—Да ладно, — кивнул Бенжамино, — ты не обязана оправдываться! — После чего он погрузился в долгое молчание.
Изнурительный путь вел через лиственные леса, то в гору, то под гору, иногда дорога становилась настолько плохой, что им приходилось вылезать и толкать фургончики и повозки. Навстречу им то и дело попадались наводящие ужас шайки крестьян. Одичавшие мужчины, числом обычно от пяти до двадцати, имели весьма жалкий вид: изодранная в лохмотья одежда, кровоточащие раны, некоторые с изуродованными руками и обрубленными ногами, замененными на деревянные чурбаны. Их возмущение было направлено не только против аристократии, в первую очередь они боролись с духовенством и засильем Церкви в светской жизни. С помощью грубой силы они пытались добиться отмены крепостной зависимости и десятины. Однако их бунты были заведомо обречены на поражение.
На полпути, в гуще букового леса, такая банда напала на цирковой обоз. Магдалена теснее прижалась к Мельхиору, не выказывавшему ни малейшего признака страха. Он шепнул Магдалене в ухо:
—Не бойся! Они нам ничего не сделают, они знают, что мы на их стороне.
И в самом деле, вскоре после того как несколько мужиков схватили под уздцы лошадей и остановили фургончики артистов, предводитель свистнул дважды, и все опустили оружие — пики и косы, ножи и топоры.
Мельхиор выпрыгнул из фургончика и с невозмутимым видом подошел к предводителю.
—Скажи своим людям, что мы бродячие артисты. А артисты всегда на вашей стороне!
—Знаю, знаю, — проворчал вожак, — вы — труппа Великого Рудольфо. Извини моих людей за несдержанность. Но в наше неспокойное время каждый встречный для нас поначалу враг. Ведь вы Рудольфо?
Услышав свое имя, Рудольфо высунул голову из повозки.
—Я— Великий Рудольфо! — Канатоходец прыжком выскочил из своей пестрой кибитки и огляделся с видом триумфатора.
—Рудольфо, Великий Рудольфо! — восхищенно выдохнули вооруженные крестьяне.
Мгновение Рудольфо наслаждался неожиданным успехом. Потом вполне серьезно заметил:
—Здорово они вас отделали! — Он подошел к молодому парню, с головы до ног перемазанному кровью. Его правая рука, а вернее, то, что от нее осталось после боя, была вправлена в трубку, сложенную из двух черепиц, связанных бечевкой, и оттуда на землю капала кровь.
—Ему еще и шестнадцати нет, — пояснил предводитель, поймав взгляд Рудольфо. — Но самое ужасное то, что все было напрасно!
Рудольфо неожиданно рявкнул, да так, что его крик эхом разнесся по лесу:
—Где этот чертов знахарь?
Тот вышел из-за повозки, ссутулившись, отчего его горб стал еще более заметен, и осмотрел обрубок руки мальчика. Он и не пытался скрыть, с каким отвращением выполнял свою миссию.
—Я же не военный лекарь, — бросил он, не поднимая глаз.
—Но мальчишка не выживет в таком состоянии!
—Да уж, это точно.
—Ну и?.. — Рудольфо рассвирепел, циркачи никогда не видели его в таком гневе. — Что ты за убогое создание! Каждый вечер поучаешь народ на рыночных площадях, заверяя, что от любой болезни существует травка, что ты способен вернуть столетним старцам мужскую силу, с помощью вероники избавить от чесотки, а обреченного на смерть с легкостью бросаешь на произвол судьбы. Ты настоящий шарлатан, а не знахарь!
Тем временем вся труппа кольцом окружила несчастного парня, знахаря, Рудольфо и предводителя повстанцев. Словно неожиданно озаренный духом христианского милосердия, знахарь деловито хлопнул в ладоши и воскликнул:
—Принесите мои сундуки и ящики из фургона! Нельзя терять ни минуты!
Кучера, принявшие близко к сердцу судьбу мальчика, мигом выгрузили знахарские инструменты на землю, и лекарь принялся обрабатывать рану.
