– Кто? – заморгала училка.
– Специалист по сну, – объяснила я, – он Полиной Владимировной займется.
– Оооо! А мне консультацию даст? – обрадовалась Федотова. – Правда, с деньгами у меня не густо, ипотеку выплачиваю и еще…
Я вытолкнула болтунью в приемную и спросила:
– Можете принести воды?
– Конечно, – засуетилась Нина, – из-под крана или из кулера?
– Из крана, – уточнила я, быстро сообразив, что до туалета Федотовой за одну минуту не добежать.
– Лечу! – заявила Нина Максимовна.
Не успела дверь за ней захлопнуться, как я схватила со стола зеркало, поднесла его к носу Полины и потом, выйдя в приемную, набрала номер Зарецкого.
– Умерла? – вскрикнул Иван Николаевич. – Виола, вы уверены?
– Она не дышит, пульс на шее не бьется, выглядит мертвой, – объяснила я, – ничего в кабинете я не трогала, Федотову временно услала. Надо звонить в полицию.
– Нет! – отрезал Зарецкий. – Только не сейчас! Вы еще не знаете, но сегодня актер Никита, работавший в отделе обуви, выбыл из шоу, у него во время новогодних распродаж сдали нервы, начал в покупателей туфли швырять и орать на них. Виола, вам надо выстоять до конца! А полицейские приедут, начнут копать, и вас разоблачат.
Я рассердилась.
– Предлагаете оставить труп Полины в кабинете до тех пор, пока не истечет время, отведенное для дурацкого представления?
– Это не получится, – протянул Зарецкий, – я решу проблему, дайте секундочку. Ну, конечно! Виола, дорогая, вы же знаете моего приятеля Андрея Платонова?
Знаю ли я Андрюшу? С другом Зарецкого я познакомилась на дне рождения Ивана Николаевича, а потом, когда снимала дачу в Павлинове и попала в неприятную историю, обратилась к нему за помощью. С тех пор у нас сложились дружеские отношения, вчера мы с ним обедали в кафе.
– Сядьте, выдохните, сейчас примчится Андрей, – пообещал издатель и отсоединился.
Не прошло и минуты, как позвонил Платонов:
– Что у тебя?
– Труп, – вздохнула я, – директриса гимназии скончалась.
– Так и знал, что идея участвовать в шоу добром не закончится, – пробурчал Андрей. – Встань у двери и никого не пускай внутрь. Не переживай, я все улажу.
– Кто умер? – взвизгнул за спиной женский голос.
Я обернулась и увидела Нину Максимовну с пластиковым стаканчиком в руках.
– Кто умер? – повторила она, роняя стакан. – Полина?
Мысленно ругая себя за то, что забыла про отправленную в туалет Федотову, и бормоча:
– У Хатуновой, похоже, инфаркт, – я попыталась вытеснить учительницу биологии в коридор.
– Скончалась! – взвизгнула Нина. – Ужас! Горе! Беда!
– Тише, не кричите, – попросила я, вытолкнув ее, наконец, в коридор.
Федотова зарыдала, по ее лицу потекла тушь с ресниц.
– Что случилось? – спросила библиотекарь Вера Борисовна Соева, спускаясь по лестнице.
Я понизила голос до шепота.
– Полина Владимировна умерла в своем кабинете. Наверное, это инфаркт, Нине Максимовне плохо, я отведу ее в учительскую и вернусь. Кабинет Хатуновой открыт, нельзя, чтобы туда случайно заглянул какой-нибудь ученик. Можете посторожить у двери? Я прибегу через минуту, полиция уже едет.
Произнеся эту тираду, я тут же пожалела о сказанном. Сейчас Соева, как и Федотова, зарыдает, ударится в истерику. Вилка, где твоя голова? Вон же на стене кнопка вызова охраны! Нужно было нажать на нее.
