Развернулась на северо‑восток. Трудно поверить, что корнуоллский рыбак ошибся. Бросив взгляд на море, Сент‑Джеймс убедился в его правоте. Ошибки не было. Значит, или это не «Дейз», или придется пересмотреть все прежние умозаключения.
Прошло не меньше получаса, прежде чем вернулся Линли, за которым, не отставая, следовал Марк, а чуть дальше – рыбак. Подставив дождю спины, они остановились возле «Остина», о чем‑то разговаривая, рыбак при этом бурно жестикулировал. Линли кивнул один раз, искоса поглядел на юго‑запад и, прокричав что‑то, направился к «Роверу». За ним – Марк Пенеллин. Сложив все, что у них было в руках, в багажник, они буквально ввалились в машину – совершенно промокшие.
– Лодка разбита. – Линли задыхался, словно после пробежки. – Еще час, и от нее ничего не останется.
– «Дейз»?
– Вне всяких сомнений.
Впереди взревел «Остин». Он развернулся и уехал, оставив их одних на скале. Линли смотрел во тьму. Дождь заливал лобовое стекло.
– Что‑нибудь узнал?
– Почти ничего. В сумерках, говорят, показалась лодка. Очевидно, этот дурак хотел проскочить камни на высокой волне и войти в бухту, как делали другие.
– Видел кто‑нибудь, как она села на камни?
– Пять человек работали на стапелях. Заметив неладное, они кликнули других и пошли посмотреть, нельзя ли чем‑нибудь помочь. Знаешь рыбаков. У них заведено помогать людям, попавшим в беду. Но на палубе никого не было.
– Как так?
Сент‑Джеймс тотчас пожалел о своем вопросе. У него возникли два объяснения, прежде чем Линли или Марк успели произнести хоть слово.
– Людей смыло за борт, ведь шторм нешуточный, – сказал Марк. – Только зазеваешься, не наденешь спасательный жилет, усомнишься, что делать дальше…
– Питер знает, что делать, – резко перебил его Линли.
– Томми, люди иногда паникуют, – заметил Сент‑Джеймс.
Линли ответил не сразу, словно обдумывая слова Сент‑Джеймса. Глядя в окошко мимо своего друга, он видел тропу, которая вела к краю скалы. Вода с волос стекала ему на лоб. Он вытер ее.
– Он мог уйти вниз. Он может все еще быть внизу. Они оба могут быть там.
Это не сиюминутная отговорка, подумал Сент‑Джеймс, и вполне согласуется с положением яхты. Если Питер был под кайфом, когда принимал решение взять лодку, а он наверняка был под кайфом, если взял лодку, несмотря на приближающийся шторм, то и дальнейшие решения он принимал на фоне спутанного сознания. Ничего удивительного, если под кокаином он считал себя неуязвимым, непобедимым, защищенным даже от стихии. Тогда и шторм был для него не предметом опасений, а источником возбуждения.
С другой стороны, он мог взять лодку в отчаянии. Если Питеру нужно было сбежать, чтобы не отвечать на вопросы по поводу смерти Мика Кэмбри и Джастина Брука, он мог бы подумать, будто самое лучшее – взять яхту. На земле его обязательно кто‑нибудь да заметил бы. У него не было машины. Ему пришлось бы голосовать. А ведь с ним еще и Саша, так что водитель наверняка вспомнил бы обоих, если бы полицейские стали его допрашивать. Питер ведь не дурак.
Однако и положение яхты, и ее поломка предполагали нечто другое, нежели бегство.
Линли включил зажигание. Мотор ожил.
– Завтра я собираю людей, – сказал он. – Будем искать.
***
Леди Ашертон встретила их в северо‑западном коридоре, где они собирались оставить плащи и фуфайки. Она стояла, прижав руку открытой ладонью к груди, словно защищаясь от предстоящего удара. Другой рукой она вцепилась в накинутую на плечи красно‑черную шаль, которая подчеркивала цвет ее лица и цвет платья. Тонкая шаль была нужна ей больше для защиты от неведомого, чем для тепла, и ее била дрожь то ли от холода, то ли от волнения.