Он окунул бесформенный корень, похожий очертаниями на фигуру толстухи, в пузырек с мутной таинственной жидкостью и осторожно прижал корешок к открытой ране. Парень вскрикнул от боли и воздел обрубок руки к небу, взывая о помощи. Когда он опустил руку, боль утихла и кровь была остановлена.
Пока знахарь молча обрабатывал рану настойкой и смешивал из дюжины разных колбочек напиток, который должен был влить в парня новую жизненную силу, предводитель, обращаясь к Рудольфо, начал свой рассказ:
—Долгое время они смертельно ненавидели друг друга — господа архиепископы и епископы, благородные каноники, маркграфы и весь этот дворянский сброд. Но когда все обернулось против нас, крестьян, они вдруг тесно сплотились. Как скот гнали нас перед собой, безжалостно вырезали и истребляли. «Колите их, режьте их!» — кричали они с ненавистью. У меня до сих пор стоит в ушах их боевой клич. Позавчера нас разбили союзные князья. Те крохи, что уцелели, вроде нас, разбежались во все стороны. Теперь прячутся в лесах или нападают на своих же, на крестьян, которые отказываются давать им еду из страха перед местью союзных князей.
Изнуренные и ослабленные, мужчины лежали на земле. Когда Рудольфо призвал свою труппу поделиться с ними съестными припасами, которые они везли в повозке с ларями, крестьяне набросились на пищу, как изголодавшие дикие звери, дрались за куски побольше, дубася друг друга, пока предводитель не привел их в чувство громким «Эй, вы!».
—И что же будет дальше? — осторожно осведомился Рудольфо у вожака, руководствуясь при этом своими собственными интересами. Ему пришла в голову мысль, что появление артистов, пожалуй, не совсем уместно в этих краях и было бы лучше объехать Вюрцбург стороной.
—А что может быть дальше? — саркастически рассмеялся вожак. — После проигранной битвы дела наши будут еще хуже, чем раньше. Что же до города Вюрцбурга и его восставших жителей, то епископ выставил им до завтрашнего утра ультиматум: они должны сдать все оружие, с каждого крестьянского двора выплатить его светлости возмещение убытков, присягнуть на верность сеньору, осудить предводителей восстания и открыть городские ворота союзным князьям.
—Ну и как, они сделают это?
Вожак пожал плечами.
—А что им остается? Если жители Вюрцбурга не подчинятся требованиям, люди епископа, как поговаривают, грозятся поджечь поля и виноградники, а всех горожан, достигших тринадцати лет, отправить на тот свет.
У Магдалены, слушавшей слова предводителя, дрожали губы. Мельхиор, взяв девушку за руку, попробовал ее успокоить:
—Артисты не считаются сторонниками повстанцев, так что нам нечего опасаться. Ты можешь не волноваться.
Знахарь между тем закончил лечение раненого мальчика и принялся убирать свои инструменты в ящики и сундуки. Тут из леса с западной стороны послышался конский топот. Болотистая лесная почва приглушала ритмичный цокот копыт, делая его похожим на удары в литавры. Вожак с открытым ртом вслушивался в приближающийся шум.
—Люди союзных князей! — выпалил он. В тот же миг повстанцы вскочили с земли и бросились бежать на восток. Последним ковылял бедолага, опиравшийся на кривую палку, а с ним парень, которого лечил знахарь.
Не успели они скрыться в чаще, как на поляне появился стройный всадник на вороном коне, за ним следовал тучный наездник, по черно-белому одеянию которого нетрудно было узнать каноника. Всадник на всем скаку осадил лошадь, так что та вздыбилась, несколько раз перебрав в воздухе передними ногами, прежде чем остановиться возле Великого Рудольфо. Каноник проделал то же самое, хотя и не столь лихо.
Пока около десятка всадников выезжали на поляну, первый спрыгнул с лошади и подошел к Рудольфо:
—Кто ты? Назови свое имя.