Вилка, где твоя голова? Вон же на стене кнопка вызова охраны! Нужно было нажать на нее.
– Нет проблем, – неожиданно спокойно ответила Вера и исчезла за дверями приемной.
Я поразилась самообладанию библиотекарши, ткнула в красную кнопку, утащила Федотову в туалет и помогла ей умыться.
Когда мы с учительницей биологии вернулись в коридор, я увидела парня в черной форме, который входил в вестибюль.
– Охрану вызывали? – спросил он.
– Да, да, – закивала я, держа дрожащую Федотову под руку, – идите срочно в кабинет директора, отпустите Веру Борисовну и дождитесь там появления полиции, она уже в пути.
* * *
Когда Андрей появился в приемной, я кинулась к нему со словами:
– Как хорошо, что ты так быстро приехал.
Платонов не успел ничего ответить, из-за его спины показался Иван Николаевич, который мигом спросил:
– Вы на «ты»?
– Не выкать же человеку, с которым вместе работали, – удивился Андрей и повернулся ко мне. – Ты после вчерашнего обеда нормально себя чувствуешь?
– Да, – кивнула я, – но я слопала только овощи на пару, от них беды не будет.
– А у меня жуткая изжога, – пожаловался приятель, – зря креветки заказал.
На лице Зарецкого появилось выражение удивления, но быстро исчезло.
– Виола, дорогая, вам надо отдохнуть, Андрей без вас справится, потом расскажете ему, что видели. Можете уйти, или еще есть уроки?
– Нет, я закончила занятия, но надо зайти в кабинет русского языка, там осталась моя сумка. Заодно проверю, выполнил ли Обозов задание, – ответила я, ощущая, как дрожат ноги.
Со мной так всегда, в трудную минуту я собираюсь, действую разумно, и кое-кто думает, что я малоэмоциональный, даже черствый человек. Не так давно ко мне в квартиру ворвалась соседка по лестничной клетке Оля Терехина. Она рыдала во весь голос, и я с трудом поняла, что ее муж занимался мелким ремонтом и упал со стремянки. Я пошла к Терехиным, увидела, что у ее супруга сломаны обе ноги, вспомнила про пробки, решила, что «Скорая» доберется не меньше, чем через два часа, и начала действовать: нашла крепких парней, которые отнесли несчастного в мою машину, отвезла его в больницу, где работает мой приятель-травматолог, позаботилась об отдельной палате. И все это под аккомпанемент неутихающих стенаний Ольги:
– Сереженька умирает, как же я одна ипотеку выплачу.
Толку от Терехиной никакого не было, мне приходилось отвлекаться от Сергея, успокаивать ее. В конце концов сосед был прооперирован, уложен в кровать, а я вернулась домой еле живая от усталости. Через два дня, стоя у лифта, я случайно услышала громкий голос Ольги, доносившийся из-за запертой двери ее квартиры.
– Да, Тараканова помогла, думаешь, надо ей конфет купить? Ну ладно, раз ты так считаешь. А вот здесь ошибаешься, она не переживала, не нервничала, просто какой-то робот! Ни разу ни Сергея, ни меня не пожалела, я-то вся извелась от страха за мужа. Виоле же по барабану наши страдания, на удивление равнодушная баба.
В первый момент я испытала желание позвонить к Терехиной и сказать: «Я не автомат. Просто, в отличие от тебя, понимаю, что впадать в истерику, когда кому-то плохо, преступно. В такой момент надо сконцентрироваться, наступить на горло своим эмоциям и думать, как помочь человеку. У меня после того, как вернулась домой, долго тряслись ноги, пришлось выпить литр чая с вареньем, чтобы успокоиться. Я нервничала не меньше тебя, просто не позволила эмоциям взять верх над разумом». Вот и сейчас, не желая, чтобы в школе началась паника и дети узнали о смерти директрисы, я не вылетела из кабинета Хатуновой с воплем: «Умерла! Помогите».