– Позовите Зину, – осторожно попросила я.
– Ну!
– Это вы?
– Ну.
– Комнату сдаете?
– Ишь ты, – подбоченилась пьянчужка, – комнату ей подавай! В гостиницу ступай, в «Марриотт‑отель», там тебе номер дадут, у меня койки!
– Место есть?
Зина поскребла голову длинными серыми ногтями.
– Не помню, вроде было! А может, и нет!
– Давайте посмотрим, – предложила я.
– За показ – десятка, – обрадовалась алкоголичка.
– За показ денег не берут, – усмехнулась я, входя в крохотную, загаженную донельзя прихожую.
– Ладно, – мигом согласилась Зина, – твоя правда, давай пять рубликов всего.
Я вытащила из кошелька железную монетку и сунула в ее желтую, узкую ладонь.
– Вот, – распахнула Зина дверь, – гляди.
Никаких веревок с простынями, символически деливших довольно большую комнату на отсеки, тут не было. Железные панцирные койки стояли впритык. Я давным‑давно не видела кроватей, роль спинок у которых играют никелированные штыри, украшенные шариками. Зина в задумчивости глянула на койки и икнула. В воздухе повис отвратительный «аромат» перегара. Стараясь не дышать, я отодвинулась в сторону.
– Вот тут, – забормотала Зина, – Сашка, у окна Танька, возле стены Юрка. Или он съехал? Тьфу, не помню.
– Сколько у вас сейчас жильцов?
– А… знает, – ответила Зина, – их приносит и уносит, словно ветром!
– Совсем не помните, кто живет в квартире?
Зина принялась яростно чесать шею. На всякий случай я отодвинулась еще дальше. Вполне вероятно, что у этой леди водятся блохи, только не хватало принести домой кожных паразитов и заразить наших собак.
– А, – махнула рукой Зина, – их и не посчитать! Вот Сашку помню, он давно живет, в ванной сидит.
Я обрадовалась. Может, незнакомый мне Александр окажется трезвым?
– Вы разрешите с ним поговорить?
– С кем? – Зина уставилась на меня мутным взором.
– С Сашей, когда он помоется.
– Ступай на лестницу, тама и жди.
– А тут нельзя?
– Давай десять рублей.
Я вытащила бумажник.
– Стой здеся, – смилостивилась Зина и ушла.
Из коридора незамедлительно понесся ее хриплый голос:
– Эй, Сашка, вылазь, хватит баниться, к тебе пришли.
– Кто? – донеслось издалека.
– Баба, – сообщила Зина.
Раздался щелчок, потом тяжелый топот, и в комнату вдвинулась гора мышц. Я попятилась. Саша выглядел устрашающе: огромные плечи, чудовищно бугристые руки, слоновьи ноги и неохватный торс, обтянутый застиранной футболкой.
– Вы ко мне? – прогудел он.
Я слегка приободрилась, кажется, мужик трезв.
– Вас Петрович прислал? – добродушно улыбаясь, продолжал Саша. – Не сомневайтесь, хорошо плитку кладу, много денег не беру, да нам, гастарбайтерам‑то, сильно дорого не платят. Как понимают, что с Украины, так сразу копейки предлагают. Вам только плиточник нужен? А тут еще Юрка в простое, он паркетчик.
Я помолчала пару мгновений, потом спросила:
– Саша, хотите сто рублей?
– За что? – удивился он, хлопая голубыми глазами. – Я задаток не беру.
– Нет, просто так.
Саша сел на жалобно застонавшую под его весом койку.
– За просто так ничего не делают, – рассудительно сказал он.
Саша сел на жалобно застонавшую под его весом койку.
– За просто так ничего не делают, – рассудительно сказал он.
– Ну не совсем так, – улыбнулась я, – ответьте мне на пару вопросов.
– Это зачем? – напрягся парень.
Я вытащила удостоверение и ткнула ему под нос.
Плиточник довольно долго шевелил губами, потом испуганно сказал:
– А я че? Ниче! У меня документы в порядке, регистрация есть. В Москве моя родственница живет, на Валовой улице, там на учет и встал, можете проверить.
– Отчего тогда у Зины койку снимаете?
Сашка вздохнул:
– Так у тети Гали однокомнатная, и в ней она сама, муж, дочка, полная коробушка. Они и рады пустить, да некуда. А тут ничего, хозяйка, правда, пьющая, но она к жильцам не вяжется, отдал деньги и спи себе.
Я решила слегка успокоить его:
– Саша, я не из того отдела, который вылавливает по Москве незаконно приехавших иностранцев. Скажите лучше, кто живет в этой комнате?
– Здесь я, – ткнул в койку корявым пальцем плиточник, – рядом Юра, у окна Таня.
– Женщина вместе с мужчинами?
Саша кивнул:
– Мы так за день накувыркаемся по квартирам, что и не разбираем, где баба, где мужик. Танюха Юркина любовь, они вместе приехали. Он паркетчик, она маляр, почти бригада.
– И давно вы тут?
– Уже полгода.
– А на этих двух кроватях?
Сашка вздрогнул:
– Разный народ, меняется постоянно. Зинка, когда оклемается, идет к вокзалу и там клиентов находит.
– И вам не страшно? – удивилась я.
– Да нет, – пожал чудовищными плечами Саша, – в основном тихий люд попадается. Мужик с бабой поругается, она его выпрет, пойдет он со злости на вокзал, а там Зинка мечется. Но такие тут долго не живут, день, два, и все. Еще с зоны часто сваливают. Через Москву домой катят, остановиться негде.
– Вот уж неприятное соседство, – вздохнула я.
– А кто же сейчас не сидел? – философски вздохнул Саша. – Какую семью ни копни, везде с автозаком знакомы. Да и приходят‑то сюда мужики, это у авторитетов и квартиры, и дачи, и машины. К Зинке бедолаги попадают, сопрут от дури мешок комбикорма – и на зону. Выйдут – жена развелась, дети папку знать не хотят, мать умерла, ну куда податься? Ясное дело, к Зинке. Впрочем, они тоже долго не задерживаются, устраиваются как‑то.
– За последний месяц кто тут был?
Саша покачал головой:
– Ну вы спросили! Разве всех упомнишь!
– Только мужчины?
– Одна баба была, с ребенком. Ее муж на любовнике поймал, ну и вытолкал на мороз, к маме она ехала, две ночи тут плакала. Остальные все парни.
– И сколько их было, не знаете?
– Не считал, да и недосуг мне. Приду, чаю попью – и на боковую, ночью покурить встану, все спят, лиц не видно. Вот в два ночи обязательно проснусь. Как пихнет кто и велит: «Вставай!» Подымлю у окошка, и хорошо. Это у меня после армии такое.
– Ничего странного не заметили?
– А чего?
– Ну… не знаю! Допустим, вы ночью проснулись, а кто‑то что‑то делает. Во сколько уходите из дому?
– Мы с Юркой и Танюхой в семь убираемся, нам на объекте в восемь быть велят, – вздохнул Сашка, – выходных нет. А насчет странного… Был тут пару недель назад чудило, с телескопом.
– С чем? – изумилась я.
Саша заулыбался:
– Некоторые люди такие странные, ну на всю голову больные. Просыпаюсь ночью, гляжу, у окна мужик стоит около какого‑то аппарата.