– Я Артур Камински, – смутился он. – Я живу в Эссене.
Он осекся. Слова «я живу в Эссене» вырвались случайно, они больше не имели к нему отношения. Он вынужден был все бросить и с тех пор чувствовал себя изгоем. Единственное, что у него сейчас было, – это его профессия и поставленная задача. Он должен был победить – проигрывать ему было нельзя.
– Со мной произошел досадный несчастный случай… – попытался он объяснить ситуацию. Рана невыносимо болела.
Доктор осторожно убрала платок и осмотрела голову Камински.
– Болит?
– Нет, не очень, – соврал Камински и невольно поморщился.
Он заметил, что снова играет в сильного мужчину – этот прием, который обычно использовался, чтобы обворожить женщин, ему особенно нравился. Он наслаждался прикосновениями врача, чувствовал каждую подушечку ее пальцев на своей голове.
– Рану нужно зашить, – холодно сказала доктор Хорнштайн.
Эти слова словно пробудили Камински от сладостной дремы.
– Как это… – решительно запротестовал он. – Немного йода – и все пройдет само собой!
Врач взяла два зеркала, одно дала Камински, а второе направила на рану.
– Вот. Сами посмотрите. Рану нужно зашивать…
– А если я откажусь? – перебил ее Камински.
– Это ваш затылок, – рассмеялась врач. Глаза ее засияли, словно заходящее солнце над Нилом. – Я, конечно, не могу вас заставить, но…
– Что «но»?
– Возможно, рана и так затянется, но на этом месте уже не вырастут волосы.
Камински задумался: хоть он и поклялся не иметь дела женщинами, но остался таким же самовлюбленным.
– Ну? – настаивала на своем доктор Хорнштайн, забирая у него зеркало.
В ее голосе явственно слышались властные нотки, и симпатия, с которой Камински отнесся к докторше, рассеялась в тот же миг.
– Вы что, тогда оставите меня здесь? – нерешительно поинтересовался он.
– Нет. Если бы мы оставляли каждого с таким ранением, у нас уже не было бы свободных мест, – улыбнулась она.
Она долго осматривала пациента, потом позвала санитара и велела приготовить инъекцию обезболивающего а она наложит на рану три шва.
Камински отказался ложиться на кушетку: сам не знает почему, он снова начал играть в сильного мужчину. Ho доктор Хорнштайн уже была готова к этому. Она сделала укол для местной анестезии за правым ухом, где санитар уже выстриг небольшую проплешину вокруг раны.
Сидя в кресле, Камински пытался отвлечься от происходящего. Храмовые колоссы не выходили у него из головы. Перед глазами возникали величественные статуи, с которыми ему придется иметь дело, – гигантские произведения искусства. И это задание невольно вызывало в нем страх. Голова пошла кругом. Укол начинал действовать. На лбу выступили капли пота. Камински сжал руки, напрягся, пошевелил пальцами ног, чтобы не заснуть. Все было напрасно: блестящий пол под ним начал раскачиваться, словно па луба корабля в неспокойном море. «Только бы не потерять; сознание, – думал он. Он чертовски боялся опозориться. – Бог мой, я должен это выдержать!» Но как только он мысленно произнес эти слова, тело его обмякло и поползло вниз. Он этого даже не заметил и упал бы, если бы доктор Хорнштайн и санитар не подхватили его и не поло-кили на кушетку.
Этот короткий путь от кресла к кушетке Камински видел словно во сне. Его приятно волновало теплое тело докторши, движения ее рук и бедер. Он почувствовал себя хорошо, ощущения приходили извне очень долго. Его затылок наполнился пустотой и онемел. Он не почувствовал, как ему наложили швы.
Через несколько минут, когда Камински очнулся, повязка уже была на его голове.
Махер кивнул.
– Именно. Мы решили отказаться от постройки канала.
Немец ударил ладонью по столу, медленно поднялся и подошел к окну, скрестив руки за спиной. Выглянул наружу сквозь приоткрытые жалюзи.
Полуденная жара, почти невидимая дымка над раскаленными камнями, пронзительное стрекотание цикад на деревьях. Дурманящий запах экзотических растений проникал сквозь закрытые окна. Разительное отличие от Абу-Симбел, где пахло только песком и пылью.
– Должен признаться, – прервал тишину Михаил Антонов, – мы тоже просчитались с естественным оттоком воды. Он намного меньше, чем мы думали. Эксперты предполагали, что пустыня намного суше. И даже испарения мы не сумели точно подсчитать. Поэтому водохранилище достигнет запланированного уровня на три месяца раньше.
Якоби обернулся.
– Тогда можете забыть об Абу-Симбел! Это невыполнимая задача.
Министр пожал плечами. Казалось, угроза не впечатлила его.
– Каждый день турбины, подключенные к сети, будут давать нам двадцать пять миллионов киловатт. Вы знаете, что это значит для такой бедной страны, как Египет, профессор? Двадцать пять миллионов киловатт!
Услышав эти слова, Якоби потерял контроль над собой и заорал на египтянина:
– А знаете, что потеряет человечество, если Абу-Симбел затонет? Вы хотите прославиться так же, как Герострат, разрушивший храм Эфеса, седьмое чудо света, только чтобы стать известным? Я не хотел бы оказаться на вашем месте!
Камаль Махер порылся в кипе бумаг на столе.