Она выпила еще теплого чая. Тара вернулась к пирожному.
Вопрос неуместен. Ответ неинтересен. Самир Мустаф представляет угрозу, и точка. Всегда найдется много поводов посочувствовать, но ничто подобное никогда не трогало Рейчел. Пусть скорбящие обматывают толстыми шелковыми нитями мертвые тела. Нитями, которые в конце концов превратят умершего в мученика и героя. Папо не была скорбящей. Она приходила раньше них. Тара отложила ложку, взяла сахар и начала считать.
Стокгольм, Швеция
Он ехал по Свеавэген. Шум мотора усыплял, и периодически приходилось подруливать, чтобы не угодить на чужую полосу. Встречный автомобиль громко просигналил. Эрик сбавил скорость. Он не спал уже больше суток. Было странно уезжать от Ханны, но врачи брали новые анализы, и он им только мешал. К тому же ему нужно отвлечься. Собраться с мыслями. Болезнь Матса Хагстрёма все меняла. Эрик встречался с обоими. Он являлся связующим звеном. Но он не чувствовал недомогания. Мог он быть носителем вируса, сам того не зная? По словам Томаса Ветье, такая возможность существует, но вероятность крайне мала. Так или иначе, Эрик сдал анализы мочи, крови и слюны. Врач собирался перевести Ханну в более изолированную часть больницы – специальное отделение для пациентов с высоким риском передачи вируса. Эрик включил поворотник и перестроился. Помимо схожести некоторых симптомов, случаи Ханны и Матса не складывались в единую картину. Но в их организмах что-то жило. Эрик это чувствовал. Ядовитая змея, ускользавшая от рентгеновского излучения и исследований крови, плавала по сосудам Ханны и ждала удобного момента.
Эрик свернул направо, на улицу Кунгсгатан, и увеличил скорость, направляясь к улице Васагатан. Надолго он не останется. Выпьет кофе и поговорит с полчаса. Поговорит с мудрым и разумным человеком. Потом он вернется в больницу. Естественно, Йенс переживает за Ханну. Если носителем был Эрик, мог ли он заразить Йенса? В таком случае когда это произошло? И почему он сам не заболел? Эрик перебирал в памяти всех, кого встречал за последние несколько суток. Лекция в институте? Там присутствовал явный риск заражения: замкнутое пространство с сотнями слушателей. Или самым первым заразился Матс? Он мог заразить Эрика, когда они встречались на днях. Встреча со знаменитым яблочным броском. И потом Эрик, став носителем, мог заразить Ханну вечером. Но в таком случае Йенс тоже должен быть болен. Они встретились в «Ричи» сразу после переговоров с Матсом. Нет, эта версия не годится. Мог экзотический вирус попасть к Эрику в упаковке с новым гелем? В упаковке из Киотского университета? Мог вирус жить несколько суток в пакете?
Сёдерквист проехал Васагатан и двинулся вверх к мосту Кунгсбрун. Утреннее движение было спокойным, и вскоре он свернул на Вэстра Йернвэгсгатан. Эрик слишком мало знает о вирусах. Но принимая во внимание, сколько усилий прикладывают вирусологи для поддержания их жизни в лабораториях, можно предположить, что едва ли вирус мог пережить путешествие с другого конца света. И будь это вирус из упаковки, Эрик сам бы заболел. И Йенс тоже. Эрик раздраженно почесал голову. Что-то в подсознании не давало ему покоя. Что-то важное. Это чувство не покидало его с того момента, как он покинул больницу. Какую-то деталь он упустил. Эрик пытался ухватиться за мелькнувшую мысль, но безрезультатно. Он слишком устал.
Желтый логотип «Афтонбладет» располагался высоко на стене квадратного стеклянного колосса, где находился главный офис газеты. Эрик заехал на свободное место на парковке и заглушил двигатель. Некоторое время он сидел неподвижно, положив голову на руль. Последние дни сумасшедшим спектаклем проносились в голове. Где-то тут скрывался ответ, но он терялся в общей веренице событий.
Эрик вышел из машины и вдохнул свежий утренний воздух. Вся привокзальная территория походила на большую стройку, повсюду вверх тянулись краны.
