То же с Моной. «Ceci n’est pas une fille». Как она пахла? Как звучал ее смех? Самир утратил жизненно важные детали.
«Хезболла» связалась с ним вскоре после того, как они с Надим вернулись в Ливан. Они пытались уговорить его создать вирус. Самир отказался. В Израиле жили его друзья. Война казалась чем-то абстрактным и нереальным. Работая в Банке Ливана, он получил возможность обеспечивать безопасность банковской системы собственной страны, такая деятельность подходила ему больше. Самир не был солдатом. Но это тогда. Теперь он стал одним из них. Больше ни в каких организациях он не состоял. «Все то доброе, что вы предварите для себя, вы найдете у Аллаха. Воистину Аллах видит то, что вы совершаете». Аллах знает, как выглядела Мона. Он вернет ей улыбку. Но прежде, чем Самир отправится к своим женщинам, он должен отомстить.
Мустаф попытался найти более-менее удобное положение в кресле. Мысль о мести не приносила удовлетворения. Где-то внутри он понимал, что совсем не такого желала Надим. Но Самир дал обещание убитой дочери. Что может быть священнее? Кисас. «Месть» по-арабски. Жизнь за жизнь. В салоне было совсем тихо, Самир слышал только шипение кондиционера и отдаленный шум двигателей. Он пролистал список исполнителей в айподе, нашел Сати, уменьшил звук и погрузился в «Lent et douloureux». Самир скучал по своей маленькой дочери.
Бербера, Сомали
На поверхности температура достигала почти пятидесяти градусов тепла, но там, где сидел он, в десяти метрах под землей, было гораздо прохладнее. Самир старался сконцентрироваться на работе над рецептивной защитой «Моны», но невольно краем глаза следил за черным скорпионом, медленно бродившим по огромному бетонному полу. Сухой и затхлый воздух пропитался почти невыносимой вонью. Самир нуждался в глотке кислорода. Он медленно поднялся после многочасового сидения в одном положении. Скрип стула разнесся по пустому помещению. Высота потолка превышала семь метров.
Высота потолка превышала семь метров. Самир пересек комнату и вышел в длинный коридор, тоже полностью бетонный. В углах лежали старые бутылки и куски ткани. Здесь пространство было наполнено выхлопными газами от древнего дизельного агрегата, шумевшего в одном из складских помещений. Он производил достаточно электричества для освещения коридора, рабочего места и комнатки, где программист спал несколько часов в сутки. Прежде всего аппарат генерировал ток для компьютера.
Самир подошел к металлической лестнице в конце коридора. На стене висела табличка с надписью на русском. Мустаф с трудом начал подниматься. Он уже давно потерял форму. Худой и изможденный, с всклокоченными волосами и спутанной бородой. Внешний вид не имел значения. Ступени вели на поверхность. Самир вышел в бетонное здание меньшего размера, куда солнце проникало через разбитые окна. Наступая на осколки стекла на полу, он добрался до ржавой двери и открыл ее. Жара и свет словно кулаком ударили его, и в первое время мужчина ничего не видел. Он оказался посередине длинной прямой дороги. На другой стороне стояло много низких бетонных зданий. Вдоль дороги проходили узкие железнодорожные пути. Территория представляла собой старую советскую ракетную базу. След холодной войны. Здесь советские войска хранили свои разработки. Теперь, тридцать пять лет спустя, база стала не чем иным, как заброшенной бетонной могилой. Ракеты исчезли, как и СССР. Территория была огорожена ржавой колючей проволокой. Единственное, что указывало на присутствие людей, – спутниковая тарелка на крыше одного из домов. Но на это никто не обратил бы внимания. «Хезболла» использовала старую тарелку, которую можно было принять за оставленную советскими войсками.
Момба Сиад Барре поднял кулак, приветствуя Самира с противоположной стороны дороги. Момба вместе с другими сомалийцами сидел в тени сторожевого домика. Их задача заключалась в том, чтобы не пускать на территорию непрошеных гостей, хотя риск появления чужаков и так был невелик. Момбу считали своего рода местным бандитом. Крупный, мускулистый и почти без единого зуба. На плохом английском он рассказал, что состоял в банде пиратов, которые брали в плен грузовые корабли около побережья Сомали. Все сомалийцы были вооружены старыми русскими АК-47 – автоматами Калашникова, на голых впалых грудных клетках крестом висели патронные ленты. Все вместе производило театральное впечатление.
Самир никогда не сталкивался с такой жарой. Температура здесь колебалась от минус пяти до плюс пятидесяти. Он устал. Долгий путь из Ниццы не был богат на события, кроме перелета в Берберу, который смертельно напугал его. Момба встретил Самира около стойки выдачи багажа и молча отвез на базу. Там его ждали новый компьютер, мощный генератор и спутниковая тарелка. В них звучало тихое напутствие Ахмада Вайзи: «Заверши свою миссию, доделай вирус».
Самир шел вдоль дороги вдоль рельс, по которым когда-то передвигались вагоны с ракетами. Над потрескавшейся землей поднималась пыль. Во всей округе не росло ни травинки. Наверное, так было не всегда. База располагалась рядом с морем. Вероятно, когда-то земля здесь была плодородной, но солнце беспощадно высушило и выжгло ее. Одежда Самира пропиталась вонью из бункера. Он не мылся несколько суток и сам источал неприятный запах.
Мустаф обошел самые дальние дома и повернул назад. Он видел, что Момба провожает его взглядом, и начал думать о Мелахе ас-Дулле в Ницце. И там, и тут один и тот же вопрос. Что Момба делает здесь: охраняет его или следит за ним?
Рецептивная защита «Моны» барахлила, а Самир не мог найти свой блокнот из Ниццы. Записанная там информация ему бы сейчас пригодилась.
Вернувшись к дому, который скрывал ступени, ведущие в подземный бункер, Мустаф остановился, чтобы справить нужду. Глядя на стекавшую по треснувшей стене мочу, он думал о своем теле, с удивлением отметив, как хорошо оно по-прежнему функционирует. Удивительно.