Все было оформлено чин‑чинарем, и она смирилась. Гриша вздохнул спокойно. Алена ни о чем не подозревала, Людочка вела себя смирно, Надя получила почти новый «Форд» – короче говоря, все были довольны и счастливы, пока тут не появилась я.
– Ну теперь, типа, поняла? – тыча в меня пальцем, поинтересовался Гриша.
Я кивнула.
– Вроде разобралась. Похоже, вы тут ни при чем.
– Проблемы опять начнутся, – гудел Гриша.
Я хотела было успокоить его. Наоборот, получается, что у Антона отец умер, и никаких хлопот. Но, похоже, Гриша боялся, что Люда теперь потребует, чтобы родной папа признал ребенка.
– Дела, – качал головой папаша, – ну какого хрена его убили? Кто? Небось долгов наделал. Не понравился мне он.
– Игорь?
– Ну да, – кивнул Гриша, – свистун. Видно, что на шмотки деньги спускает.
– Что же тут плохого? – улыбнулась я. – Молодой, хочется хорошо выглядеть.
– Так если бабок совсем нет, на хрена на барахло тратиться, – пожал плечами Гриша, – вложи их в дело, приумножь, а потом хоть на «мерсе» катайся. Нет, похоже, он не из деловых, так, болтун. Значит, тебя не Алена подослала?
– Нет, – успокоила я его, – совершенно другой человек, вы с ним незнакомы. Сейчас я уйду, и больше мы не встретимся.
– Вот и славно, – повеселел Гриша, роясь в карманах, – на, держи визитку, ща, погодь.
Из барсетки появилась золотая ручка устрашающих размеров. Гриша снял колпачок и старательно написал в углу «10%», затем поставил закорючку и, всовывая мне карточку, заявил:
– Надумаешь тачку покупать, заходи, это тебе суперскидка!
– Спасибо, – улыбнулась я, – не премину воспользоваться когда‑нибудь.
– Ну, типа, прощай, – сказал Гриша.
– Ну, типа, до свидания, – отозвалась я и ушла.
Впрочем, большинство из вещей нужно просто купить в двойном размере и оставить одну часть на даче. К слову сказать, так оно и было, пока нас не ограбили. Воры утащили все, что смогли, а оставшееся разломали и испачкали. После этого случая мы таскаем все с собой. Перед отъездом я бегу на рынок, приобретаю там безразмерные баулы, знаете, такие бело‑синие или бело‑красные, с которыми «челноки» мотаются в Турцию, и запихиваю в них все, подлежащее вывозу.
В этом году я планировала отъезд позже, чем обычно, потому что Кирюшка сдает экзамены. Поэтому представьте мое удивление, когда, вернувшись домой, я обнаружила в коридоре шеренгу туго набитых сумок и всклоченных Юлю с Магдаленой, азартно запаковывающих вещи.
– Где ты шляешься? – налетела на меня Сережкина жена. – А ну живо начинай собираться.
– Но…
– Давай, двигайся, – велела Юлечка, – завтра в девять утра едем в Алябьево.
– А ну живо начинай собираться.
– Но…
– Давай, двигайся, – велела Юлечка, – завтра в девять утра едем в Алябьево.
– Почему? Хотели же позже туда перебираться! Кирюша же экзамены сдает!
– Ничего с ним не случится, – пыхтела Юля, пытаясь закрыть молнию на очередном бауле, – на электричке пару раз в город съездит, не развалится.
– Отчего такая спешка? – недоумевала я.
Юля села на стул и устало пояснила:
– Сережка отправляется в Коктебель на фестиваль рекламы за счет своей фирмы.
– Вот повезло! – обрадовалась я. – На дармовщину отдохнет!
– Точно, – кивнула Юля, – но самое невероятное, что мой журнал посылает меня туда же в командировку!
– Такое раз в жизни случается!
– Именно, – ухмыльнулась Юлечка, – как ты одна выезжать будешь, а? От Кати толку нет.
– Вовка поможет, – бодро начала я и осеклась. Костин уехал на Селигер.
Юля встала и принялась расправлять очередную сумку.
– Завтра мы на трех машинах выедем в Алябьево, устроим вас там и со спокойной душой махнем в Коктебель.
– Мои «Жигули» в ремонте, – напомнила я.
– Поедешь на Вовкиной машине, – отрезала Юля, – а теперь ступай запаковывать кастрюли.
Я пошла на кухню, шаркая тапками, словно столетняя бабка. Надо же, я считала, что до кошмара есть еще время, а он, оказывается, уже тут как тут. Еще я не люблю ездить на Вовкиной «шестерке», потому что и со своей‑то управляюсь без всякого удовольствия. И похоже, сегодня поспать не удастся.
Ровно в восемь утра мы начали процесс запихивания тюков в багажники.
– В прошлом году было меньше вещей, – констатировал Сережка, – чего вы понабрали, а? Ерунду всякую.
– Тут только самое необходимое, – пояснила я.
– Сто семьдесят тысяч крайне нужных вещей, – бубнил он, пытаясь поднять самый большой баул, – вы прихватили чугунные батареи? Вырвали их из стены?
– Здесь кастрюли, – заявила я.
– Чтоб им сгореть, – выдохнул Сережка и водрузил сумищу на крышу «Жигулей».
Дальше пошло легче. Спустя примерно час шмотки были утрамбованы.
– Несите веревки, – велел Сережка.
– Зачем? – удивилась я.
– Лампудель, – взвыл он, – каждый год ты с тупым упорством задаешь один и тот же вопрос. Пора запомнить! Сумки, те, которые на крыше, привязывают! А теперь живо неси бечевки.
Естественно, ничего даже отдаленно похожего на шпагат у нас не нашлось, и пришлось бежать в магазин.
– Ты двигаешься со скоростью беременной черепахи, – разозлился Сережка, получив мотки, – уже половина десятого, а мы еще тут.
– Извини, – отдуваясь, оправдывалась я, – пришлось идти на проспект, потому что…
– Она же шелковая! – перебил меня Сережка. – Лампудель! Ты купила скользкие веревки!
– И что?
– Их невозможно хорошо завязать!
– Ладно, побегу искать другие, – покорно согласилась я.
– Нет уж, – категорично заявила Юлечка, – так мы до ужина не уедем, крепи этими.
– Развяжутся! – сопротивлялся Сережка.
– Нет!
– Да!!
– Нет!!!
– Да!!!!
Понимая, что сейчас супруги начнут открытые военные действия, я хотела было сказать: «Мухой слетаю за веревками», но тут вдруг Сережка вполне мирно заявил:
– Ладно, будь по‑твоему, но, если сумки слетят…
– Не слетят, – топнула ногой Юлечка, – прекрасно доедут.