Леди Ашертон была очень бледной, и Линли подумал, что в первый раз его мать выглядит на все свои пятьдесят шесть лет.
– В моей комнате накрыт кофе, – сказала она.
Линли видел, как Сент‑Джеймс переводит взгляд с него на его мать и обратно, и, отлично зная своего друга, предугадал его решение. Пора было рассказать матери о Питере, причем самое худшее. Надо подготовить ее к тому, что она может услышать в ближайшие дни. Но сделать это в присутствии Сент‑Джеймса он не мог, как бы ему ни хотелось, чтобы его друг был рядом в такую минуту.
– Мне надо посмотреть, как там Сидни, – сказал Сент‑Джеймс. – Спущусь позже.
Северо‑западная лестница находилась поблизости, за углом, если идти от ружейной комнаты, и Сент‑Джеймс исчез в этом направлении. Оставшись наедине с матерью, Линли не знал, с чего начать, и начал с того, что сказал, словно был гостем в собственном доме:
– Я бы выпил кофе. Спасибо.
Леди Ашертон направилась к себе, и Линли обратил внимание на то, как она идет – высоко подняв голову и отведя назад плечи. Ему было ясно, что за этим стоит. Кто бы ни увидел ее – Ходж, повар, одна из горничных, – она и виду не подаст, что сама не своя от страха. Ее управляющего арестовали по подозрению в убийстве, один из гостей умер ночью, младший сын пропал, а со старшим сыном она не разговаривает по‑человечески уже больше пятнадцати лет. Как бы это ни мучило ее, вида она не подавала. Если за дверью, обитой зеленым сукном, и сплетничали от души, она ничем не заслужила наказания Всевышнего.
Они шли по коридору, который опоясывал весь дом. В восточном конце дневная комната графини была заперта на ключ, и когда леди Ашертон распахнула дверь, из‑за стола вскочил человек, ломая сигарету в пепельнице.
– Что‑нибудь нашли? – спросил Родерик Тренэр‑роу.
Линли помедлил на пороге. Он тотчас вспомнил, что промок до нитки. Брюки липли к ногам. Рубашка обтягивала грудь и плечи, и воротничок больно тер шею сзади. Даже носки промокли. Хотя он и надевал сапоги, спускаясь к морю, потом он снял их, а припарковавшись возле дома, умудрился влезть в лужу, выходя из машины.
Ему хотелось уйти. Ему хотелось переодеться. Но вместо этого он шагнул в комнату и приблизился к подносу на колесиках, стоявшему возле письменного стола. Взял в руки кофейник.
– Томми! – позвала леди Ашертон, сев на самый неудобный стул в комнате.
Линли взял чашку и направился к дивану. Тренэр‑роу остался возле камина. В нем горел огонь, но недостаточный, чтобы проникнуть сквозь мокрую одежду и согреть Линли, который кивком головы дал понять, что слышал вопрос, однако не произнес ни слова. Ему хотелось, чтобы Тренэр‑роу ушел. Еще не хватало откровенничать перед ним насчет Питера. Однако Линли знал, что стоит ему попросить о разговоре с матерью наедине, и оба неправильно его поймут. Очевидно, что доктор был в комнате матери по ее просьбе. Это не был официальный визит, который Тренэр‑роу теперь продлевал ради плотских радостей, во всяком случае, на его лице читалась озабоченность, когда он смотрел на леди Ашертон. У Линли как будто не было выбора. Он потер лоб и провел рукой по мокрым волосам.
– На яхте никого нет. По крайней мере, мы никого не видели. Возможно, они в каюте.
– Кого‑нибудь вызвали?
– Вы имеете в виду спасательный корабль? – Линли покачал головой. – Яхта слишком быстро уходит под воду. Никакой спасатель не успел бы.
– Его не могло смыть волной?
Они говорили о ее сыне, но точно в таком же тоне они могли обсуждать восстановительные работы в саду после бури. Оставалось только удивляться внешнему спокойствию леди Ашертон. Однако ей удавалось сохранять его, только пока Линли не ответил на последний вопрос:
– Пока неизвестно. Может быть, они с Сашей были в каюте.