотрел на озеро и курил сигарету.
– Вы поднялись по лестнице на площадку. Был ли здесь или поблизости еще кто‑нибудь?
– Не знаю. Я никого не заметила. Ночь была темная, небо в облаках – вряд ли я могла бы кого заметить, даже если там кто‑то и был.
– Понятно. Итак, вы рассказали Такэ о часах.
– Да.
– А часы?
– Я отдала их ему. Он обрадовался и сказал, что попросит господина Фурудатэ принести свиток завтра как можно раньше и сравнит отпечатки.
– Что сделал Такэ с часами?
– Наверное, положил их в карман жилета.
Поскольку тело Такэ все еще не нашли, узнать, при нем ли еще часы, не представлялось возможным.
– И как долго вы оставались тут и разговаривали?
– Не больше пяти минут, как мне кажется. Мне не хотелось оставаться наедине с Такэ в таком месте, и я изложила ему все как можно короче.
– Понятно. Значит, вы расстались примерно в семь‑восемь минут двенадцатого. Кто ушел первым?
– Я.
– Значит, Такэ остался здесь один. Что он делал?
Тамаё вдруг вспыхнула. Некоторое время она смотрела прямо перед собой блестящими глазами, вертя в руках носовой платок. Вдруг она покачала головой неистово, словно рассердившись, и сказала:
– Такэ вел себя очень грубо. Я уже уходила, когда он вдруг накинулся на меня и… Наверное, именно тогда я и потеряла брошку. Если бы не Макака, не знаю, что со мной сталось бы.
Татибана и Киндаити обменялись взглядами.
– Значит, Макака тоже был здесь.
– Да. Я думала, что мне удалось проскользнуть так, что он не заметил, а он заметил и пошел вслед за мной. Но теперь я так ему благодарна за это. Если бы он не появился…
– Что сделал Макака с Такэ?
– В точности не могу сказать. Когда Такэ обхватил меня, а я пыталась вырваться, он вдруг вскрикнул и упал. Да, тогда‑то и опрокинулся стул. Такэ упал, а я смотрю – Макака. Он помог мне, и я бросилась прочь, не помня себя. Такэ все еще стоял на полу на коленях, бормоча ругательства.
– Понятно, после этого, должно быть, явился убийца, убил Такэ и отрезал ему голову. Вы никого не заметили, когда уходили?
– Нет, не заметила. Я уже говорила, темно было – хоть глаз выколи. И потом, я слишком была расстроена.
Рассказ Тамаё подошел к концу.
– Ну что же, большое вам спасибо, – сказал инспектор Татибана. – Простите, что мы вас побеспокоили.
Тамаё уже встала, когда Киндаити обратился к ней:
– Минутку. Еще один вопрос. Что вы думаете об этом человеке в маске? Вы считаете, что это действительно Киё или…
Кровь сбежала с лица Тамаё. Она долго стояла, уставясь на Киндаити, но потом ответила совершенно бесстрастно:
– Конечно, уверена – это Киё. Подозрения Такэ и Томо нелепы.
И при этом Тамаё нарочно устроила ему ловушку, чтобы получить его отпечаток!
– Большое вам спасибо. Значит, это все.
Значит, это все.
Тамаё поблагодарила Киндаити взглядом и спустилась с площадки. Только она ушла, как вернулся Фурудатэ.
– А, вы все еще здесь. Мацуко просит вас всех в дом.
– Какая‑то особая причина?
– Да, – сказал Фурудатэ, на лице у которого было несколько недоуменное выражение. – Это, знаете ли, насчет отпечатка руки. Она говорит, что хочет, чтобы Киё сделал оттиск своей руки в присутствии всех.
Порывистый ветер, все усиливаясь, стал штормовым, по озеру заходили темные волны, и дождь лупил по воде с неистовой яростью. Буря в горах всегда порождает особое ощущение нереальности. Низкие тучи давят к земле, озеро стонет, словно одержимое, а темная, мутная вода вздымается, пенясь, и бьется о берег с диким ожесточением. Всякий, осмелившийся вглядеться в глубины озера, содрогнулся бы при виде жуткой массы темных водорослей, сплетающихся, скручивающихся и трущихся друг о друга, как женские волосы. Одинокая птица, подталкиваемая ветром, промчалась наискосок над озером, точно дух.
Буря бушевала снаружи, но и в комнате о двенадцати татами на вилле Инугами нарастало напряжение. В зловещем молчании члены клана Инугами снова собрались перед фотографией Сахэя, и в душе у них кипела буря не менее бешеная, чем за окнами. Во главе комнаты сидели Мацуко и Киё со свитком из святилища Насу. Лист белой бумаги, тушеница с красной тушью и кисть были положены перед ними. Такэко, мать убитого Такэ, обмякшая и скорбная, с глазами, покрасневшими от слез, по‑прежнему с ненавистью взглядывала на Мацуко. Томо то непрестанно грыз ногти, то качал ногой, и в глазах его стоял страх.
Киндаити по очереди всматривался в лица собравшихся, однако больше всех остальных его интересовала Тамаё. Но даже он не мог разглядеть, что творится у нее в душе – она просто была бледна и оледенело‑прекрасна. Безусловно, у нее были самые серьезные сомнения относительно человека в маске, иначе она не пошла бы на хитрость, чтобы добыть отпечатки его пальцев, но теперь, когда он сам добровольно согласился на это, она должна быть в смятении. И все же она сидела, как обычно, холодная и изящная.
В комнату вошел человек, в котором без труда можно было распознать полицейского. Он молча поздоровался со всеми и уселся рядом с инспектором Татибана. Это был ведущий полицейский эксперт, и звали его Футзисаки.
– Госпожа Мацуко, – спокойно сказал Татибана, давая ей знак начинать.
Мацуко кивнула:
– Прежде чем я попрошу Киё сделать отпечаток своей руки, я хочу, чтобы все услышали кое‑что. – Она прочистила горло. – Уверена, инспектор Татибана, вам уже известно, что вчера в этой самой комнате происходило то же, что и сейчас. Такэ и Томо пытались заставить Киё сделать отпечаток руки. Самым решительным образом я отказала им в этом, потому что они вели себя непристойно, обращаясь с Киё как с преступником. Это было оскорбительно, и я поклялась себе, что никогда, никогда не позволю Киё подвергаться столь унизительной проверке. Однако теперь все изменилось, Такэ постигла ужасная участь, и… – Мацуко глянула на Такэко, – и, похоже, эти люди думают, что я и Киё имеем к этому какое‑то отношение. Хотя они молчат, но для меня не секрет, о чем они думают и что чувствуют. Они молчат, а я все вижу по их глазам. И после того, что случилось, могу их понять. Должна признать, мы сами отчасти виноваты. Если из‑за того, что вчера я категорически запрещала Киё делать отпечаток, они заподозрили, будто нам есть что скрывать, или решили, что мы причастны к смерти Такэ, значит, вчера мы были не правы. Сожалею о моем поступке и понимаю, что в данных обстоятельствах мне не должно упорствовать дальше. Итак, решено, пусть Киё сделает отпечаток своей руки при всех, а инспектор Татибана будет этому свидетелем. Надеюсь, теперь все понятно, почему я это делаю.