Стокгольм рос. Эрик закрыл машину и вошел в здание. В лифте он пригладил взъерошенные волосы и заправил рубашку в джинсы. Когда он вышел в атриум «Афтонбладет», с одного из красных диванов встал Йенс и поспешил ему навстречу. Они обнялись. Йенс отклонился назад и посмотрел другу в глаза, продолжая держать его за плечи.
– Что, черт возьми, происходит? Как она себя чувствует? И ты сам?
Эрик покачал головой и кивнул в сторону редакции.
– Мы можем найти какое-нибудь спокойное место? Комнату переговоров?
Йенс долго смотрел на него.
– Тебе нужно поспать.
– Мне нужен кофеин.
– Кофе у нас вон там. Пойдем.
Они пересекли просторное помещение. В дальнем углу стояли три больших красных кофе-автомата. Йенс поставил две кружки и выбрал обычный черный кофе, бросив фразу:
– Все равно какой выбирать, кофе тут дерьмовый.
Потом он подошел к автомату со сладостями, стоявшему около небольшого прилавка. Йенс водил пальцем по стеклу, пока не нашел, что хотел. Он подмигнул Эрику.
– Иди сюда. Нажимай вот так.
Эрик прижал кнопки пальцами.
– Держи. Не отпускай.
Тут Йенс присел на корточки сбоку от автомата, нашел толстый провод и выдернул его. Эрик непонимающе смотрел на Йенса. Тот подождал пару секунд, прежде чем снова вставить шнур. Машина зашумела, спираль завертелась и вытолкнула шоколадку. Йенс ухмыльнулся.
– Машины должны знать, кто здесь хозяин.
Он дал шоколадку Эрику.
– Тебе нужна энергия. Ешь.
Потом Йенс взял кружки и пошел в сторону конференц-залов меньшего размера, идущих вдоль дальней стены.
– Ну и проваливай к черту!
Эрик чуть обернулся, так, что смог увидеть, как молодой парень с зализанными волосами и в зеленом галстуке кинул трубку на одном из редакционных столов. Блондинка с вьющимися волосами вопросительно посмотрела на него. Парень погрозил ей ручкой.
– Можешь представить, что несет эта мелкая социалистическая свинья?
Женщина потрясла головой. Эрик отвернулся от них и направился вслед за Йенсом. Очевидно, многое изменилось на старом флагмане шведского объединения профсоюзов. Йенс пропустил Эрика вперед в один из залов и закрыл за ним стеклянную дверь. Потом он тяжело опустился на металлический стул.
– Начнем сначала… Как твое самочувствие?
Эрик сел рядом и закрыл лицо руками.
– Это не так важно. Нормально, мне кажется. Черт его знает.
– А у Ханны?
– Ей очень плохо. Врачи не понимают, что с ней. Очевидно, что ей становится хуже. В последний раз Томас Ветье предположил, что у нее некая заразная форма воспаления оболочки головного мозга.
– Томас Ветье?
– Врач Каролинской больницы.
– Воспаление оболочки? Но они же вроде думали, что это вирус?
– Воспаление мозга – это и есть вирус. У Ханны очень похожие симптомы: бред, тошнота, жар, боли в конечностях. Но я заметил, что доктор сам не верит в свои слова. Нет, в ней поселилось нечто другое. Некое зло. Я в отчаянии. Понятия не имею, что мне делать.
Йенс положил свою большую ладонь на руку Эрика.
– Ты делаешь все возможное. Ты ученый, а не врач. Тебе остается только быть рядом с ней и надеяться, что доктор Томас знает свое дело.
– Ветье прекрасно работает. Он, кстати, необычайно рассудителен. Но бродит в темноте.
– Но что-то он может сделать?
– Не знаю, черт возьми. Все сводится к тому, что они не могут поставить диагноз. Состояние Матса Хагстрёма хуже, чем у Ханны. Сегодня рано утром его сердце дало сбой, и долгое время все указывало на то, что он не выживет. Сейчас они оба находятся в своего рода коме. На контакт с ними не выйти.